Права хозяйствования (окончание)

Не будем более мистифицировать читателя: расскажем о своем взгляде на права хозяйственного ведения и оперативного управления.

Мы полагаем, что действующее законодательство, а именно — абз. 2 п. 1 ст. 295 и п. 2 ст. 298 ГК — прямо разрешает унитарным предприятиям и учреждениям, т.е. субъектам прав хозяйственного ведения и оперативного управления, преследовать свой собственный эгоистический интерес, заключающийся в ведении деятельности, направленной на извлечение прибыли, не подлежащей изъятию собственника. Допущение такой возможности является своеобразной платой собственника за те функции, цели и задания, которыми он обременяет возможности владения и пользования своим имуществом. Если эти функции, цели и задачи реализуются и исправно выполняются, то у собственника нет никаких оснований запретить или ограничить преследование предприятием или учреждением собственного интереса в том числе и с использованием чужого для них имущества.

Если под этим имуществом разуметь конкретные вещи, то никаких препятствий для признания прав хозяйственного ведения и оперативного управления ограниченными вещными правами — мерой экономически необходимого участия в чужом имуществе — нет и быть не может. Право хозяйственного ведения и право оперативного управления могут быть классифицированы именно как ограниченные вещные права и определены как права, ОГЛАВЛЕНИЕм которых являются правомочия владения и пользования чужими вещами, ограниченные в приобретении специальным субъектным составом, а в осуществлении — целями, заданиями и правомочиями собственника.

Почему мы не включили в ОГЛАВЛЕНИЕ прав хозяйственного ведения и оперативного управления возможность распоряжения их объектами? По той же причине, по какой мы не сделали этого в случае с правами залога и удержания. Возможность распоряжения имеет здесь своим объектом не вещь, а чужое право собственности. Такая возможность — возможность распоряжения субъективным правом — не может входить в состав иного субъективного права, поскольку субъективные права приурочиваются к своим носителям с помощью не субъективных же прав, а при посредстве правоспособности. Это означает, что с приобретением кем-либо той или иной вещи на праве хозяйственного ведения или праве оперативного управления от правоспособности собственника "отпочковывается" производная составляющая, которая перемещается в состав правоспособности носителя ограниченного вещного права. Подтверждением этому является тот факт, что пресловутое правомочие распоряжения соединяется далеко не со всеми вариантами ограниченных вещных прав в равной степени, касается не всех объектов в равной мере и может быть реализована па разных условиях, однако, несмотря на все эти различия разнообразные виды субъективных прав все-таки не перестают быть ограниченными вещными.

Итоговый вывод может быть следующим: отнесение всех девяти рассмотренных здесь субъективных прав — сервитутных, пожизненного наследуемого владения земельным участком, постоянного (бессрочного) пользования земельным участком, права члена семьи собственника жилого помещения, пожизненного пользования, залога, удержания, хозяйственного ведения и оперативного управления — к числу ограниченных вещных является вполне основательным. Вместе с тем, причины, по которым то или другое право отнесено к этой категории Е. Л. Сухановым (и, отчасти, В. С. Емом), оказываются всякий раз различными. Это свидетельствует о том, что обоснованные было определения вещных прав в целом и ограниченных вещных прав в особенности фактически оставлены без применения.

Больше того, в трактовке Е. А. Суханова и В. С. Ема выходит, что одни и те же факторы могут подтверждать вещную природу одних субъективных прав, но не выполнять этой же роли применительно к другим субъективным правам. Это обстоятельство свидетельствует о том, что определение тех или других субъективных прав как ограниченных вещных недостаточно обосновано. В итоге мы имеем столь же "верный" ответ, который получается у учащихся, стремящихся отделаться простой видимостью "решения", подогнанного под заранее известный правильный результат. По-видимому, просто было нужно, чтобы некоторые субъективные права оказались вещными, — вот они ими и "оказались".

Почему это могло быть "нужно" и какие же, в действительности, соображения, руководили ученым, когда он одни права квалифицировал как вещные, а другим — отказывал в такой квалификации? Бог его знает; можно лишь предположить, что одни права "становились" вещными исходя из классической (римской, русской дореволюционной, зарубежной), либо господствующей доктрины (в особенности это объяснение приложимо к праву собственности, сервитутам, залогу и удержанию), другие — в силу указания законодательства (земельные и жилищные). Впрочем, последняя причина не помешала профессору высказать сомнения в причислении к числу вещных таких прав, как право хозяйственного ведения и право оперативного управления. Видимо, здесь решающую роль сыграли конъюнктурные факторы, соображения "текущего момента": переход к рыночной экономике и гражданскому обществу должен сопровождаться размежеванием с пережитками плановой экономики и тоталитарного общества.

Конечно, с вещной природой таких прав, как право собственности, сервитуты, права пожизненного наследуемого владения и постоянного (бессрочного) пользования земельным участком спорить достаточно сложно. По этой причине с настоящей аргументацией наверное, и вправду можно было бы "не париться", ограничившись одной только видимостью аргументации. Но с другими-то правами все далеко не так однозначно, как, быть может, хотелось бы кому-нибудь себе представлять! Не имея точных критериев отнесения субъективных прав к вещным, наделать ошибок в квалификации субъективных нрав, о природе которых пока не имеется ни господствующего суждения, ни законодательного указания, ни аргументов "текущего момента" — проще простого. Лучшим доказательством этому могут служить рассуждения, разбираемые ниже.