Проблема правозаконности власти
Абстрактность и безличность, равно как и другие основополагающие атрибуты современного демократического государства, наиболее отчетливо проявляются в принципе правозаконности, являющемся первоосновой правового государства. Как показывает исторический опыт, власть варьируется от состояния полной анархии до жесточайшей диктатуры. В сущности неразрешимая антиномия между ними делает достижение более или менее приемлемого положения между этими двумя крайностями весьма трудным делом.
Можно привести множество примеров, свидетельствующих о том, что всякая анархия, беспорядок, революция кончается установлением самых крайних форм всевластия. Когда перестают действовать внутренние обязательства, в действие вступают внешние формы, призванные обеспечить организационные принципы. Существует своего рода закономерность: чем меньше мы способны обуздывать свои внутренние стихии, тем больше вероятность их обуздания и подавления извне помимо нашей воли и желаний. Если в обществе господствуют нетерпимость, анархия, хаос, война всех против всех, то рано или поздно это кончается установлением той или иной формы диктатуры. А диктатура, в свою очередь, ведет к полному подавлению всех проявлений свободы.
В Новое время более или менее приемлемое решение данной проблемы было найдено на путях создания политической демократии и правового государства. Как уже отмечалось, государство основано на силе, но в правовом государстве эта сила узаконена, более того, она строго подчинена нормам права. Отвергая постановку вопроса о первичности права государству или наоборот, германский правовед Г. Хенкель не без оснований утверждал, что "государство есть право как нормирующая деятельность, а право есть государство как нормированное состояние".
Иными словами, в правовом государстве они взаимно предполагают и дополняют друг друга. Государство становится правовым именно потому, что оно подпадает под власть права. С этой точки зрения можно, по-видимому, говорить, что праву принадлежит приоритет перед государством и вслед за Л. Дюги утверждать, что "государство есть не что иное, как сила, отданная на служение праву".
В правовом государстве четко и точно определены как формы, пути и механизмы деятельности государства, так и пределы свободы граждан, гарантируемые правом. Это значит, что государство связано правом, оно вправе разрабатывать и принимать тот или иной закон, но само, в свою очередь, обязано действовать в рамках этого закона, подчиняться ему.
Иначе говоря, государство, издавшее закон, обязано уважать этот закон до тех пор, пока он существует и продолжает действовать, хотя оно и правомочно его пересмотреть или даже отменить. Более того, оно подсудно своему собственному суду и может быть осуждено им. Именно это в значительной мере обеспечивает правовой характер государства.
Отцам-основателям либерального мировоззрения принадлежит идея о том, что в государстве должны властвовать не отдельные личности, а право и законы. Задача государства состоит в том, чтобы регулировать отношения между свободными гражданами на основе строгого соблюдения права и законов, которые призваны гарантировать свободу личности, неприкосновенность собственности и другие права человека и гражданина.
В правовом государстве только законно избранное правительство правомочно применять силу в качестве инструмента принуждения. Как подчеркивал немецкий правовед XIX в. Р. фон Иеринг, право никогда не может заменить или вытеснить основной стихии государства – силы. Слабость власти есть смертельный грех государства, она зачастую в глазах людей менее простительна, чем жестокость и произвол со стороны государства. Неслучайно, что, например, в мусульманском мире Средневековья был весьма популярен хадис: "имам-деспот лучше смуты". В Европе в период религиозных войн формировалось убеждение в том, что даже тирания лучше Гражданской войны, ввергающей народ в хаос.
И действительно, нередко для большинства людей бывает важнее эффективность и дееспособность власти в обеспечении порядка в обществе, нежели ее легитимность и демократичность. Именно в силу слабости власти, ее неспособности защищать интересы как своих граждан, так и национально-государственные интересы Веймарская республика рухнула под натиском национал-социалистического движения, установившего в Германии самую свирепую тираническую диктатуру. Точно так же во многом из анархии периода Гражданской войны в нашей стране родился не менее тиранический большевистский режим.
В данном контексте правовое государство призвано достичь более или менее приемлемую гармонию между властью государства и принципом правовой самостоятельности подвластного. Задача, прямо скажем, весьма трудная, особенно если учесть антиномичность отношений власти и права. "Власть, – писал Б. П. Вышеславцев, – стремится сбросить с себя оковы права и всегда получает известную сферу, непроницаемую для права. Право всегда стремится подчинить себе власть, сделать ее ненужной, ибо право есть, по своей идее, взаимодействие свободных и равных лиц, есть идея безвластной организации"[1].
Если власть в принципе содержит в себе момент бесконтрольности и произвола, то право нс признает их. Во власти всегда есть бесправие, а в праве – безвластие, но это отнюдь не значит, что право и власть несовместимы и исключают друг друга. В действительности они не только взаимоисключают, но и взаимно дополняют друг друга.
Из всего сказанного следует, что в правовом государстве должен господствовать закон, а не люди, функции государства состоят в регулировании отношений между гражданами на основе закона. При таком понимании сила государства, на которой оно основано, законна лишь в том случае, если она применяется в строгом соответствии с правом, если она всецело служит праву. Причем закон, каким бы суровым он ни был, обязывая отдельного гражданина к соблюдению общепринятых правил поведения, в то же время ставит четко очерченные границы прерогативам государства в отношении индивидуальной свободы.
Именно при таком подходе свободу можно рассматривать как право каждого индивида делать то, что позволяют законы. В правовом государстве законы имеют одинаковую силу для всех без исключения членов общества, независимо от их социального, политического или иного статуса, защита отдельного человека от власти и произвола соответствует защите всех. Поэтому личное право невозможно без гарантии в политическом праве, уравновешивающем всех друг перед другом. Как писал К. Ясперс, "даже величайшие заслуги перед государством не являются основанием неприкосновенности власти индивидуума. Человек остается человеком, и даже лучший из людей может стать опасным, если его власть не сдерживается определенными ограничениями"[2].
Прочная власть – это власть плюс законность. Ее прочность зависит как от ее эффективности, так и от законности. В этом контексте следует провести различие между законом и правозаконностью. Но для понимания этого положения необходимо осознание различий между законом и правом, что не всегда имеет место.
Например, австралийско-американский правовед и фило- сов Г. Кельзен утверждал, что, поскольку законность есть формальное соответствие правовым нормам, всякое государство есть правопорядок и, соответственно, правовое государство.
Верно, что закон представляет собой важный инструмент и атрибут любого государства, обеспечивающим его универсальность. Он обладает некоторой формой всеобщности в том смысле, что его правомерность и авторитет должны признать все и, соответственно, все должны ему подчиняться. Как справедливо подчеркивал В. П. Вышеславцев, "закон есть первая субстанция власти. Все великие властители и цари были прежде всего законодателями (Соломон, Моисей, Наполеон, Юстиниан). В законе и через закон власть существенно изменяется: она перестает быть произволом и становится всеобще-обязательной нормой"[3].
Тем нс менее, если принять позицию Кельзена, то любой закон, принимаемый в любом государстве, по логике вещей надо признать правозаконным. В целом трудно себе представить государство без законов и без определенных правовых норм. В этом плане любое государство есть определенный законом правопорядок. Мы говорим о римском праве, но в то же время исходим из того, что правовое государство – это исторический феномен, возникший на известном этапе исторического развития западного общества, а именно в Новое время с возникновением буржуазных общественных отношений. Это по сути дела означает, что республиканский и императорский Рим имел право, правопорядок, но в то же время нс был правовым государством.
В данной связи обращает на себя внимание тот факт, что выражение lex Romanae можно передавать и как римский закон и как римское право. Здесь нет сколько-нибудь четкого разграничения между понятиями права и закона, между правом и государством. В этом плане все древние и средневековые государства имели законы и правопорядок, при этом еще не будучи правовыми государствами. Причем это относится ко всем без исключения формам правления, будь то деспотической, аристократической, олигархической, республиканской. То же самое относится и к современным тоталитарным государствам, которые зиждились на беззастенчивом нарушении основополагающих прав человека.
Правозаконность предполагает, что государство может принять, регулировать, модифицировать и исправлять законы не самочинно, а лишь в известных, установленных правом ограниченных пределах. Одним из первых эту мысль Т. Гоббс сформулировал так: никакие решения "предыдущих судей, какие когда-либо были, – не могут стать законом, если они противоречат естественному праву"[4] .
Но история Нового и Новейшего времени знает немало примеров, когда этот принцип явно или неявно нарушался. Даже в условиях демократии большинство может действовать законно и вместе с тем нарушая принципы правозаконности и справедливости. Поэтому ряд исследователей совершенно справедливо указывали на то, что демократия способна привести к установлению самой жесткой диктатуры. Об этом убедительно свидетельствуют перипетии прихода к власти в Германии А. Гитлера в 1933 г.
В тоталитарном же государстве действия аппарата насилия, как правило, не ограничиваются какими бы то ни было заранее установленными правовыми и законодательными нормами и правилами. В условиях персонификации политических режимов, отождествления государства с личностями конкретных вождей или фюреров, как в СССР, так и в нацистской Германии, право и закон служили режиму, а не наоборот. Поставленные на обслуживание партийнополитических и идеологических целей руководителей КПСС и НСДАП, они слишком часто приносились в жертву политической, идеологической, революционной или какой- либо иной целесообразности, или по соображениям обеспечения национально-государственных, классовых и других интересов. Следует отметить, что эти моменты могут быть фиксированы в законе, указе или постановлении правительства или какого-либо другого государственного органа, но от этого их действия отнюдь не станут правозаконными. В принципе можно узаконить любой орган, любой режим, по при этом не делая их правозаконными.