Право удержания

Практически все, только что рассказанное о залоговом праве, в полной мере приложимо и к праву удержания, с той, разве только, разницей, что вопрос о его вещной природе вызывает еще большие дискуссии и сомнения, чем залог. Адекватным отражением этого обстоятельства является несогласованность позиций наших соавторов. Так, Е. А. Суханов, ссылаясь на то, что (1) по содержанию оно "аналогично правам залогодержателя", (2) сохраняется при смене собственника, (3) подлежит абсолютной защите а также (4) прямо отнесено к ограниченным вещным правам в ГК Швейцарии и Чехии, безоговорочно считает право удержания ограниченным вещным правом. В. С. Ем высказывается осторожнее: право удержания (1) реализуется самостоятельно управомоченным лицом, (2) его ОГЛАВЛЕНИЕ императивно определено законом, (3) оно сохраняется при переходе права собственности на удерживаемую вещь к другому лицу, а также (4) "...отвечает и некоторым другим (хотя и не всем) признакам вещных прав" (выделено мной — В. Б.). "Является", "представляет собой" и "отвечает признакам" (да еще и не всем!) — конечно же, не одно и то же.

Разберемся с высказанными аргументами.

Все соображения проф. Суханова в том или ином виде уже разбирались применительно к иным вещным правам[1]. Мог бы получить значение аргумент, относящийся к содержанию права удержания, если бы ОГЛАВЛЕНИЕ залогового права не трактовалось ученым как возможность преимущественного перед другими кредиторами присвоения стоимости предмета залога — возможность совершения юридических действий, не имеющая к вещным правам никакого отношения. Абсолютная защита — не признак, а следствие такого признака права удержания, как его абсолютность; наконец, свойство следования вполне может быть признаком не только вещных, но и обязательственных прав. Итого: разобранная аргументация никак не может убедить непредвзятого читателя в вещно-правовой природе права удержания; скорее, напротив — способна его в этом разубедить и заставить считать право удержания сводящимся к преимущественной кредиторской экзекуции ценностей должника, только не специально переданных ему (как при залоге), а случайно у него оказавшихся.

Как ни странно, но гораздо лучше убеждает в вещно-правовой природе права удержания внешне более осторожная и менее определенная аргументация В. С. Ема. Самостоятельная реализация этого права управомоченным лицом, несомненно, рождает предположение в пользу его абсолютной природы. Но чтобы это предположение превратилось в уверенность, нужно знать ОГЛАВЛЕНИЕ возможных действий управомоченного лица, а также — объект их приложения. Относительно содержания В. С. Ем говорит, что оно императивно определено законом и воспроизводит норму п. 1 ст. 359 ГК, определяющую это ОГЛАВЛЕНИЕ как возможность кредитора "...удерживать вещь, подлежащую передаче должнику ...до тех пор, пока соответствующее обязательство не будет исполнено"; относительно объекта — то, что таковым может быть "...только вещь, которая является собственностью должника... т.е. чужая для кредитора вещь"; "...вещь, принадлежащая должнику на праве собственности или ином титуле".

Итак, право удержания — это право на чужую (по отношению к управомоченному лицу) вещь, реализуемое активными действиями управомоченного, которые выражаются в его фактическом господстве над этой вещью, в его владении ею, в ее удержании. Казалось бы, что же еще нужно (упоминание о праве следования мы отбрасываем, как излишнее)? Оказывается, нужно: по мнению В. С. Ема право удержания "...отвечает и некоторым другим (хотя и не всем) признакам вещных прав". Что за признаки имеются в виду и каким же из них оно "отвечает", а каким нет — этот вопрос ученый не разъясняет.

Из последующего изложения можно предположительно заключить, что под признаками, которым право удержания "не отвечает", имелись в виду, во-первых, возможность его возникновения и существования в отношении недвижимого имущества без государственной регистрации, во-вторых, возможность установления права удержания в отношении не только индивидуально определенных, но и вещей, определенных родовыми признаками, и, наконец, в-третьих, тот факт, что "...право удержания вещи коренным образом отличается от права залога". Что здесь можно сказать?

Констатировав первое отличие, сам же В. С. Ем сослался на ряд случаев, когда независимо от государственной регистрации возникает не только права удержания (с его сомнительной вещной природой), но и право собственности на недвижимость, в принадлежности которого к числу вещных прав уж конечно же не может быть никаких сомнений. Можно спорить, в чем тут дело, в частности, о том, как правильно обосновать исключения из правила обязательного внесения прав на недвижимость в государственный реестр прав[2], но не подлежит сомнению тот факт, что отсутствие необходимости в государственной регистрации того или другого права, хотя бы и абсолютного, хотя бы и на недвижимые вещи, ни абсолютности права не устраняет, ни из числа вещных не исключает. Это и естественно, ибо государственная регистрация прав на недвижимость — не причина, по которой их признают вещными, а следствие того, что они являются таковыми — следствие их вещной природы, соединенной с особенными свойствами объекта.

Указание на возможность удержания родовых вещей начисто стирает все то, что было написано о его объекте ранее и основано, как нам кажется, на недоразумении. Если верно утверждение, что объектом права удержания является чужая по отношению к ретентору вещь, то это значит, объект права удержания обязательно должен быть индивидуализирован. "Чужая" для ретентора предполагает, что удерживаемая вещь должна быть "своей" для должника; но как можно сказать "своя" (т.е. принадлежащая на праве собственности) про вещь родовую? Объектом права собственности, равно как и любых вообще абсолютных прав, могут быть только индивидуально-определенные вещи. Приводимый В. С. Емом пример с удержанием хранителем зерна, подлежащего выдаче по договору иррегулярного хранения поклажедателю, не оплатившему расходы по хранению, не представляет собой удержания. Это — случай задержания исполнения обязательства, осуществляемого на основании ст. 328 ГК.

"Коренные отличия" права удержания от права залога на поверку сводятся к одному-единственному "отличию": "...залог обеспечивает требования кредитора... до момента нарушения должником обеспеченного залогом обязательства. Право удержания обеспечивает требования кредитора уже после нарушения должником обеспечиваемого обязательства...". Да, это верно, но исключает ли это обстоятельство вещную природу права удержания? Никоим образом; иной ответ означал бы добавление к числу признаков ограниченных вещных прав новой дополнительной характеристики, нечто вроде их исключительно регулятивного (но не охранительного!) назначения. Подобного признака в составе понятия вещных прав не выделяют не только ни В. С. Ем, ни Е. А. Суханов, но и вовсе ни один из известных нам ученых. Кроме того, памятуя о том, что действительным ОГЛАВЛЕНИЕм залогового права является, уж конечно, не преимущественное присвоение выручки от реализации его объекта, а возможность фактического господства над ним (владения предметом залога), которая и у залогодержателя возникает не ранее наступления оснований для обращения взыскания на заложенное имущество (за исключением случаев заклада), можно увидеть, что отмеченное "отличие" права удержания от права залога является не таким уж и "коренным".

Таким образом, остаются два аргумента в пользу вещной природы права удержания: (1) его ОГЛАВЛЕНИЕ — возможность ретентора владеть (непосредственно господствовать) над объектом и (2) его объект, коим может быть индивидуально определенная вещь. Но это и есть два необходимых признака всякого вещного права; следовательно, право удержания право вещное. Поскольку же оно устанавливается на чужую для своего обладателя вещь, оно — ограниченное вещное.