Принятие неопределенности как антитеза редукционизму в психологии

В отечественной методологии проблема построения психологического объяснения тесно связана с проблемами специфики теоретических обобщений и их множественности в психологии. Л. С. Выготский дал одно из "определений века", характеризующее настойчивость психологов в поиске единого объяснительного принципа как основы любых психологических объяснений объективной потребностью в нем и вытекающим из этого закономерным редукционизмом: "...и именно потому, что такой принцип нужен и что его нет, отдельные части принципа занимают его место" [Выготский, 1982, т. 1, с. 309]. А. В. Юревич обосновал, что, во-первых, потребность в таком едином принципе связана отнюдь не с его отсутствием, а с другими – методологическими – причинами, в частности сжатостью пространства психологических объяснений запретом на различные виды редукционизма (сверху – социального, снизу – физиологического). Во-вторых, он дал критику форсированного монизма в психологии, проявляющегося в поиске "единственно правильной" теории или ведущей категории в психологических объяснениях. "Единого объяснительного принципа нет ни в одной науке, а наука, объединенная вокруг такого принципа, выглядела бы очень догматично, нежизнеспособно и вообще больше напоминала бы не науку, а религиозный фундаментализм" [Юревич А. В., 2006, с. 105].

Статья автора, предложившего идею прогрессивного развития психологии на пути редукционизма, вышла в "Психологическом журнале" в разделе дискуссий. Выдвинутое в ней положение – о благотворном характере редукционистских объяснений в психологии намеренно пересекалось с идеей Выготского о благотворном влиянии кризиса в психологии. Тогда Выготским была выражена мысль о том, что кризис можно рассматривать и в позитивном контексте – как отрефлексированный вызов, задающий необходимость его преодоления.

Содержательное оправдание "благотворности" редукционизма было обосновано апелляцией к возможностям системного подхода: "...принцип системности, прошедший естественный отбор временем, радикальным изменением идеологического контекста и сменой ключевых фигур нашей психологической науки, может быть сформулирован в виде необходимости в психологии многоуровневых объяснений, объединяющих разные уровни причинности. Ведь психика – это не просто система, а суперпоция, т.е. взаимоналожение разноуровневых систем – феноменологической, социальной, психофизиологической и др." (выделено А. Ю.) [Юревич А. Ю., 2006, с. 106].

Постановка проблемы взаимопроникновения разных уровней причинности – сравнительно новая и достаточно сложная задача, в решении которой видится один из путей преодоления простых объяснительных схем, а точнее – постулата непосредственности во множестве его вариантов понимания психологической причинности. Идея многоуровневости – как психологической реальности, так и обобщений в теоретических психологических объяснениях – развивается в современных концепциях в различных областях психологии. Но она совсем не обязательно предполагает выход объяснения за рамки психологических систем или взаимодополнительность психологических и непсихологических объяснений.

Нельзя смешивать системные представления как полагающие те или иные структуры в разные плоскости (и уровни) психологической реальности (эта онтологизация – единственно общее, что было в понимании психологических систем у таких разных авторов, как Л. С. Выготский и Б. Ф. Ломов) и как системное построение самих объяснений в психологии. Познавательный и онтологический аспекты в теоретико-эмпирическом исследовании далеко не совпадают, что можно было бы специально демонстрировать на примерах исследований в разных психологических школах.

Во "взаимоналоженных разноуровневых" причинных системах психологическим объяснением должна быть выделена его часть, имманентная предмету изучения. Выход же за рамки психологического объяснения – на основе принципов системности и дополнительности (другой принцип, включаемый иногда в расширительные трактовки психологического объяснения – вне ее конструктов и теорий) – трудно рассматривать в качестве критериев прогресса психологического знания, поскольку это означает размывание предмета психологии, возвращающее иными путями к редукционизму, более подробное представление вариантов которого в психологии было дано в гл. 7.

Принцип неопределенности может быть противопоставлен – в качестве ведущего в построении психологических объяснений – именно традиционной трактовке принципа системности и новой трактовке "необходимости" редукционизма в психологии.

Редукционизм не может рассматриваться как ведущий путь изменений в типах психологических объяснений. Во- первых, наличие редукционистских объяснений того или иного толка не решает проблемы оценки не редукционистских объяснений, которые накапливаются в психологии и требуют соотнесения с ними. Во-вторых, конкретные примеры, демонстрирующие валидность того или иного типа объяснений, и теории верхнего уровня не могут опровергать друг друга (иное дело в эксперименте, с его принципом фальсификации). Третье возражение исходит из позиции, что методология частных наук может развиваться только в рамках понятий именно этой конкретной науки, а не быть привнесенной откуда-то (сбоку или сверху, но извне психологического знания).

Если исходить из этой позиции, то апелляция к редукционистским объяснительным теориям должна рассматриваться как регресс психологического знания. Сведение психологического объяснения к редукционистскому на основе апелляций к другому уровню систем (по отношению к которым функционируют психологические системы) возможно только на основе неразличения системного подхода в вариантах его развития как принципа конкретно-научной методологии и его понимания в общей теории систем. Если принцип системности многократно (и вполне мультипарадигмально) представлен в психологических работах и прекрасно работает в другом частнонаучном знании, то это не может служить основанием рассмотрения его как принципа, позволяющего смешивать выделяемые разными науками предметы изучения. Во всяком случае это требует специального обсуждения и не может служить объяснением "полезности" редукционизма.

Расширение категориального аппарата психологии и представление ряда ее теорий как перешедших на стадию неклассических – характеризующихся принятием неклассического идеала рациональности – разрушает перспективу построения единого объяснительного принципа в психологии. Множественность теорий и множественность принципов в построении психологического объяснения, т.е. гносеологический контекст принципа неопределенности – то, что можно противопоставлять идее редукционизма в психологии.

Философия и методология науки также развиваются, как и теоретический мир психологии. В рамках новых направлений возможны методологические находки, не вытекающие прямо из уже накопленной системы знаний. Развитие научной мысли предполагает возникновение новых категорий, прорывы в обобщениях, конструирование новыми методами новой изучаемой реальности и переосмысление предмета изучения. И нет никаких оснований переносить прежние методологические платформы на те новые реалии, которые даже не предполагались "разработчиками" этих (прежних) методологических путей познания. Полагать, что история психологии может рассматриваться как "методологический эксперимент" – это значит считать, что из прошлого в будущее проложены все наметки возможных познавательных противоречий (разрешению которых и служит методологический эксперимент), что принципиально новых проблем и качественно новых стадий в научном познании быть не может. Это значит предполагать закрытость теоретического мира психологии. К такому пониманию ведут монизм (единомыслие) и редукционизм. Напротив, принцип неопределенности предполагает открытость мира теорий, а значит, плюрализм мышления и диалогичность, критическое сопоставление теоретических направлений в психологии (а отнюдь не рядоположенность научных и ненаучных взглядов, что предлагают постпозитивистские подходы).

В заключение следует отметить, что принятие принципа неопределенности не означает отказа от тех методологических завоеваний психологии, которые сыграли в ней продуктивную роль. Это в первую очередь связано с освоением в отечественной психологии марксистской методологии и развитием на ее основе деятельностных подходов. Другое дело, что, как мы показали в гл. 11, апелляция к Марксу может идти и в иных направлениях, чем было принято в идеологическом монизме советского периода. Так, работы М. К. Мамардашвили осуществляли иное прочтение "марксова мышления" – как первого примера неклассической философии. Раскрытие перспектив психологического конструктивизма и развитие новых исследовательских методов также будут существенно изменять мир психологических теорий, как поступательное развитие психологического знания в рамках сложившихся подходов.