Повествовательность в городской литературе

Жанровый репертуар средневековой повествовательной словесности очень разнообразен: допускаются любые предметы изображения, невзирая на их высокий или низкий характер, на их светскость или духовность содержания... Так что само многообразие, ничего не исключающее и все принимающее в себя, есть черта важная и отличающая городскую литературу. Кроме него, пожалуй, есть лишь одно общее качество у этого изменчивого множества сюжетов и форм – их речевой характер.

Город есть место наиболее полного взаимодействия не только разных средневековых культур, но и разных жанров. Их разнообразие как раз и обеспечено небывалой дотоле сложностью, подвижностью форм общения. Жанр – это речевая форма, форма высказывания, стремящаяся к устойчивости и одновременно доказывающая продуктивность своей способностью к переменам. Жанр меняется по мере того, как меняется контекст разговора, его предмет и отношение к нему говорящего.

Слово в городе столь же разнообразно, сколь и постоянно меняющийся ритм жизненных ситуаций, в которых каждый раз говорящий получает нового собеседника и на него настраивает свою речь. Старый эпический поэт принадлежал сюжету, сливался с ним. Теперешний городской рассказчик самим тоном заявляет свое право на сочиненную им или только подхваченную, передаваемую историю. Эта свобода колеблется в зависимости от сюжета, но в целом слово резко осовременивается. Даже там, где жанр принадлежит литературе, т.е. письменности, а сюжет заимствуется из высокой сферы культуры, как в новеллистических сборниках, ощутимо присутствие рассказчика. Рассказчика, порой пытающегося имитировать важный строй эпической или письменной речи, делающего это не очень ловко и слишком простодушно, однако и этим проговаривающегося о своем присутствии.

Так, по письменно сохраненной части городской культуры мы можем судить, сколь важным был в ней фактор устности или, если воспользоваться термином французского ученого Поля Зюмтора, – озвученности (vocalite). Существование средневекового человека, особенно в городе, протекало па людях: и в доме, где жили скученно, и в церкви, где слушали проповедь, молились, и на улице или на площади, где всех подхватывал карнавал. Уединение и внутренняя сосредоточенность составляли особый стиль жизни и означали принадлежность к другой культуре, побуждали закрыться от мира в келье монастыря. Существование мирского человека было по преимуществу внешним, ничто не оставалось про себя, даже читать про себя не умели – читали вслух, проговаривая, озвучивая текст.

Городская жизнь оставалась всеобщей, коллективной по своему характеру – универсальной и озвученной для всех произносимым словом. Вера озвучивалась проповедью и даже, как мы видели, театрализовалась действием. Память – устной передачей, рассказом. Жонглеры, помимо эпических песен о героях, начинают складывать и исполнять фаблио – забавные истории, общее название которых пошло от ассоциации с латинскими баснями (fabula). Сходство состояло в обязательной фабульности – иначе зачем бы рассказывать историю?

О чем рассказывать? Здесь предоставлялась полная свобода выбора – лишь бы не скучно, поэтому сюжетный диапазон широко колебался, что можно заключить и по названиям: "Об Аристотеле", "О трех рыцарях и рубахе", "Поп в ларе из-под сала", "О Буренке, поповской корове"... Жанровое соседство Буренки с Аристотелем оправдывалось единством тона, которым повествовалось и о том, и о другом. Это было единое пространство речевого сознания, по-детски заинтересованного, пытливого и согласного слушать обо всем, давнем и недавнем, высоком и низком, а, впрочем, такое различие едва ли и проводилось. Иерархия ценностей устанавливалась только лишь по нравственной шкале - между плохим и хорошим. Аристотель в фаблио оказывался стоящим довольно низко, ибо проповедовал императору Александру воздержание от любви, но сам не устоял перед соблазном хорошенькой девчонки и попал в глупое положение. Что до Буренки – она лишь повод для морали о вознаграждаемой Богом щедрости.

Без морали пока что не обходится ни один жанр. Это способ жанрового завершения, без которого рассказ не может считаться состоявшимся, ибо в нем еще нет смысла. Для средневекового человека сама действительность была поводом для иносказания, для угадывания – что же скрывается за нею? Способам ее прочтения учили в школе, по обыкновению того времени составляя незамысловатые стишки-подсказки, например:

Litera gesta docet,

Quid credas, allegoria,

Moralia, quid agas,

Quod tendas, anagogia.

Речь идет о четырех основных уровнях смысла: буквальный повествует о том, что случилось; аллегорический о том, во что следует верить; моральный – как следует поступать; анагогический, высший смысл, открывает истину – к чему мы устремлены. Этот последний уровень присутствует лишь в священных сочинениях, но все остальные так или иначе сопровождают любое повествование.

От жанра к жанру, правда, меняется внутренняя структура смысла. Бестиарий непосредственно предполагает умение перейти от буквального прочтения к тому, что скрыто за поверхностью, в данном случае – за повадками зверя. В животном эпосе, самый прославленный образец которого – "Роман о Лисе", смысловое пространство возникает при наложении звериных повадок на нравы и обычаи феодального общества, таким образом обретая игровую наглядность и сниженную комичность. Фаблио же чаще всего простодушно рассказывает историю, чтобы, не вдаваясь в сверхсложные истолкования, сделать из случившегося моральный вывод, который очевиден, но который все же нелишне время от времени еще раз напомнить.

В целом можно сказать, что городская культура Средневековья порождает культуру разговорного речевого слова, будучи изначально с ним связанной в большей мере, чем с обрядовым, песенным, проповедническим или письменным. Эти речевые формы также не отвергнуты (ибо нс отвергается ничего!), но они погружены в атмосферу непосредственно живого общения и окрашены ею. Так, перешедшая на площадь бывшая литургическая драма не дает забыть, что теперь она не часть службы, а часть городского праздника, а ее автор – жонглер, с таким же успехом сочиняющий фаблио. Речевая подвижность повествовательной точки зрения несет в себе игровое начало, родственное драматическому жанру.

Круг понятий и проблем

Характер городской культуры, универсальность, озвученность, иносказательность, карнавальность.

Уровни иносказательного смысла: аллегорический, моральный, анагогический.

Задание для самоконтроля

Дайте характеристику жанрам: фаблио, бестиарий, новелла, животный эпос.