Проблема демаркации, или Что такое наука?
Вопросу, "что такое наука", посвящена обширная литература. Однако, как и в случае с терминами "знание"[1], "истина", все дело в понятии, т.е. смысле этого явления. Мы не будем приводить в данной книге все определения термина "наука". Если не брать в расчет бытовое значение этого слова – "его пример другим наука"[2], то это слово обычно употребляют:
1) в отношении деятельности по приобретению знаний. Причем предполагается (как мы отмечали в параграфе 2.2), что эти знания получают согласно гносеологическим стандартам, принятым в сообществе людей, которые называют себя (или их называют) учеными;
2) в отношении организованной совокупности знаний, полученной путем описанной выше деятельности.
Современная наука включает в себя сотни научных дисциплин или конкретных наук. Собственно науки классифицируются по разным основаниям.
По объекту изучения науки разделяют на естественные и общественные.
Естественные науки, или просто естествознание, изучают предметы и явления неорганического, растительного и животного мира. К их числу относятся физика, астрономия, химия, биология, география, геология и т.п. Все они разделяются на три большие группы в зависимости от предмета изучения.
Общественные науки исследуют различные стороны и институты человеческого общества, их возникновение, функционирование и взаимоотношения между ними. К их числу относятся история, социология, экономика, языкознание, юриспруденция и т.п.
С точки зрения методов получения знаний науки подразделяются на эмпирические и формальные. Эмпирическими Гот греч. empeiria – опыт) называют науки, в которых получаемые знания основаны на изучении видимых явлений и могут быть подтверждены опытом. В области так называемых формальных наук опыты в принципе невозможны. Это математика, логика, в том числе и философия. В отличие от эмпирических наук знания получаются методом a priori (до опыта), т.е. путем ассоциаций и рассуждений (reasoning)[3]. Совершенно очевидно, что достижения в области естествознания и обществоведения во многом основаны на достижениях формальных наук, позволяющих формировать гипотезы и теории, обнаруживать закономерности существования и развития окружающего мира.
Типичным стало разделение на фундаментальную и прикладную науку. Считается, что фундаментальная наука получает теоретические знания, которые могут быть приспособлены в результате прикладных исследований к определенным человеческим потребностям. В связи с этим в последние десятилетия XX в. стремительно формируется особый класс технических наук, изучающих искусственные устройства, созданные человеком, и способы их совершенствования.
Конечно, резких границ между этими группами наук провести нельзя. Куда, например, отнести антропологию или экономическую географию? А современная физика, как мы уже говорили, в значительной степени утратила возможность подтверждать теории экспериментами. В конце XX в. возникла тенденция к объединению и синтезу различных наук, к появлению новых научных дисциплин на стыках ранее существовавших наук. Появились области знаний, имеющих общенаучное, трансдисциплинарное значение, – теория систем, структурно-функциональный подход, синергетика и т.п.
В предыдущих параграфах мы показали, что деятельность по приобретению знаний – это познавательный процесс (cognition), включающий в себя восприятие, накопление фактов, анализ, обобщение, ассоциацию и рассуждение. Полученные знания представляют собой объяснение (explanation) и обеспечивают уверенное понимание (understanding) действительности, позволяющее прогнозировать (prognostication) развитие объекта и использовать это понимание для своих целей, т.е. "нет ничего практичнее хорошей теории", которая позволяет достичь поставленной цели.
Однако одного указания на цель научной деятельности еще недостаточно для того, чтобы отличить науку от других сфер духовной деятельности, также претендующих на обладание истиной – от мифа, магии, религии, от многообразных псевдонаук. Для этого нужно попытаться найти еще какие-то черты науки, научного знания, которые были бы присущи только им и отсутствовали у других форм и результатов духовной деятельности. Проблема нахождения четких критериев, позволяющих отличить науку от других видов духовной деятельности, называется проблемой демаркации. Более столетия ученые и философы науки пытались найти решение этой проблемы.
Критерии научности знаний. Долгое время отличительную особенность научного знания видели в его обоснованности фактами, экспериментальными данными или наблюдениями, а специфическим методом науки считали индукцию – переход от отдельных фактов к обобщениям. Считалось, что сначала ученый собирает факты, накапливает наблюдения, затем обобщает их в законах или теориях. Например, датский астроном Тихо де Браге более 20 лет наблюдал движение планет и фиксировал их положение на небосводе. Он накопил громадный эмпирический материал. Опираясь на этот материал и собственные наблюдения, И. Кеплер вывел законы движения планет вокруг Солнца. В свою очередь, И. Ньютон обобщил результаты Галилея и Кеплера, создав классическую механику. Будучи обобщением эмпирических данных, научная теория находит свое подтверждение в них. И вот именно подтверждаемость научного знания – теорией, законов – фактами или эмпирическими данными и считалась его отличительной особенностью. Наука ищет и находит подтверждение своих теорий, и этим она отличается от других форм духовной деятельности. Все это в значительной мере справедливо. С достижениями науки связаны громадные технические завоевания. Однако подтверждаемость эмпирическими данными или успешными техническими применениями не решает проблемы демаркации – не позволяет четко отделить науку от ненауки. Как показывает история познания, многие ложные, ненаучные идеи и концепции находили подтверждения. Как мы уже упоминали, учение Птолемея ежедневно подтверждается наблюдением всех людей: мы видим, что именно Солнце ходит вокруг Земли. Астрология и алхимия опирались на громадный эмпирический материал. Считать ли их науками? Хиромантия находит многочисленные подтверждения. Паровая машина была создана на основе ложной теории тепло рода. Да что далеко ходить: рассуждения о "летающих тарелках" (НЛО) ныне опираются на тысячи наблюдений. Но можно ли на этом основании считать их научными? Нет, простое эмпирическое подтверждение некоторых идей или концепций еще не дает нам права считать их научными.
Известный британский философ XX в. К. Поппер предложил другое решение проблемы демаркации. Научное знание говорит о мире, об отдельных его областях или сторонах, оно стремится описать мир так, как он существует сам по себе. Но в своих попытках дать истинное описание мира наука может ошибаться, ибо невероятно, чтобы мы могли сразу и без труда узнать, каков мир на самом деле и каким он должен быть. Если бы истина давалась нам без труда, наука была бы попросту не нужна. В том-то и дело, что путь к истине труден и длинен, поэтому ученые затрачивают много сил, прежде чем достичь истины. Но если наука говорит о мире и далеко не сразу приходит к истине, то отсюда вытекает, что в каждой научной теории, в каждом научном утверждении содержится элемент риска: они могут оказаться неверными, и опыт, эксперимент, наблюдение могут их опровергнуть. Вот этот элемент риска, способность в принципе опровергаться эмпирическими данными и является, по мнению Поппера, отличительной особенностью научного знания.
Любая, даже самая абсурдная идея способна найти подтверждение. Вспомним, что в свое время учение о ведьмах находило многочисленные подтверждения: многие женщины искренне признавались в том, что они ведьмы. По-видимому, нынешние астрологические прогнозы также подтверждаются. Но если некоторая идея или концепция находит одни лишь подтверждения, то возникает подозрение: а говорит ли она о мире, пытается ли описать то, как должно быть, т.е. является ли она научной? Может быть, эта идея выражает лишь наше отношение к миру, наши вкусы, оценки, является системой взаимосвязанных определений, а вовсе не описанием мира, претендующим на истинность? Если так, то идея лежит вне науки, так как наука стремится к истинному описанию мира. Но если нам все-таки удастся сказать, какие факты, экспериментальные данные, наблюдения способны опровергнуть нашу теорию (концепцию, тезис), то тем самым мы дадим обоснование ее научности. Например, вы утверждаете, что в этом мире жизнь идет "чем дальше, тем хуже". И этому вы найдете многочисленные подтверждения. Но если вы хотите, чтобы ваше утверждение считали научным, вы должны сказать, при наличии каких событий вы готовы от него отказаться. Способность быть опровергнутой опытом – вот что отличает научную концепцию от ненаучной.
Увы, опровержимость, как и подтверждаемость, не дает нам возможности провести четкую демаркационную линию между наукой и ненаукой. Дело в том, что многие научные теории нельзя опровергнуть с помощью опыта или эксперимента. Прежде всего, конечно, это относится к математическому знанию. Когда мы утверждаем, что два плюс два равно четырем, нам и в голову не придет обращаться к опыту за подтверждением или опровержением этого арифметического равенства. И даже если кто-то укажет нам, что сложение двух кроликов с двумя волками вовсе не дает четырех животных, мы не сочтем наше равенство опровергнутым. Мы скажем, что утверждения математики непосредственно относятся к числам, линиям, точкам, функциям, структурам и лишь опосредованно – к реальности. Поэтому их нельзя непосредственно опровергнуть опытом. Но многие научные теории таковы: они непосредственно говорят не о самой реальности, а о некоторых абстрактных идеальных объектах. Поэтому их нельзя прямо столкнуть с опытом, экспериментом. О трудностях экспериментальной проверки положений в других науках мы также уже упоминали.
Попытка опереться на экспериментальное подтверждение или опровержение не дает нам возможности отделить науку от ненауки. Тем не менее эмпирическая проверяемость, дающая подтверждение или опровержение наших концепций, является важнейшей чертой научного знания. Конечно, в науке есть идеи и теории, которые нельзя проверить опытом, экспериментом. Однако во многих случаях этот критерий все-таки позволяет отделить научные построения от идеологических, политических, религиозных спекуляций. Если вы никак не можете подтвердить свою концепцию фактами, то правомерно усомниться в ее научности. Если все вокруг подтверждает вашу идею и не видно, что могло бы ее опровергнуть, то скорее всего она лежит вне науки.
Эмпирическая проверяемость является важнейшим критерием научности. Но к нему добавляют еще некоторые дополнительные признаки науки. В частности, американский историк науки Т. Кун попытался обосновать мысль о том, что наука отличается от других форм духовной деятельности наличием "парадигмы" – фундаментальной теории, которую принимает сообщество ученых. Скажем, многие экономисты принимают классическую экономическую теорию; все физики принимают законы сохранения и начала термодинамики, специальную теорию относительности и квантовую теорию; биологи принимают законы Менделя; химики соглашаются с периодическим законом Менделеева и т.п. Отсюда можно заключить, что если в некоторой области духовной деятельности сложилось единство взглядов, выделилась некоторая общепризнанная совокупность знаний и методов, то эта область становится наукой. А вот, скажем, в сфере искусства такого единства нет. Если вдруг все художники начнут подражать манере Модильяни или Пикассо, скульпторы примутся ваять как Эрнст Неизвестный или как Зураб Церетели, а писатели будут стараться как можно более точно воспроизводить манеру и язык Льва Толстого, искусство сразу же умрет.
Сюда же можно добавить наличие особого языка. Каждая научная дисциплина в своем развитии вырабатывает систему понятий, относящихся к изучаемому фрагменту или аспекту реального мира. Термодинамика пользуется иными понятиями, нежели механика; химия имеет свой словарь: химический элемент, валентность, катализатор, основание, кислота и т.п.; понятия биологических наук почти ничего общего не имеют с понятиями экономики или лингвистики. Именно поэтому, для того чтобы стать ученым, специалистом в некоторой области науки, студент вынужден много сил затратить на усвоение языка избранной им дисциплины. Этим объясняется также, почему ученые разных областей науки редко собираются вместе: они говорят на разных языках и не понимают друг друга. Таким образом, наличие особого языка – одна из характерных черт зрелой научной дисциплины.
Тем не менее можно повторить, что и наличие парадигмы, и выработка специального языка еще не гарантируют, что мы имеем дело с наукой. В сущности, это свидетельствует лишь о том, что некоторая сфера человеческой деятельности приобрела достаточно высокую степень специализации, и чтобы заниматься этой деятельностью, нужно усвоить особый язык и специальные принципы. Однако воровская шайка, пользующаяся языком, непонятным для посторонних, и исповедующая общий принцип насильственного обогащения, не становится благодаря этому сообществом ученых.
Еще одним критерием отличия науки от ненауки является способность науки дать объяснение и предсказание явлений действительности на основе обобщения предварительно систематизированной совокупности фактов, что вытекает из функции научной теории. Но объяснением и предсказанием действительности занимаются многие люди и самыми разными способами, от гадания на внутренностях убитого животного до предсказаний погоды. Заметьте, что эти предсказания (кроме явного жульничества) основываются на предварительно систематизированной совокупности факторов, например хиромантия или астрология. Как говорят биографы И. Кеплера, большим подспорьем этому ученому было составление гороскопов. Для того чтобы отличить гадания от научного предсказания, т.е. прогнозирования, обязательным условием предсказания и объяснения является научная картина мира. При этом для большинства ученых, в основном представителей естественных наук, научная картина предполагает понимание мира (мировоззрение) как объективной реальности, независимой от разума, в том числе и высшего. То есть мир такой, какой он есть. Но философский вопрос: "Откуда взялся этот мир?" Для объяснения действительности люди вынуждены прибегать к абстракции. Либо утверждать, что мир вечен и бесконечен, либо выдвигать гипотезу Большого взрыва и т.д. Это абсолютно умозрительный, абстрактный образ мира в сознании человека, такой же, как и Бог, Высший разум, или три кита, или три слона, на которых покоится земная твердь. На уровне специальных знаний применялись абстракции типа теплорода, философского камня, идеального газа и т.п. И знания, полученные на основе этих абстракций, на определенном этапе развития человечества удовлетворительным образом объясняли действительность. Очевидно, что разница лишь в степени, уровне абстрагирования и формализации объекта. С другой стороны, абсолютно очевидно, что землетрясения и цунами объективно существуют, существовали до нас и их деятельность не зависит от человеческого разума. Тем не менее предварительная систематизация данных о землетрясениях и цунами пока не дает возможности прогнозировать их появление. Несмотря на этот явный недостаток никто не называет, например, сейсмологию лже- или паранаукой.
Вопрос о том, что такое наука, как точно отличить науку от ненауки, так и не получил до сих пор строгого решения. Но в рамках лингвистических формул "знания", "истины" и "правды" мы можем яснее осознать природу "бессилия" описанных выше критериев науки.
Так как знания являются интерсубъективной правдой, т.е. принятым большинством образом того, "как это есть в реальной действительности", в отличие от того, "как это должно быть в действительности", то в стремлении к истине всегда останутся сомнительные случаи, для которых описанные выше критерии научности будут бессильны. "Бессилие" критериев является следствием различия между правдой и истиной. Но именно это различие создает условия для развития науки, для возникновения новых научных дисциплин, познания новых, ранее неизвестных объектов, предметов (признаков) и явлений. В этом смысле, если система знаний развивается, то ее можно назвать научной.