Получение выгод как цель "изобретения традиции"

Но в каких целях ведется эта "охота", производится "конструирование традиции"? Ответ постмодернистов: для получения определенных преимуществ – политических, социальных, экономических и т.п.

Так, во время карабахского военного конфликта между Арменией и Азербайджаном в начале 1990-х гг. наряду с "громкой" войной на полях сражений велась "тихая", но не менее яростная борьба на полках "Выставки новых поступлений" библиотеки Музея антропологии и этнографии РАН. Здесь "воевали" отпечатанные на неказистой бумаге в мягких обложках малого формата книжки, явно изданные в каких-то местных, плохо оборудованных типографиях.

Но дело, конечно, не во внешнем виде, а во "внутреннем" их содержании: в одних "исторически" доказывалась "исконность" пребывания на "родной" Карабахской земле одного этноса и "пришлость" другого, в других утверждалось это же, но "с точностью до наоборот" в пользу другого народа.

Другим примером использования "традиции" для получения выгод может служить движение Маоританга – активистов народа маори Новой Зеландии, начавшееся с 1980-х гг. Ее лидеры заявляют, что традиции аборигенов должны занимать место не менее значимое, чем англо-новозеландские, т.е. "белого" населения. Они начали деятельность по возрождению своей "исконной" культуры, противопоставляемой европейской цивилизации, как показал анализ их идеологии – в духе "благородного дикаря" Ж.-Ж. Руссо. На самом деле, главная их забота – не прошлое, а настоящее, и деятельность Маоританга – политическая игра, имеющая цель повышения статуса аборигенного населения.

По мнению постмодернистов, даже если "возрождаемый" элемент культуры действительно имел место, в новой обстановке его функция становится иной, поскольку формируется отношение к "традиции", как к своей интеллектуальной собственности, со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде требований экономических и социально-политических преимуществ.

Этнос как "воображаемое сообщество"

Именно "изобретение традиции", производимое группой для достижения своих целей, с точки зрения постмодернистов, есть механизм образования этносов. А поскольку это сознательная творческая деятельность, то этническим группам отказывается в праве на объективную, т.е. не зависимую от человеческого сознания, реальность, относя их к так называемым "воображаемым сообществам". "Воображенные сообщества" – это коллективы людей, бо́льшая часть членов которых не сталкиваются "лицом к лицу", иначе говоря, не являются контактной группой, но при этом они "представляют" свое единство, "воображают" свою целостность, общность своих надежд и судеб.

Не случайно сторонники постмодернистского подхода в объяснении феномена деления человечества на народы предпочитают употреблять понятие "этничность", "этническая идентичность", а не "этнос". Это, казалось бы, несущественное различие для них принципиально важно: использование понятия "этнос" как бы утверждает объективную реальность данного явления, в то время как слово "этничность", т.е. представление о принадлежности к этносу, может предполагать, что эта категория сознания не имеет объективного соответствия. Фигурально выражаясь, этнос для постмодернистов – домовой русских народных верований: можно исследовать представления о нем, но в реальности он не существует.

В рамках постмодернистского дискурса этничности существует две точки зрения на субъект се конструирования: одна сводится к тому, что этот процесс происходит спонтанно и преследует достижение целей всей группы, другая, доминирующая, утверждает, что он направляется представителями элиты в своих собственных интересах. Лидеры-идеологи, а в первую очередь, это гуманитарная интеллигенция, демагогически декларируют единство этноса на основе якобы реальной общности происхождения и культуры, продуцируют те или иные идеи и цели, которые объявляются "волей народа", "национальными интересами", и они, действительно, обычно, воспринимаются членами группы, как общие. Усилия элиты направляются на мобилизацию группы, на действия в виде политических движений и других форм, в том числе принимающих вооруженный характер, используя, при этом, средства массовой информации, которые транслируют выдвигаемые элитой идеи в массы. Если элит в государстве несколько, то их соперничество в борьбе за те или иные преимущества, вызывает апелляцию каждой из них к "своей" этничности.

При этом в качестве символов общности формируемой группы, которая становится этнической единицей, используются явления, события, предметы, которые объявляются исконно ей присущими, пусть даже они изобретены намеренно и в относительно недавнее время, как уже упомянутый шотландский килт.

Главная роль в механизме формирования этничности постмодернистами отводится так называемому "печатному" капитализму, при котором образованность стала всеобщей и получила развитие полиграфическая продукция, ставшая массовым товаром. Тексты печатаются на определенных языках, их читают только знающие эти языки, и потребители печатной продукции данного языка начинают осознавать свою общность и "воображать" свою этничность. Особую роль среди полиграфических изданий играет ежедневная газета, благодаря которой люди ощущают связи с государством или его регионом, осознавая их как этнические. На более позднем этапе печатная продукция на "родном" для этноса языке в процессе его "воображения" дополняется другими СМИ, прежде всего радио и телевидением.

Само чувство этнической принадлежности в постмодернистском дискурсе рассматривается как социальная форма лояльности к своей группе, которая и объявляется этносом. Механизм такой лояльности может иметь экзистенциальный, т.е. скрытый, внутренний, необъяснимый характер, представляя собой человеческую потребность иметь преемственную принадлежность: "Не иметь чувства преемственности означает личностную смерть" (Ж. Девосе).