Принцип недопустимости ссылки на должностное положение
Статья 27 Римского статута МУС предусматривает, казалось бы, безусловный отказ от иммунитета при решении вопроса о привлечении к Международному уголовному суду лиц, пользующихся таковым на основании "общего" международного права, и в частности положений п. 1 ст. 31 Венской конвенции о дипломатических сношениях от 18 апреля 1961 г.
Вместе с тем в целях решения данного вопроса изначально следует определиться в юридической природе и основаниях возникновения иммунитета отдельных лиц. Возможно сформулировать следующие их вариации.
1. Функциональный иммунитет (ratione materiae) и личный иммунитет (ratione personae). В первом случае акты поведения отдельных лиц рассматриваются как акты действия государства, функции которого выполняет данное лицо, и данный иммунитет нс ограничен во времени. В то же время личный иммунитет предоставляется лицам, свобода действий которых в международных отношениях является существенной для функционирования их государств (главы государств, дипломаты, министры иностранных дел, в ряде государств – члены правительства и высших органов власти). В отличие от функционального иммунитета, личный прекращается с завершением исполнения лицом официальных (должностных) полномочий.
Тот факт, что лицо совершает преступление, действуя в своем официальном качестве, неприменим в международном уголовном праве. В этом отношении Римский статут МУС следует ранее сформулированным Нюрнбергским и Токийским трибуналами принципам, подтвержденным решениями Международного трибунала по бывшей Югославии (далее –МТБЮ) и Международного трибунала по Руанде (далее – МТР)[1], в соответствии с которыми принципы международного права, предоставляющие в определенных случаях защиту представителям государств, не могут применяться к деяниям, признаваемыми международным уголовным правом в качестве преступных. Лица, совершающие такие преступления, не могут "прятаться" за свое должностное положение, чтобы избежать наказания. В противном случае при наличии иммунитета лица, облеченные высшей властью государства, могли бы пользоваться абсолютной защитой от любых самых ужасных преступлений против гуманитарного права[2].
Примечательно, что в контексте преступлений по международному праву функциональный иммунитет неприменим не только в отношении судебных разбирательств в международных уголовных судах, но и в национальных правовых системах. Показательной является аргументация решения палаты лордов парламента Великобритании в деле Пиночета, арестованного в ходе его пребывания в Лондоне в 1998 г. по ходатайству Испании. Судьи, кроме прочего, пришли к заключению о непредоставлении Пиночету иммунитета, поскольку использование предполагаемых пыток по приказу Пиночета не могло относиться к деятельности главы государства и входить в круг его полномочий[3].
Таким образом, вопросы ответственности лиц, пользующихся как ratione materiae, так и ratione personae по международному праву, решены в пользу международного уголовного права по тому основанию, что интересы защиты эффективного и комплексного уголовного преследования за преступления против гуманитарного права выше интересов защиты государственного суверенитета и функционирования межгосударственных отношений[4].
2. По уровню акта, предоставляющего иммунитет, выделяются: иммунитет, основанный на внутреннем праве государства; вытекающий из отдельных межгосударственных (как привило, двусторонних) соглашений; а также из международно-правовых актов.
Иммунитет, следующий из национального права, является препятствием лишь для уголовного преследования на внутригосударственном уровне в период исполнения лицами соответствующих официальных полномочий (в силу ratione personae) и прекращается после истечения срока таких полномочий. В контексте международного уголовного права данный вид иммунитета релевантным не является[5].
Кроме того, международное право знает ряд конвенциональных документов, регулирующих вопросы межгосударственных сношений и процедуры привлечения к ответственности официальных представителей другого государства. К таким документам прежде всего следует отнести Венскую конвенцию о дипломатических сношениях от 18 апреля 1961 г., Венскую конвенцию о консульских сношениях от 24 апреля 1963 г. и Конвенцию о специальных миссиях от 8 декабря 1969 г., вводящих ограничения на привлечение к уголовной ответственности лиц в рамках осуществления ими межгосударственных отношений. Применительно к порядку реализации уголовного преследования в рамках Международного уголовного суда данное "противоречие" полностью разрешается положениями комментируемой ст. 27 Римского статута МУС, лишая указанных лиц подобного иммунитета.
Что же касается положений межгосударственных двусторонних договоров о выдаче лиц Международному уголовному суду, то данный вопрос следует рассмотреть в контексте "конкуренции" ст. 27 и 98 Римского статута МУС, который лежит в плоскости соотношений иммунитетов материального и процессуального.
3. Материальный иммунитет определяет вопросы основания уголовной ответственности в зависимости от должностного положения (статуса) лица, в то время как процессуальный – регламентирует процедурные аспекты осуществления такого уголовного преследования.
На первый взгляд можно усмотреть внутреннюю коллизию положений Римского статута МУС, закрепленных в ст. 27, отрицающей наличие иммунитета для привлечения к уголовной ответственности за международные преступления, и ст. 98, не позволяющей Международному уголовному суду обращаться за правовой помощью к государству (в том числе и в части выдачи лиц Суду), если совершение действий при оказании такой помощи противоречит его обязательствам перед другими государствами. Однако конкуренция является мнимой ввиду разноаспектности регулируемых отношений.
Положения ст. 98 Римского статута МУС были включены в него с учетом уже существующих межгосударственных соглашений, чтобы не препятствовать его ратификации. Следуя рекомендациям Пособия для ратификации и имплементации Римского статута МУС, ст. 98 применяется только в том случае, если запрашиваемое государство может доказать, что меры, которые просит его принять Международный уголовный суд, вынудят его нарушить то или иное обязательство по международному праву. Государство не может ссылаться на положение своего национального законодательства, которое предоставляет тому или иному лицу иммунитет в отношении передачи. При этом Суд должен следить за тем, чтобы не обращаться к государству с просьбой поступать таким образом, чтобы нарушались его международные обязательства. Однако если Суд определит, что иммунитет существует, он может направить просьбу о передаче только тогда, когда предварительно заручится поддержкой со стороны государства, гражданином которого является обвиняемый. Лишь в этом случае запрашиваемое государство сможет передать это лицо, не нарушая своих международных обязательств, которые должно соблюдать в соответствии с Венской конвенцией о дипломатических сношениях и наличием договоров с другим государством о запрете выдачи лиц Международному уголовному суду.
Таким образом, процессуальный аспект института иммунитета, закрепленный в ст. 98 Римского статута МУС, особенно при его предоставлении странами, не являющимися участником Статута, способен создать существенные препоны в реализации положений ст. 27, что вызывает серьезные опасения ввиду того, что это противоречит целям международного уголовного права[6].