Природа гениальности

Любая жизнь – драма и трагедия. Трагическое одиночество – удел жизни и смерти любого человека, где бы и когда бы он ни жил. И чем острее и глубже переживается эта трагедия, тем более открыт человек к творчеству. Поэтому вряд ли состоятельны концепции, увязывающие творческую гениальность с этническими, политическими, а то и географическими факторами. Иногда, например, связывают гениальность с бескрайними просторами, величием исторической судьбы народа, крайностями политического и духовного радикализма, житейским неблагополучием и неустроенностью, общим дискомфортом быта, нравственной сомнительностью самой личности. На этой почве обычно и вырастают идеи "великого народа" с его "великой исторической миссией".

Сущность и природа гениальности, так же как и творчества, вообще не вовне, а в сердце души. Источник бытия, свободы и творчества един – столь же един, сколь и вечен, хотя может быть различной силы. У разного времени различные потребности в творческих личностях. Недаром целые эпохи кажутся серыми от "бесцветия" человеческих душ, а то вдруг взрываются фейерверком гениальностей.

Тем не менее творчество и гениальность – категории внеисторические. Известная русская поэтесса Марина Цветаева говорила: "Почвенность, народность, национальность, расовость, классовость – и сама современность, которую творят, – все это только поверхность, первый или седьмой слой кожи, из которой поэт только и делает, что лезет". Или она же, только еще жестче: "Всякий поэт по существу эмигрант... из Бессмертья во время, невозвращенец в свое небо". Творец, художник, гений – всегда маргинал, вываливающийся и выпадающий, если не выдирающийся из "здесь и сейчас". Это Человек, стоящий перед лицом предельных границ человеческого бытия, перед лицом Вечности, Вселенной, Смерти, Свободы, Бога.

Творчество и гениальность не от технического мастерства и даже не от способности воплотить замысел. Эти качества рационалистичны именно в "техническом" плане. В плане технологической рациональности гений вполне может быть злодеем, там он лишь мера умения, эффективности. Овладев умением, не становятся гениями. Это путь пушкинского Сальери: "поверить алгеброй гармонию". Но человеческий разум в этом бессилен. Недаром в западноевропейской культуре тема гения и творчества имеет столь неоднозначный характер (Фауст, Франкенштейн).

Другой путь – гений пушкинского Моцарта. Это путь сопричастности гармоничному целому мира, естественная, если не инстинктивная, связь с природными стихиями, противоположная рассудочному прагматизму. Гений – сын естества и естественности. Он светел и щедр. Он – воплощение добра, гармонии и Абсолюта. Как пушкинский Моцарт: "Гений и злодейство – две вещи несовместные", потому как происходят из разных миров. Несовместимы сами эти миры. Гениальность – не мера и степень. Это качество, которое нс имеет количественных градаций, – либо оно есть, либо его нет. "Трещина в бытии проходит через сердце поэта", и он работой своей души, своего разума восстанавливает утраченную гармонию мира или строит новую, открывшуюся ему. И дальше ему остается описать эту гармонию в научных понятиях или записать ее нотами, или выразить в рисунке и красках. Гений космичен, это единство с творящей целостностью мира не может не быть нравственным, противостоящим уничтожению и злодейству.

Жизнь есть творчество, а творчество есть жизнь. Творчество может питаться только от самобытности. Оно не столько творчество культуры, жизнь в искусстве, сколько искусство жизни, "создание" собственного бытия. Как говорится, "не историю надо делать, а биографии, из которых в конечном итоге и складывается история". Единство личностного бытия предстает единством сюжета жизни, а сама личность – творцом, лепящим и чеканящим свою собственную жизнь, вплетающуюся в общую ткань бытия.