Основополагающие положения теории П. Ласло

• Естественное наиболее красиво.

• Искусственное также красиво.

• Невидимое даже более красиво, чем видимое.

• Потребность в визуализации неотвратима.

• Красота химии определяется ее логикой.

• Красота химии определяется также ее непредсказуемостью.

• Любое изменение красиво из-за своих инвариантных элементов.

• Красота в изменении – мимолетный момент.

• Красота химии состоит в том, что она является наукой о сложном.

• Красота химии состоит в том, что она есть наука о простом.

Перечислив основания эстетики химии, Ласло констатирует: "Родилось новое современное искусство"[1]. Сказано очень смело. Естественно обратиться к аргументации Ласло. Она довольно странная. Он не определяет красоту, а ссылается на ее восприятие, приводя примеры из мифологии, религии и античной философии. Остается неясным, чем же безобразное отличается от прекрасного. Каждый из десяти тезисов сопровождается риторикой, но не аргументацией. Лишь перейдя к библиографии, Ласло вспоминает философов-эстетиков, в том числе таких авторитетов, как И. Кант, Т. Адорно, Н. Гудмэн, П. Бурдьё. По мнению Ласло, их воззрения прекрасно координируют с его теорией. Но и на этот раз дело заканчивается декларацией.

Третий подход реализовал Й. Шуммер[2]. Замысел его весьма оригинален. Он рассматривает три типа химических продуктов, а именно, материалы (вещества), молекулы и модели. Его выбор далеко не случаен. Чаще всего именно с этими продуктами связывается определенная эстетика. Поэтому он ставит вопрос о действительном существовании соответственно эстетики материалов, эстетики молекул и эстетики моделей? Многие химики и философы химии признают эти эстетики за реальность. Шуммер, не вступая с ними в прямую конфронтацию, тем не менее, опровергает их воззрения. Он сверяется в вопросах эстетики материалов, молекул и моделей с основополагающими выводами эстетических теорий, и каждый раз выясняется, что подлинные эстетические концепты в химии не используются.

Анализ вопроса о возможности эстетики материалов заканчивается следующим выводом. "Резюмируем, в идеалистической эстетике, доминирующей доктрине в западной традиции, начиная с Платона, нет места для вкуса, запаха, цвета, тактильных ощущений, равно как для восприятий материальных качеств, кроме представляющих нечто противоположное красоте. Задачей художника признается быть посредником между интеллектуальными, моральными и религиозными идеями, от которых ощущения способны лишь отвратить"[3]. Эстетику молекул также не удается согласовать с идеалистической эстетикой. То же самое относится и к эстетике моделей. В этой части своей статьи Шуммер обращает особое внимание на феномен симметрии, который так часто считают признаком красоты. Он приводит аргументацию Канта, который отмечал, что симметрия в природе является ее необходимой чертой, а не произведением искусства. Шуммер полагает, что симметрия может вызывать у химика наслаждение, но не эстетического, а эпистемологического свойства.

Наряду с эстетикой красоты Шуммер обращается также к современным эстетическим теориям, в частности к символической эстетике аналитического философа Н. Гудмена и семиотической эстетической концепции постструктуралиста У. Эко. Выясняется, что и их эстетические концепции невозможно использовать для доказательства актуальности эстетики химии.

Как автору представляется, Шуммер пришел к правильным выводам: эстетика химии несостоятельна. Но, по мнению автора, этот вывод можно обосновать по-другому, чем это сделал Шуммер. Сторонникам эстетики химии совсем не обязательно сверять свои воззрения с теориями Гудмена и Эко. Итак, все-таки возможна ли эстетика химии?

В поиске ответа на этот вопрос предлагается занять метанаучную позицию. И уже после этого определиться относительно эстетики химии. Сам термин эстетика химии указывает на использование эстетики в качестве метанаучной дисциплины. Но в таком случае следует четко определиться с вопросом о метанаучной относительности эстетики. Какие науки являются ее предметом? Неужели любые, в том числе естественнонаучные дисциплины? Предметом эстетики являются исключительно искусствоведческие дисциплины, то есть литературоведение, теория театра, кино, рисунка и т.д. Искусство – это предмет искусствоведения, а уже само искусствоведение является предметом эстетики. Длительное время эстетика воспринималась как субстанциальная философская дисциплина. Но такое понимание ныне изживается. Вся философия переводится на метанаучные рельсы, в том числе и эстетика.

При субстанциальном понимании эстетики она определяется как теория или красоты, или прекрасного, или возвышенного, или непредставимого. При метанаучном понимании эстетики она имеет дело со всей той совокупностью ценностей, которая характерна для той или иной разновидности искусствоведения, например для музыковедения. Любая искусствоведческая дисциплина выступает как наука с ее сетью рафинированных концептов. Разговорам о красивом и прекрасном вообще приходит конец.

Эстетика во многом похожа на этику. Обе они, являясь мета- научными дисциплинами, имеют своим предметом аксиологические науки. И этика, и эстетика насыщены ценностями. Но в этом отношении между ними есть существенное различие. Не этика, а эстетика имеет дело с миром вымысла, с тем, что никогда не существовало и никогда не будет существовать.

Этика всегда имеет дело с будущим настоящего. Творческое воображение этика скреплено с настоящим, которое ставит те или иные пределы всякой фантазии. Творческое воображение эстетика устремляется в воображаемое будущее, которое не претендует на непременное осуществление имеющимися наличными средствами. Этика имеет дело с возможностью и будущим настоящего, которое продолжает прошлое. Эстетика, добившись автономии от этики, разрывает свою связь с настоящим и устремляется в вымысел. Если бы Лев Толстой в "Войне и мире" всего лишь описывал войну 1812 г., то он был бы историком. В качестве же романиста он создал вымышленный мир.

Вернемся непосредственно к химии. Ее мир не вымышлен. У него есть настоящее и будущее. Химики строят планы и добиваются их осуществления, концептуальный план этого единства описывает сцепка химияэтика химии. Эстетика химии имела бы место, если бы придумывался вымышленный мир химических ценностей. Но как раз этого в химии-то и нет. Применительно к химии возможна научная фантастика, но, строго говоря, она относится к миру литературы. Таким образом, эстетика химии невозможна постольку, поскольку химия не является наукой о вымышленном как таковом. Химия не есть искусствоведение. Впрочем, она находится с ним в определенных междисциплинарных связях. Химические материалы, в частности, особые пластмассы и металлы, широко используются при изготовлении произведений искусства. Они выступают в таком случае в качестве вещественных носителей эстетических ценностей. Именно таким образом реализуются связи искусствоведения с химией.

Дискуссия об эстетике химии выявила два исключительно важных вопроса:

1) вопрос об эмоциональной сочности химии;

2) вопрос о ее внутреннем совершенстве.

Все химики, выступающие в защиту эстетики химии, указывают на ее эмоциональную яркость. Их решительные оппоненты склонны вопрос об эмоциональном содержании химии оставлять вообще без внимания. А между тем он должен быть осмыслен. Суть дела видится в недопонимании эмоциональночувственной составляющей концептуального содержания химии. Концепты принято уподоблять абстракциям и идеализациям, лишенным чувственного содержания. Если же оно "бьет в глаза", то вспоминают об эстетике. Выход из затруднительной ситуации один: следует решительно отказаться от устаревшего представления о научных концептах. Они содержат в себе в высшей степени неординарное не только мыслительное и языковое, но и чувственно-эмоциональное ОГЛАВЛЕНИЕ.

Особого внимания заслуживает также вопрос о внутреннем совершенстве науки, в том числе химии. Химию часто понимают как всего лишь картину химических процессов. Но, как известно, она имеет свою собственную довольно причудливую трансдукционную историю, для которой характерны многочисленные перепады. Благодаря своим творческим способностям человек конструирует смыслы химических процессов. На этом тернистом пути его поджидают и успехи, и неудачи. Разумеется, успехи переживаются особым образом, а именно на эмоциональном подъеме. Но что является успехом в деле трансдукции? Ее эффективное наращивание.

Допустим, длительное время не удается решить уравнение. Наконец, найден путь для его решения. Надо полагать, тот, кому удалось разрешить сложную проблему, испытывает эмоциональный подъем. Мир устроен гармонично: уравнения решаются, а на первый взгляд случайные экспериментальные данные подчиняются открытым закономерностям, в изменчивом есть инвариантное, а то, что еще вчера считалось разнородным, как выяснилось сегодня, однородно. Концептуальный мир живет открытиями, и каждое из них вызывает высокие эмоции. Если открытие рассматривается само по себе, то вызываемое им эмоциональное настроение кажется неожиданным и не вписывающимся в логику развития науки. Именно тогда вспоминают об эстетике и чувственной природе человека. Но если научное открытие оценивается в рамках многозвенной поступи трансдукции, то оно выступает в новом свете, а именно, как ее вершинное достижение. Таким образом, совершенство – это один из научных критериев, относится он к эпистемологии. Совсем не обязательно непременно связывать его с эстетикой. Эстетическое совершенство, разумеется, также существует. Но наряду с ним есть и эпистемологическое совершенство. Как раз этот феномен не изучен должным образом.

В заключение параграфа резонно обратиться к вопросу об имидже химии. Дело в том, что анализ этических и эстетических вопросов, связанных со статусом химии, достаточно часто приводит к необходимости обсуждения публичного образа химии. Есть ли здесь проблема философского уровня? Такая проблема действительно существует. Она состоит в резком отличии образов химии, характерных, с одной стороны, для научного, с другой стороны, для публичного сообщества. Если эти образы не согласовать друг с другом, то возникает социальная дилемма, способная нанести обществу существенный ущерб. Именно это обстоятельство вызывает тревогу у целого ряда философов химии. Разумеется, они склонны к разработке путей преодоления указанной дилеммы. Но поддается ли она преодолению? В любом случае существо химии будет по-разному представляться химиками-профессионалами и теми, кто не сведущ в ее тонкостях, а потому выступает от имени здравого смысла.

Впрочем, здравый смысл с его суррогатными теориями не всегда заслуживает критического отношения к себе. В современном обществе любая домохозяйка знает, что различного рода химические вещества, например моющие средства, призваны облегчить ее участь. Вряд ли она станет говорить о химии в уничижительном тоне. Но если вблизи города возводят химический комбинат, то это часто вызывает сильную обеспокоенность населения, ибо, вполне возможно, природе будет нанесен экологический ущерб.

Как ни странно, но в случае химии научный разум вступает в острый конфликт не столько со здравым смыслом, сколько с художественным вкусом в той его части, в которой он соприкасается с химией. Имидж химии, создаваемый художниками, режиссерами фильмов, мультипликаторами, средствами искусства, как правило, оказывается отрицательным. Почему так происходит, и существуют ли пути совершенствования имиджа химии в искусстве? Этот вопрос привлек внимание ряда философов химии.

Й. Шуммер и Т. Спектор рассмотрели визуальные образы химии, складывавшиеся на всем пути их исторических метаморфоз в искусстве и науке[4]. Анализ показал, что эта история была отмечена тремя доминирующими стереотипами. Во-первых, химики длительное время изображались как персонажи, пристально рассматривающие содержимое пробирки; во-вторых, воспроизводились химические пейзажи дымовых труб и трубопроводов; в-третьих, современные химики изображаются в окружении стеклянной посуды, заполненной жидкостью различных цветов. Причем каждый из этих стереотипов имеет свою собственную историю, погруженную в тот или иной культурный контекст.

В доалхимическую эпоху химик с пробиркой воспринимался как символ знахарства и пошлости. Затем роль химика была переосмыслена. Все чаще химика изображали в кабинете со стеллажами книг, однако не забывали и о злополучной пробирке. Основная мысль Шуммера и Спектора состоит в том, что образ химика, как правило, воссоздается без учета соответствующего культурного, особенно эстетического контекста. Их критические замечания в основном направлены против ученых, культивирующих крайне упрощенный образ химика. В частности, химики соглашаются с авторами рекламных буклетов, продолжающими распространять устоявшиеся стереотипы, отнюдь не следуя образцам высокого искусства. Химики оказываются неготовыми противостоять разорванному сознанию. В этой связи указанные авторы придают большое значение контактам химиков с теми деятелями искусства, которые в той или иной степени используют в своем творчестве мотивы, навеянные химическим контекстом.

Суть рассматриваемой проблемы видится в том, что феномен науки осмысливается по-разному учеными, деятелями искусства, людьми, руководствующимися здравым смыслом, специалистами в области рекламы. Образ химии как науки оказывается расщепленным на многие составляющие, которые необычайно трудно согласовать друг с другом. В этой связи представляются актуальными следующие положения.

Во-первых, необходимо прилагать усилия по улучшению имиджа химика. Люди, работающие на благо общества, не заслуживают демонизации их профессии. Нет сомнения, что этот имидж может быть улучшен. Во-вторых, химикам как носителям самого развитого химического знания следует добиваться консолидации различных представлений о химии и химиках. Существующий разброс мнений в этой области может быть уменьшен. Но для этого химикам надо стремиться быть услышанными другими членами общества. Им следует наладить диалог, включающий, в частности, и контакты с деятелями искусства, и популяризацию химических знаний, особенно для детей и юношества. Но их успех всегда будет относительным.

Выводы

1. В составе философии химии нет эстетики химии.

2. Существуют междисциплинарные связи между философией химии и эстетикой.

3. Совершенство химии является эпистемологическим (познавательным) феноменом.

4. Имидж химии призваны обеспечить химики в их диалоге с членами общества.