Особенности восприятия лоббизма в Европе

Термины "лоббизм" и "лоббисты" в Европе приживались с трудом. Во-первых, они слишком сильно ассоциировались с США; во-вторых, во многих странах традиция употребления слова "лоббизм" была связана с его негативным смыслом (в частности, в Германии и Италии).

Подобную картину можно сейчас наблюдать и в России, когда официальные лица нередко допускают использование слова "лоббизм" как синонима коррупции. Впрочем, это нс помешало тому, что в 2006 г. термины "лоббизм" и "лоббист" были впервые формально определены в так называемой "Зеленой книге", выпущенной Еврокомиссией, и вошли в официальный лексикон ЕС.

Толчком к началу лоббизма на уровне ЕС стало принятие программы Общего рынка в 1987 г. и начало ее реализации в 1992 г. Затем была введена единая валюта – евро – что породило массу спорных вопросов экономического и финансового характера внутри еврозоны. По мерс реализации интеграционных решений в адрес ЕС начали звучать обвинения в "дефиците демократии", который понимался как углубление пропасти между общественными институтами и властью, а также недостаточная прозрачность в принятии решений[1]. Это заставило ЕС начать "социальный диалог", закрепленный в Маастрихтском договоре (подписан 7 февраля 1992 г.), а также декларировать политику открытости, которая выражается в абсолютной доступности органов власти и требованиями траспарентности со стороны лоббистов. Данные обстоятельства являются ключевыми для понимания политики ЕС в отношении лоббизма.

Формированием лоббизма европейского уровня в современном виде принято считать начало 1990-х гг., когда ЕС столкнулся с бумом экономического лоббирования. Именно тогда было принято неформальное решение создать индустриальные форумы с ограниченным доступом, такие как телекоммуникационный форум и фармацевтический форум, созданные Мартином Бангеманном[2]. Его замысел состоял в том, что желание обеспечить себе доступ на европейский уровень должно было побудить бизнес формировать аналогичные альянсы от случая к случаю, что к настоящему моменту признается одной из наиболее распространенных практик.

Если лоббистов и до сих пор насчитывается порядка 5 тыс., то фирм, которые вплотную пытались заниматься лоббизмом в ЕС с 1985 по 1997 г. было на порядок больше – примерно 35 тыс. Вскоре пришло осознание, что доступ для такого количества лоббистов физически не может быть обеспечен. Некоторые эксперты и в то время, и в настоящий момент склонны полагать, что существует проблема "лоббистской перенаселенности" Брюсселя и информационной перегрузки депутатов Европарламента. Ее суть в том, что депутаты Европарламснта и прочие чиновники физически не способы контактировать со всеми заинтересованными лоббистами. Впрочем, как и всегда, существует мнение, что основная проблема не в количестве, а в качестве лоббистов. В результате мелкие фирмы начали присоединяться к профильным объединениям, что привело к естественному укрупнению организаций, занимающихся лоббизмом.

Наиболее признанные из них получили приглашение участвовать в форумах, созданных по образу фабрик мысли, занимающихся выработкой политики, таким как Совет по Конкурентоспособности (Competitiveness Advisory Group) или Бангеманновский форум по конкуренции и конкурентоспособности. Это создавало узкий круг тех, кто делает политику и институализировало крупный бизнес в процесс выработки европейской политики. В свою очередь, европейские федерации начали допускать к прямому участию в своей работе крупные фирмы, что позволило корпорациям представлять свои интересы в Еврокомиссии.