Основные идеи и принципы изучения геополитики
Становление классической геополитики происходило в первой половине XX в. благодаря совместным усилиям немецких, шведских, российских, американских и британских ученых. В основе их исследований лежали поиски критериев геополитического могущества государства, выявление особенностей развития континентальных и морских держав.
Немецкая школа геополитики связана главным образом с именами Ф. Ратцеля (1844–1904) и К. Хаусхофера (1869–1946). Ф. Ратцель одним из первых выявил зависимость политики государства от его географического положения и пространственных характеристик. Он создал образную конструкцию государства в виде своеобразного биологического организма, уходящего, подобно дереву, корнями в землю и борющегося за свое выживание и развитие. Важнейший фактор жизнеспособности этого организма – расширение его жизненного пространства и, как следствие, территориальная экспансия. Исходя из этого, Ратцель предполагал, что в будущем мире будут доминировать крупные государства, имеющие большие континентальные и морские пространства. С позиции сегодняшнего дня любопытна оценка Ратцелем бассейна Тихого океана, который он называл океаном будущего. Исходя из огромных размеров океана, его стратегического положения и ресурсов, Ратцель считал, что именно здесь столкнутся конкурирующие интересы ведущих игроков: Соединенных Штатов, Англии, России, Китая и Японии.
Геополитические идеи К. Хаусхофера во многом перекликались с оценками Ф. Ратцеля, при этом он сумел придать геополитике прикладной характер: в его редакции последняя превратилась в часть официальной доктрины Третьего рейха. Развивая идеи экспансии, он ввел в оборот понятия "чувство границ" и "воля к пространству". Логика работ Хаусхофера состояла в разработке концепции расширения жизненного пространства Германии, ее притязаний на мировое господство. Геополитические идеи Ратцеля и Хаусхофера, ориентированные на "восточную экспансию" Германии, стали одной из причин резко отрицательного отношения к геополитике в Советском Союзе, которая считалась там вплоть до конца 1980-х гг. "реакционной антинаучной доктриной".
Геополитические взгляды шведского ученого Р. Челлена (1864–1922) базировались на выявлении географических параметров сильного государства. Для усиления государства, считал Челлен, необходим захват новых территорий, "освоение" которых полностью окупает затраты на их присоединение. Челлен обозначил главные критерии сильного государства: потенциал расширения, территориальную монолитность и свободу передвижения. В этом контексте он считал, что Великобритания не обладает территориальной монолитностью из-за разбросанности империи по всему земному шару, а Россия во многом лишена свободы передвижения, так как имеет ограниченный доступ к "теплым морям". Челлен оправдывал геополитическую экспансию Германии, считал, что Скандинавские страны должны форсировать создание германско-нордического союза для совместной борьбы против внешних угроз. Вполне понятно, что труды Челлена получили широкое признание в Германии и многократно переводились на немецкий язык.
Идеи Ратцеля, Хаусхофера и Челлена стимулировали дальнейшее развитие геополитики как науки, претендуя на оценки и доктрины глобального масштаба. Определенным рубежом в этом направлении стали теории А. Мэхэна (1840–1914) и Х. Маккиндера (1861 – 1947) – родоначальников собственно американской и английской школ геополитики.
Главная геополитическая идея А. Мэхэна – обоснование роли морской мощи в судьбах государств и регионов. Соответственно, он выделял главные факторы, определяющие геополитический потенциал государств:
– географическое положение и открытость к морям;
– размеры территории и конфигурацию границ;
– климат;
– численность и мобильность населения (особенно в обслуживании флота);
– способность правительства эффективно управлять государством и завоевывать территории.
Одновременно он уделял особое внимание техническому развитию флота и военным технологиям в целом. Все идеи Мэхэна были адаптированы к практическим задачам США в 20-е гг. XX в., которые это государство решало в зоне Центральной и Латинской Америки, в бассейне Тихого океана. Одновременно Мэхэн подчеркивал особую опасность для США континентальных держав Евразии, прежде всего России, Китая и Германии. Он перенес на глобальный уровень механизм "анаконды", который заключался в блокировании территорий противника с моря и по береговым линиям с целью постепенного удушения. В модифицированном варианте принцип "анаконды" активно используется Соединенными Штатами в современных условиях. Заслуживает внимания идея Мэхэна создания в мире такой геополитической инфраструктуры (каналы, железные и автомобильные дороги), которая бы последовательно усиливала американское влияние в мире (характерный пример – Панамский канал).
Английский ученый X. Маккиндер одним из первых разработал глобальную геополитическую модель, которая во многом резонирует с современными геополитическими теориями. В основе его концепции лежат объективные противоречия между сухопутными и морскими державами, которые диктуют расстановку сил в современном мире. Выдвинув идею "осевого региона мировой политики", Маккиндер структурирует мировое пространство через систему концентрических окружностей. В центре – "географическая ось истории" – Хартленд, куда автор включил географическое пространство Восточной и Западной Европы, России, Тибета и Монголии. Объективно под Хартлендом понималась Евразия, которую Маккиндер считал гигантской естественной крепостью, недоступной для морских держав. Далее идет Вперед концентрическая окружность – "внутренний полумесяц" – береговые пространства Евразии. И наконец, "внешний полумесяц" – острова и континенты за ее пределами. Хотя такая "глобальная конструкция" содержит определенные допуски и упрощения, она позволила Маккиндеру сформулировать три взаимосвязанных вывода:
• тот, кто правит Восточной Европой, господствует над Хартлендом;
• тот, кто правит Хартлендом, господствует над мировым островом;
• тот, кто правит мировым островом, господствует над миром.
Основная задача британской геополитики органично вытекала из этой триединой формулы: не допустить образования устойчивого континентального союза на базе Хартленда, получить максимум опорных пунктов на "внешнем полумесяце". Существенное место в этой стратегии занимало создание "санитарного кордона" вокруг Советской России – своеобразной сердцевины Хартленда. В одной из последних работ "Земной шар и достижение мира" (1943) Маккиндер пытался спрогнозировать возможные варианты будущих глобальных конфликтов. Одна из его версий – возможное противостояние СССР как "материковой сердцевины" с державами "внешнего кольца" – США, Англией и Японией. Впоследствии он придал этой гипотезе идейно-политическую окраску: "атлантическая цивилизация" должна быть главным фактором борьбы против мирового коммунизма.
Многие идеи Маккиндера получили дальнейшее развитие в трудах американского ученого Н. Спайкмена (1893– 1943). Спайкмен исходил из того, что Хартленд является достаточно рыхлым пространством, которое не обладает необходимым геополитическим потенциалом. Он разделил мир на три сферы: Хартленд, Римленд и относительно удаленные Африку и Австралию. В Римленд Спайкмен включил Западную и Центральную Европу, государства Центральной и Южной Азии, страны Дальнего Востока и Китай.
Полемизируя с Маккиндером, Спайкмен сделал вывод о преобладании Римленда над Хартлендом и сформулировал свои базовые тезисы:
• кто контролирует Римленд, господствует над Евразией;
• кто господствует над Евразией, контролирует судьбы мира.
Спайкмен выдвинул версию о возможности контроля Соединенными Штатами как Римленда, так и Хартленда: через Тихий и Атлантический океан американцы могут контролировать два противоположных фланга Римленда, а через Северный Ледовитый океан – кратчайшим путем выйти к центру Хартленда. Исходя из этого, США должны создать по всему миру систему военных баз и соответствующих коммуникаций. Спайкмену принадлежит также современная версия атлантизма, в соответствии с которой северный сектор Атлантики является основой силового механизма на базе Восточного побережья Северной Америки и Западной Европы (по сути, это геополитическое обоснование НАТО). И наконец, Спайкмен выделил 10 критериев геополитического могущества государства:
• размер и характер территории;
• природа и рельеф границ;
• численность населения;
• наличие (или отсутствие) полезных ископаемых;
• уровень экономического и военно-технического развития;
• финансовая мощь;
• этническая однородность;
• степень социальной интеграции;
• политическая стабильность;
• национальный дух.
Строго говоря, эти показатели существенно выходят за рамки геополитики. Но они позволяют создать определенную шкалу мощи любого государства и, соответственно, потенциала экспансии.
Относительно автономно от западных школ геополитики развивалось примерно в те же годы российское направление. В нем наиболее отчетливо прослеживались идеи географического детерминизма и евразийства. В. П. Семенов Тян-Шанский (1870–1942) – наиболее заметный представитель географического детерминизма, выдвинул концепцию русскоцентричного развития страны, согласно которой Россия при своей громадной территории должна постоянно сближать уровень развития центра и периферийных районов (в первую очередь в вопросах плотности населения, развития промышленности и инфраструктуры).
Основные пути для реализации этого замысла – перенесение центра страны в Екатеринбург и создание в азиатских районах страны "анклавов ускоренного развития". Таких анклавов, по мнению Семенова Тян-Шанского, должно быть четыре: Уральский, Алтайский, Прибайкальский, Туркестанский[1]. Одним из существенных аргументов ученого был тот факт, что расстояние между географическим центром России и центром распределения населения составляет 3 тыс. км. Хотя первоначально концепция Семенова Тян-Шанского не получила необходимой поддержки, Великая Отечественная война (с грандиозным перемещением промышленности и части населения на восток) и впоследствии строительство БАМа подтвердили правоту потомственного петербуржца.
Геополитические идеи евразийства развивались целой группой ученых, среди которых наиболее заметными были братья Трубецкие. Г. Н. Трубецкой (1873–1930) считал, что Россия как евразийская страна должна одинаково влиять на развитие обеих частей света, расставляя акценты с учетом конкретной проблематики. Главную задачу России Трубецкой видел в расширении сети трансконтинентальных путей, что сохраняет свою актуальность до настоящего времени. Одновременно Трубецкой был противником территориальной экспансии России, считая, что "политика поступательного империализма должна уступить место политике обеспечения и сохранения того, что осталось"[2]. Е. Трубецкой (1863–1920), как и его брат, также был сторонником "территориального консерватизма", считая, что Россия должна не умножать, а сохранять и обустраивать свою территорию. В целом ученых-евразийцев объединяло видение России как особого географического и цивилизационного мира, который сформировался в рамках синтеза европейского Леса и азиатской Степи.
Дальнейшее развитие мировой геополитики было связано с изучением центров силы в современном мире и соответствующих механизмов экспансии. Одновременно обозначилось цивилизационное измерение геополитики: связанные с ним "цивилизационные разломы" рассматривались как зоны потенциальных внутренних и международных конфликтов. Современная геополитика активно изучает космическое пространство и его роль в соперничестве наиболее развитых государств. Ряд новых исследований связан с изучением геополитических последствий распада Советского Союза, анализом места России в современном геополитическом пространстве.
Особого внимания заслуживают новые подходы к геополитике, связанные с появлением ракетно-ядерного оружия. По мнению ряда специалистов (П. Галлуа, З. Бжезинский и др.), новые возможности, связанные с доставкой ядерного заряда в любую точку земного шара, нивелируют пространственно-территориальные преимущества страны или региона. Происходит своеобразное "сжатие" времени и пространства для оценки риска ракетно-ядерного конфликта и его последствий. В этих условиях космическое пространство начинает играть в геополитических ситуациях не меньшую роль, чем суша и море. Показательны в этом плане попытки США создать наряду с "ядерной триадой" глобальную систему противоракетной обороны, во многом ориентированную на космос.
Интегрирующие последствия глобализации вызвали в современном мире оживление мондиалистских идей (от фр. mond – мир). К началу XXI в. эти идеи трансформировались в несколько стратегических направлений, главные из которых:
– создание различных модификаций мирового правительства;
– предотвращение глобального загрязнения окружающей среды;
– создание механизмов глобальной энергетической безопасности.
Два ведущих мондиалистских центра – "Бильдербергский клуб" и "Трехсторонняя комиссия" были созданы соответственно в 1954 и 1973 гг., но до сих пор негласно пытаются играть роль мировых правительств. Основную роль в образовании этих структур сыграли американские и европейские миллиардеры, члены королевских семей, бывшие и будущие президенты США, масонские объединения. Ведущими аналитиками в них являются "мэтры геополитики" Г. Киссенджер и З. Бжезинский. Именно в этих структурах разрабатывались глобальные геополитические модели, связанные с американским доминированием в мире.
Современные проработки экологической и энергетической проблематики за последнее время привлекают все большее внимание мировой общественности. Безусловно, они имеют иод собой объективную основу, но очень часто искусственно политизируются в интересах той же самой глобальной американской стратегии. Это касается, прежде всего, дискуссий вокруг Киотского протокола и острой конкурентной борьбы вокруг маршрутов нефте- и газопроводов.
Одной из самых модных геополитических парадигм современности стала цивилизационная модель американского ученого С. Хантингтона. Он попытался придать геополитике культурно-цивилизационное измерение, увязав воедино географические, исторические, религиозные и иные факторы развития. По мнению С. Хантингтона, доминантой современного мира является соперничество основных цивилизаций – западной, православно-славянской, конфуцианской (китайской), исламской, японской, индуистской, латиноамериканской и (возможно) африканской. "Линии разлома между этими цивилизациями, – считает С. Хантингтон, – это и есть линии будущих фронтов"[3].
Основной стратегической задачей Запада С. Хантингтон считает ограничение роста военной мощи исламских и конфуцианских стран, а также использование разногласий и конфликтов между ними. Одновременно нужно поддерживать группы и объединения, ориентирующиеся на западные ценности других цивилизаций. Взгляды и суждения С. Хантингтона получили определенный резонанс на фоне усиления экспансии мусульманского мира и роста международного терроризма. Вместе с тем прослеживаются чисто прагматические задачи этих суждений, направленные на ослабление геополитических соперников США. Так, С. Хантингтон автоматически включает все страны Южной и Восточной Европы в западную цивилизацию, а страны, в населении которых представлены разные цивилизационные группы (среди них и Россия), обрекает на ослабление и распад. Фактически он подталкивает Россию в сторону западной цивилизации при одновременном ослаблении страны.
Цивилизационные аспекты прослеживаются в теориях современной неоевразийской школы (Л. Гумилев, А. Панарин, А. Дугин), а также у представителей американской прикладной геополитики (И. Веллерстайн, Г. Киссинджер, 3. Бжезинский).
Бывший госсекретарь США Г. Киссинджер – влиятельная фигура в современной американской политике. Его геополитические оценки формируют взгляды и поведение современной "атлантической элиты". Прогнозируя систему международных отношений в XXI в., Г. Киссинджер выделяет шесть основных центров силы, связанных с различными цивилизациями: США, Европа, Китай, Россия, Япония и Индия. Эти центры притягивают к себе группы средних и малых государств, что в конечном счете формирует современную геополитическую структуру мира. В механизме формирования этой структуры Г. Киссинджер выделяет роль "морального консенсуса", а также необходимость учета религиозных, философских и культурных ценностей других цивилизаций.
Определенной вехой в современной американской геополитике являются работы постоянного консультанта разных президентов США – З. Бжезинского. В центре его научных интересов – комплексный анализ Евразии как объекта стратегических интересов Соединенных Штатов, а также новая обстановка в мире после распада СССР. По версии З. Бжезинского, распад Советского Союза привел к геополитическому вакууму в центре Евразии и, как следствие, к повышенной конфликтности по всему периметру постсоветского пространства. Он обозначил зону так называемых Евразийских Балкан, где сконцентрированы узлы реальных и потенциальных конфликтов в этом геостратегическом регионе[4].
По мнению З. Бжезинского, именно США должны блокировать развитие неконтролируемых конфликтов в Евразии и гарантировать свое постоянное присутствие в регионе. Для формального обоснования этого Соединенные Штаты должны постоянно подчеркивать свою ведущую роль в борьбе с международным терроризмом. Одновременно, по З. Бжезинскому, США должны предотвращать появление любой коалиции евразийских государств, способных бросить вызов Америке. Потенциально самым опасным сценарием он считает создание коалиции недовольными Соединенными Штатами – Китая, России и Ирана. Другой опасностью для гегемонии США З. Бжезинский считает возможную перегруппировку сил в Европе, в первую очередь, российско-французское или российско-германское сближение. Важнейшим рычагом ограничения влияния России он видит разжигание российско-украинских противоречий по всему спектру территориальных и нефтегазовых проблем.
Анализ современных геополитических теорий показывает, что существенно возрастает роль прикладной геополитики, связанной с геополитическими интересами стран и постановкой практических задач перед правительствами.