Постструктурализм и деконструктивизм

Постструктурализм и деконструктивизм крайне неоднородное направление, возникшее как реакция на классическую эстетику XX в., в особенности на структурализм. Критика структурализма отчасти велась "изнутри"; так классик структурализма Р. Барт сам подверг ревизии свои взгляды. Постструктурализм пошел по линии отвержения любых универсальных категорий (или вообще категорий и систем, претендующих на широкое обобщение). Постмодернизм в очередной раз подверг критике все основополагающие представления европейской философии, а постструктуралистская эстетика попыталась дискредитировать все классические эстетические теории. Подвергнуты критике рационализм и интеллектуализм (с отвержением категорий правды и заблуждения) с их якобы агрессивным навязыванием своего видения другим, идеи накопления знания, вообще какого-либо движения вперед, в том числе в познании и понимании, с нагнетанием идей негативной диалектики.

Наиболее видные представители: Р. Барт, М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Делез, Ю. Кристева, Ж. Лакан, Ф. Гваттари.

Существуют определенные связи постструктурализма и неопозитивистского лингвистического анализа, но при этом постструктуралисты остаются на откровенно деструктивных позициях, а анализ языка им нужен в основном затем, чтобы отвергнуть всякое единство речевой семиотической практики, превратив ее в неупорядоченный набор "дискурсов". Следует отметить, что традиционная терминология, в том числе структурально-семиотическая, использована постструктуралистами в существенно иных значениях.

М. Фуко отказывается от идеи "чистого сознания", полагая, что любое сознание втянуто в борьбу за власть, когда производится агрессивное навязывание своего мнения. Сближаясь с М. Хайдеггером и Франкфуртской школой, он утверждает, что в ситуации массовой культуры происходит глобальное навязывание "догм", в том числе и в области искусства и эстетики. Культура все более становится индустрией, а индивидуальному сознанию все труднее сохранить идентичность. Язык рассматривается постструктуралистами тоже как способ угнетения (своеобразно употребленная теория лингвистической относительности). Рассуждения постструктуралистов иногда напоминают концепцию дегуманизации искусства X. Ортеги-и-Гасета, но выдержанную в абсолютно нигилистическом ключе. Значительно влияние на постструктурализм и фрейдизма.

Постструктуралисты порою сознательно отказываются от систематического и внятного изложения, что затрудняет работу с их текстами (отчасти такой "эзотеризм" обусловлен пародированием традиционного научного дискурса и стремлением скандализировать читающую публику).

Р. Барт, Ж. Лакан и Ю. Кристева начали развернутую критику классической теории знака. В выбранной ими парадигме знак просто устранялся (с разной теоретической мотивацией этого упразднения). Кристева допускала мысль о том, что означающее знака способно само по себе наращивать семантику (в то время как классическая семиотика придерживается модели хотя бы относительной симметричности сторон знака).

Ж. Деррида развил общую критику теории знака, семиотики и структурализма, подведя под нее теоретическую базу; согласно этим взглядам сам мир, сама реальность устроены так. что никакие бесспорные структуры значения (начиная с обычного билатерального знака) просто невозможны. Отрицание смысла и упорядоченности в мире естественно разрушает и семантику, и семиотику вообще. Деррида уделяет основное внимание письменной речи, делая здесь общеэстетические и общекультурологические обобщения. Структуралистскую теорию, согласно которой практически любая реальность может быть рассмотрена как текст, Деррида превратил в нигилистический текстоцентризм, утверждая отсутствие какого-либо бытия помимо текста (в том числе автора и читателя). Вес редуцируется к тексту. Эту концепцию также подробно развивал Ж. Бодрийар. Сам текст при этом теряет четкие границы, превращается в бесформенный размытый интертекст (не путать с интертекстуальными связями в классической семиотике).

В общемировоззренческом плане Деррида и Фуко критикуют независимость и особое положение личности в мире; отрицается текстопорождающая функция личности и связанная с нею позиция ее в мире. Затем совершается радикальная критика традиционного понятия текста и структуры. Существование последней просто отрицается. Критика структуры и всех научных направлений, для которых данная категория является ключевой, позволяют говорить даже об особом направлении - деконструктивизме (следует всегда помнить, что окончательного терминологического разделения постструктурализма и деконструктивизма не произведено до сих пор; мало того, иногда как синонимичный может употребляться и термин постмодернизм). Дсконструктивистская программа осуществлялась различно (от текстового анализа по преимуществу до полного разрушения текста). Идеалом деконструкции было разрушение текста со стороны человека, находящегося вне пределов того дискурса, к которому текст принадлежит (позиция аутсайдера). То, что такая деконструкция может остаться просто нигилистическим разрушением, отрицанием, сторонников деконструктивизма не смущает, поскольку в их общефилософском видении мира установка на целедостижение и результативность упраздняется. Если деконструктивистская программа вдруг будет кем-то осуществлена полностью и глобально, то должна наступить своего рода "тепловая смерть" семиотического пространства культуры.

В конце концов постструктуралистская эстетика начинает пропагандировать идеи невыразимости смысла произведения искусства, абсолютной самодостаточности творящего индивида (его дискурса), фрагментарность в построении художественного текста (контаминации, принцип колла-жирования, парадоксального сочетания, "пастиш", переосмысленный интертекст, гипертекст и т.п.), а также ориентацию на патологические состояния сознания, которые могут помочь в деле избавления от классических представлений о мире вообще и искусстве в частности. В последнем случае устанавливается преемственность с эстетикой предвоенного сюрреализма, где ценилась способность вводить себя в необычные психологические состояния, в том числе идентичные психической патологии.

Результатом критики суверенной личности явилась концепция смерти автора. Автора не существует, по меньшей мере, с момента завершения создания произведения-текста, когда последний отправляется в самостоятельное странствие по пространству текстов культуры. Соответственно, авторские намерения, мнения о собственном произведении не имеют никакой ценности. В данном случае, впрочем, необходимо отметить сходство "смерти автора" с результатом операции "вынесения за скобки" в гуссерлианстве, когда автор, среда, ситуация написания-создания текста считаются эпифеноменами и редуцируются, "выносятся за скобки". Здесь постструктуралисты и деконструктивисты не являются абсолютными новаторами.

Радикальному разрушению подверглось и понятие коммуникации, поскольку человек в принципе неспособен совершить полное, адекватное понимание текста, используемого в коммуникации. Мало того, такое понимание было бы насилием, поскольку подразумевало бы навязывание своего дискурса со стороны одного коммуниканта и капитуляцию перед чужим дискурсом - со стороны другого. Соответственно, начинают цениться в качестве эстетически релевантные тексты, изобилующие неясностями, принципиально полиинтерпретативные, как можно менее "навязывающие определенный дискурс" реципиенту. Примером таких произведений могут послужить тексты, содержащие слова-бумажники, образованные соединением разных корней, несоединяемых в пределах обычной семантики. При интерпретации такого слова интерпретатор одинаково свободен в выборе-предпочтении одной или другой части; в соответствии с этим выбором ("точка бифуркации семиозиса") будут внесены коррективы и в остальной текст: классический пример - "Охота на Снарка" Л. Кэрролла. Отсюда же происходит тяготение к метатекстам, гипертекстам, сетературе, незаконченным произведениям, где реципиент может сам выбрать продолжение из нескольких предложенных вариантов или вообще сочинить его самостоятельно. Семиозис становится хаотическим, незаконченным и непредсказуемым, из него исключается коммуникативная прагматика и сам телос, оправдывающий создание и существование этого текста. Естественно, что деконструктивистские эксперименты легче и нагляднее удавались с литературными текстами, где ярче выражена временная протяженность и развертывание текста во времени; не следует, однако, считать, что иные виды искусства не были затронуты (алеаторика в музыке - только один из огромного числа возможных примеров).

Поль де Май, глава йельской школы, также уделял основное внимание литературному вербальному языку и его риторическому характеру. Он был склонен понимать бытие текста и даже самого языка как автономное. Текстовое произведение проживает свою жизнь. Понимание текста, если он является художественным, должно быть фигуральным, а не буквальным, а сам текст как бы "предвидит" возможность такого неверного прочтения и сигнализирует читателю. При этом текст как бы рассказывает аллегорию собственного непонимания. Правильное и неправильное прочтение диалектически соединились. Любой литературный и критический текст принципиально ошибочен, соответственно, он субъективен по своему онтологическому статусу. Соответственно история литературы в ее привычном понимании оказывается невозможной.

Процесс чтения и изучения текста должен быть процессом экзегетическим, герменевтическим.

В пределах йельской школы велись дискуссии о том, возможно ли существование критики текста. Итогом явилась концепция, согласно которой теория литературы возможна тогда, когда предметом исследования становится язык, а не внеязыковые реальности. В языке же центральное - его риторические функции, т.е. способы порождения и восприятия текста. Эстетические значения оказываются несущественными. История литературы - это история интерпретаций. Вопрос о связи значения (семантики) и эстетики представляется сложным, поскольку эстетика сосредоточена не столько на семантике знака (значении как таковом), а на прагматике (если угодно, на употреблении семантики, значения). Эстетику стараются вернуть в лоно философских дисциплин и тем самым удалить из области исследования текста. Намечается своеобразный параллелизм в деятельности теории текста и эстетики - они занимаются схожими проблемами, но автономно.

Традиционное литературоведение отбрасывается, а в качестве новой дисциплины, имеющей дело с текстом, провозглашается наука о языке (фактически, очередной извод семиотики). Естественно, что в плане преемственности прежде всего подчеркивалась связь с семиотической школой Ф. де Соссюра. В качестве "недоразумения" квалифицируется мнение, что литература есть лишь разновидность эстетической реакции. Использование здесь терминов вроде "стиль", "стилистика", "форма", "поэзия", имеющих мощные эстетические коннотации, лишь увеличивает недоразумение. Литература скорее расшатывает эстетические категории. Мы должны учиться выделять не только в литературе, но и в живописи, изобразительных искусствах и музыке неперцептивную составляющую, т.е. учиться читать картины, а не облекать значения в перцептивные воображаемые образные единицы. Уменьшается и значение категории мимезиса, тождество предмета подражания и результата подражания отрицается.

Отношение литературы к миру феноменов изначально неочевидно и уже поэтому она является вымыслом. Наконец, граница между литературой и нелитературой размывается, происходит деэстетизация. Философию, кроме того, часто подозревают в родстве с идеологией, в то время как эпоха постмодерна и деконструктивизма провозгласила курс на принципиальную деидеологизацию.

Отрицается метаязыковая функция языка, язык уже не должен использоваться для рассуждений о себе самом.

Вводится принципиальное различие между риторикой и грамматикой (эстетическая возможность признается как раз за последней). Чисто грамматическое декодирование текста оставляет место многим неопределенностям, чем открывает поле для интерпретации. Риторика, герменевтика коренным образом переосмысляются. Риторика-порождение и герменевтика-прочтение из равноправной пары становятся конкурирующими деятельностями, в споре которых деконструктивисты отдают преимущество первой.

Идеалом становиться текст в чистом виде - не только не связанный с действительностью или сферой феноменов, но не связанный даже правилами грамматики и иных частей науки о тексте. Чтение текста становится на столько же его созиданием, насколько и попыткой понять уже созданное.

Деятельность постструктуралистов и деконструктивистов многие характеризуют как эпоху заката теории вообще и эстетики в частности.