Понятие и ОГЛАВЛЕНИЕ уголовной и уголовнопроцессуальной политики
Уголовная политика есть часть социальной политики. В ней выражается понимание государством, его руководителями, судебными органами, правоохранительными учреждениями и ведомствами и соответствующими должностными лицами магистральных направлений борьбы с преступностью. Ее ОГЛАВЛЕНИЕ составляет применение в этой сфере деятельности комплекса экономических, правовых, социальных и иных мер по совершенствованию и эффективному применению законодательства, а также предупреждение преступлений. Цель уголовной политики – минимизация роста преступности и в перспективе ее сокращение по количественным и качественным показателям. Уголовная политика включает ряд взаимообусловленных, но вместе с тем относительно самостоятельных составляющих: уголовно-правовую, уголовно-процессуальную, уголовно-исполнительную, постпенитенциарную, превентивную и оперативно-розыскную. В поле зрения "проводников" и исследователей уголовной политики должны быть и другие компоненты правовой идеологии.
Образную и точную характеристику предназначения уголовной политики, которая как нельзя лучше применима к ее уголовно-процессуальной составляющей, дал А. И. Бойко: "Уголовная политика есть особый угол зрения на криминальную действительность, самая высокая смотровая площадка: здесь располагается государственно- правовая идеология; здесь внешне понятные и ожидаемые решения проверяются стратегическими пластами народной жизни; здесь искусно маскируется истинный интерес элиты; здесь многочисленные искушения упираются в стену общественной необходимости и грозят социальными возмущениями"[1].
Воззрения отечественных правоведов в рассматриваемой сфере в значительной степени были предопределены произведениями представителя социологической школы уголовного права Франца фон Листа. Подготовленные им в период с 1888 по 1894 г. работы под общим заголовком "Задачи уголовной политики"[2] наряду с работами И. Бентама, Ч. Ломброзо широко использовались российскими учеными Н. Д. Сергеевским, Н. С. Таганцевым, И. Я. Фойницким[3] и другими авторами на рубеже XIX и XX столетий.
Анализ литературных источников свидетельствует: многие из высказанных Ф. фон Листом идей продолжают оказывать заметное влияние и на наших современников, особенно после переиздания его работ в 2004 г. на русском языке[4]. Не случайно наиболее интенсивное развитие проблематика правовой идеологии уголовно-правового толка получила в трудах криминологов. Применительно к уголовно-процессуальной политике наиболее интересен вывод немецкого ученого о том, что основу правовой идеологии должны составлять криминологические знания о реальных причинах преступности и конкретных преступлений; о личности преступника и преступной личности; о социальных последствиях преступности и характере воздействия на личность принудительных мер и наказания[5].
Суждения криминологов о детерминантах противоправного поведения, о целях уголовного наказания не только интересны, но и поучительны. "Общество несет ответственность перед преступником, – писал другой видный представитель социологической школы в уголовном праве Густав Ашаффенбург, – потому что оно в своих недрах таит часть тех причин, которые обусловливают преступление; оно не может уклониться от задачи исследовать, где возможно, эти причины и устранять их. Но и преступник ответственен перед обществом, поскольку он живет в нем и своей деятельностью вредит условиям его существования"[6].
Трудно переоценить значение для уголовно-процессуальной проблематики оценок и прогнозов об уровне и динамике преступности, о количественных и качественных показателях преступности в России и мире, о жертвах и цене преступности, о формах ее социально-правового контроля.
Криминологическая составляющая уголовно-процессуальной политики предполагает и стимулирует широкое использование эмпирического материала – данных официальной государственной статистики, материалов конкретных исследований, обобщений практики деятельности органов, входящих в судебную и правоохранительную системы, информационных писем, обзоров и др.
Традиционно большинство юристов используют в своих исследованиях преимущественно логические рассуждения. Конечно, методы формальной логики в правоведении вообще, и в частности в уголовно-процессуальном праве, исключительно важны. Но без эмпирической картины, отражающей сложные процессы в сфере уголовного судопроизводства, они представляют узкопрофессиональный, "локальный" интерес. "Занимающийся уголовной политикой будет дилетантом, – писал свыше 130 лет назад Ф. фон Лист, – если ему недостает твердой научной почвы, которой он может заручиться только при условии полного и точного знания фактов"[7].
В последние годы ситуация с использованием статистической и иной фактической информации изменилась к лучшему. В публичных библиотеках реорганизованы фонды так называемого специального хранения. В конце 80-х гг. прошлого столетия сняты ограничительные грифы с уголовно-статистических данных, с многих ведомственных изданий и диссертационных исследований, которые зачастую и засекречивались-το по причине использования в них сведений, доступ к которым был ограничен. Широкие информационные возможности для пользователей открыл Интернет. Примером глубокого анализа эмпирического материала могут служить работы А. Я. Гаврилова[8], Я. И. Гилинского[9], В. В. Лунеева[10] и ряда других авторов. Вместе с тем большой массив сведений, собираемых ГАИЦ МВД, ФСИН России и другими ведомствами, не всегда доступен широкому кругу исследователей. Так, согласно межведомственному приказу "О едином учете преступлений" 2005 г.[11] (с последующими дополнениями) статистические материалы на лицо, совершившее преступление, и о результатах расследования преступлений в общей сложности содержат около 1500 признаков социальной и криминологически значимой текстовой и закодированной информации. Воспользоваться ими непросто.
В публицистических высказываниях, да и в специальной литературе, нередко приходится сталкиваться с мнениями о ненадежности ("лукавости") показателей и даже о лживости официальной уголовной статистики. Основания для этого существуют. Даже сами показатели не всегда совершенны. Так, количество умышленных убийств правильнее было бы учитывать по жертвам, а не фактам, как это принято в России. Однако, как правило, неточны, искажены или даже ошибочны не столько сами по себе статистические данные, сколько их понимание, толкование, интерпретация и формулируемые на этой основе выводы. В этом смысле они вполне заслуживают того, чтобы называться лживыми. Поясню свою мысль примерами. Если, предположим, официально сообщается, что в 2012 г. в России зарегистрировано 2302,2 тыс. преступлений, то наверняка ни у большинства специалистов, ни у общественности не возникает особых сомнений в точности этого сообщения. Если же данная цифра в каком-либо высказывании используется для утверждения, что в стране в 2012 г. совершено 2302,2 тыс. преступлений, то это ошибка или ложь, поскольку в этом показателе не учтена латентная, т.е. незаявленная, незарегистрированная и неустановленная преступность. Ну а если согласиться с ошеломляющими экспертными оценками, приведенными выше (а по подсчетам ВНИИ МВД России эта цифра превышает 22 млн преступлений в год[12]), то в приведенном заявлении становится очевидной многократная ложь.
В. Т. Томин по поводу удивительной неэффективности всей системы уголовной юстиции высказывался следующим образом: "...Пет необходимости доказывать, что цель уголовного процесса достигается едва ли в одном случае из ста нарушений общего мира (совершения преступления)"[13]. Откровение впечатляющее!
Гораздо большей отдачи практика уголовного судопроизводства вправе ожидать и от современной науки уголовного процесса.