Лекция 8. ПРАВО, ГОСУДАРСТВО И ЭКОНОМИКА

В марксистской науке господствовало положение о первенстве, главенстве базиса над надстройкой, и юристы последовательно исходили из того, что развитие производительных сил и производственных отношений объективно обуславливает все политические и правовые формы. Правда, в трудах советских ученых указывалось на большие возможности социалистического государства и права эффективно воздействовать на экономику. И это вполне понятно: с октября 1917 г. утверждается беспрекословная практика тоталитарного переустройства экономической жизни.

Уязвимость взглядов советских юристов на соотношение права и экономики состояла в том, что применительно к социалистическому обществу подчеркивался принципиально иной характер этого соотношения. В таком случае должен был следовать вывод (которого, разумеется, никто не делал), что пли наше право, или наша экономика представляют собой нечто иное, нежели экономика и право в общепринятом их значении.

В современных условиях стала совершенно очевидной декларативность многих прежних положений, стало понятно, что желаемое сознательно или бессознательно выдавалось за действительное. Плановое хозяйствование далеко не всегда направлялось на удовлетворение потребностей граждан, не было и провозглашенного гармоничного пропорционального роста производительных сил. Воздействие государства испытывали и производство, и обращение, и потребление. Помимо того, что столь широкая сфера воздействия сама по себе сомнительна, экономическая деятельность государства была далека от подлинно научного обоснования и направлялась не столько законом, сколько партийными директивами и подзаконными актами.

Общая схема соотношения экономики и права представлялась следующим образом: право есть концентрированное выражение политики, а политика - концентрированное выражение экономики. Однако такая схема не учитывала многих реалий: во-первых, в праве выражается не только политика, но и многое другое; во-вторых, государственная политика не может сводиться к политике одной политической партии, как это имело место и всеми одобрялось; в-третьих, политика в первую очередь выражала интересы правящих группировок, а не народа, не потребности экономики.

В силу идеологических причин предпочтение в руководстве экономикой отдавалось преимущественно командно-административным методам проведения правовых норм в жизнь. Отнюдь не экономические методы, а прямое государственное руководство, в том числе кооперативными организациями, составляло суть правового режима.

Не один раз в стране провозглашались экономические реформы и имитировалось их выполнение. Порой они декларировались в партийно-государственных директивах, но уступали место прежнему командному регулированию экономики. План, как известно, рассматривался в качестве закона, и с помощью такого "закона" часто предписывалось производить никому не нужные товары, капитальные вложения омертвлялись, распылялись, а диспропорции между различными отраслями производства увеличивались. Но зато система классовых регуляторов экономики позволяла кормиться тысячам управленцев, для которых собственные интересы становились важнее интересов дела.

Объявление плана законом совмещалось с практикой, когда министерствам и ведомствам в порядке исключения было разрешено не выполнять отдельные плановые задания и требования законодательства. Широкие компетенционные нормы позволяли управленческим структурам обходить законы, издавать распорядительные акты, руководствуясь собственной выгодой. Тем самым правовое регулирование вытеснялось регулированием с помощью оперативных актов индивидуального характера. Множественность, пробельность и противоречивость правового регулирования экономики - характерная черта советской действительности, не изжитая до настоящего времени.

В качестве преимущества марксистско-ленинского подхода к решению экономических вопросов неизменно называлась его научность. В целом соглашаясь с верностью данной характеристики, следует указать, что факт идеологизации теории и методологии зачастую делал сомнительным в научном отношении любые выводы и рекомендации.