Основная проблемная ситуация сегодняшнего, вчерашнего и, вероятно, завтрашнего дня в отечественной уголовной юстиции

Основная проблемная ситуация сегодняшнего, вчерашнего и, боюсь, что и завтрашнего и послезавтрашнего дней в современном отечественном уголовном процессе, основная проблемная ситуация современной отечественной уголовной юстиции в нашей стране – их вопиющая несправедливость.

Конечно, в реалиях современной жизни вообще, в ее векторах, направленных на защиту условий сохранения и развития общества, личности и государства, к сожалению, встречается немало документов, в том числе правовых актов, названия которых противоречат содержанию самих документов. Однако, мне, например, очень не хотелось бы, чтобы указанное обстоятельство, которое, к слову, вносит весьма значительный вклад в анонсируемую проблемную ситуацию, продолжало бы распространяться и стало бы бесспорным для такого комплексного явления, как современная отечественная уголовная юстиция[1].

Впрочем, вернемся к суждению, высказанному в наименовании настоящего лекционного вопроса и сформулированному в первом же его абзаце. Ключ к достижению справедливости в уголовной юстиции, как мне представляется, в конечном счете – в возложении ответственности на действительно виновного, в воздаянии за равное равным (на промежуточных этапах движения уголовного дела), в процессуальном равноправии участников, в частности в равноправии прав и обязанностей и в их органичной сочетаемости.

Уголовная юстиция ("юстиция" в переводе с латыни означает справедливость[2]) оправдывает свое название, видимо, только в том случае, если, с одной стороны, уголовное наказание не угрожает невиновным, а с другой – в результате се эффективной деятельности виновные не уходят от ответственности.

В этой связи зададим вопрос, что называется, в лоб: обеспечивается ли в сегодняшней практике уголовного судопроизводства справедливость именно в таком понимании? Ответ на прямо поставленный вопрос должен быть таким же прямым. Увы – нет! Не обеспечивает.

Скажу больше, в сложившейся сегодня ситуации отечественная уголовная юстиция и не может быть справедливой. Демагогические речи и рассогласованные нормы превращают ее в беспомощную систему с коррумпированными функционерами.

Можно, конечно, смягчить формулировку и сказать: "Справедливость обеспечивается, но не в полной мере". Но не хочется мне смягчать. Я вижу свою задачу не в том, чтобы убаюкивать, а в том, чтобы насторожить, встревожить, даже взбесить. Неразбуженная мысль ленива и неизобретательна. К тому же она движется уже проторенными дорогами. Не бывает справедливости, обеспеченной наполовину. Справедливость либо обеспечивается, либо нет.

Итак, чтобы не оставалось недопонимания, резюмирую: современная отечественная уголовная юстиция несправедлива. Более того, очень несправедлива. Что представляет из себя справедливая уголовная юстиция? Это юстиция, которая точно знает, что делает, обеспечивает воздаяние равным за равное и по правильному адресату. И обеспечивает всем без исключений. Богу – Богово, кесарю – кесарево, слесарю – следовательно, слесарево, а вору – в соответствии с классической формулой товарища Жеглова, тюрьму. Чуть поправлю товарища Жеглова: вору – справедливую меру ответственности, и это не обязательно тюрьма. В этой связи приведу пример из произведения одного из английских авторов. Перед судьей предстал работающий и тем содержащий семью мужчина, в хмельном состоянии поколотивший жену. Последняя сгоряча подала жалобу. Виновный не отпирался. Назначение ему хоть лишения свободы, хоть штрафа существенно ухудшило бы материальное положение семейства. Старик мировой судья собственноручно выпорол с готовностью подчинившегося виновного и отпустил его без назначения какого-либо другого наказания с соответствующими вместо наказания увещеваниями.

Надеюсь, мыслящий читатель не поймет сказанное выше как призыв вернуться к телесным наказаниям, хотя некоторым членам рабочей группы по разработке проекта УПК РФ они явно не повредили бы.

В доказательство того, что автор, приводя пример применения мировым судьей в качестве меры воздействия кулаков, вовсе не провозглашает их вершиной уголовного наказания, приведу пример, относящийся к нашему времени. Средства массовой информации сообщали о дельце или дельцах, заработавших себе немалое состояние на производстве и распространении поддельного растворимого кофе. Не знаю, по каким соображениям, но при изготовлении подделки они добавляли в кофе кроме прочего кофейные отходы и мышиный кал. Видит Бог, я думаю, что было бы весьма эффективным дополнительным наказанием за это преступление, назначаемым, разумеется, по приговору судьи, – персональный утренний кофе для осужденных дельцов, приготовленный из их подделки.

Есть еще один фактор, способный влиять на эффективность такого наказания, как лишение свободы. Это полная информированность коллектива заключенных о преступлениях и их характере, совершенных их "коллегами". Мне представляется, что вопрос о том, доводится ли приговор суда и в каком объеме до заключенных или не доводится вообще (мало ли, какие могут быть соображения), решает и фиксирует в приговоре суд. Гласность так гласность!

Проблема, впрочем, сейчас заключается в другом. Проблема в осознании целесообразной вариативности основных и наличии дополнительных наказаний. Необходимо уменьшить количество судей, председателей судов особенно, но больше доверять здравому смыслу оставшихся судей. Тогда многочисленные благоглупости, очень хочется на это надеяться, постепенно исчезли бы как из действующего УК РФ, так и из противоречивой всегда и особенно сегодня практики уголовного судопроизводства.

В качестве одной из таких благоглупостей назову отмену конфискации имущества как дополнительного для виновного наказания. Замечу, что В. В. Лунеев считает отмену конфискации как дополнительного уголовного наказания поступком не только нецелесообразным, но и незаконным[3].

Приводимая мной ниже ссылка – не для того, чтобы подтвердить утверждаемое мною, скорее для того, чтобы подтвердить суждение, разделяемое обоими авторами. В своей статье лауреат Государственной премии РФ рассказывает, в частности, как он участвовал в Палермо в семинаре "Использование конфискованного имущества мафиозных организаций для социальных целей". Семинар проходил в форме встреч его участников с руководителями префектуры и мэрии Палермо, с организаторами ассоциации "Либера", которая занимается вопросами использования имущества, конфискованного у мафии. Конфискованная недвижимость не продается в связи с опасностью, что через подставных лиц мафия вновь ее купит. Она используется в общественно полезных целях такими хозяйствующими субъектами, как социальный кооператив "Темпо дел Монте Ято", сельскохозяйственный туристический комплекс "Контрада Перчана", в качестве загородного дома для реабилитации лиц с физическими недостатками, реабилитационного центра для наркоманов и др.[4]

Именно в Италии в начале 80-х гг. прошлого века нашлись внутренние силы принять законы, включая законы 1982– 1986 гг., о конфискации имущества у мафиози. Недвижимость подлежала конфискации даже в тех случаях, когда уголовное преследование лица, подозреваемого в мафиозной деятельности, прекращалось за недоказанностью в связи с исчезновением свидетелей или другими формами уничтожения доказательств, а подозреваемое лицо не могло объяснить появление у него имущества. "Несметного богатства" – поэтически подчеркивает В. В. Лунеев[5].

В настоящее время ни статистика, ни оперативные учеты не дают ответа на элементарный вопрос: сколько лиц из числа совершивших преступления злочинцев[6] удостоились не превращаемого в анекдот обвинительного приговора?

Я хочу напомнить коллегам с грустью, свойственной каждому нормальному исследователю, то обстоятельство, что существующая уголовная статистика в определении справедливости исходит не из числа совершенных преступлений, а из числа преступлений, даже не выявленных, а зарегистрированных. Ущербность такого анализа, как, впрочем, и его вынужденность, очевидна. Еще А. Ж. Кетле констатировал, что число скрытых преступлений во много раз больше, чем ставших известными[7]. Чтобы не упускать из вида этого обстоятельства и упорядочить учет его последствий, он предлагал разделить объект криминального исследования – совокупность преступлений – на три группы: "Обнаруженные преступления с обнаруженными преступниками; обнаруженные преступления с необнаруженными преступниками; преступления и преступники, оставшиеся неизвестными правосудию"[8]. Я думаю, что это дельная рекомендация.

Хотелось бы думать, что именно из этих соображений исходят позиции Г. А. Аванесова и С. Е. Вицина, высказанные и обнародованные ими, правда, довольно давно. Первый из них полагал, что "абсолютно полные и точные данные о преступности" в принципе никогда не могут быть получены[9]. Это в принципе верно, однако, при всем моем личном уважении к Геннадию Арташесовичу, вовсе не означает, что от латентной преступности можно просто абстрагироваться.

Большинство исследователей, признающих указанные расхождения, за исключением, пожалуй, А. А. Конева[10], гораздо менее категоричны в допусках и, представляется, приуменьшают их действительные количественные показатели и их влияние на общие параметры преступности. Так, С. С. Остроумов констатирует: "Фактическая преступность значительно превышает число вынесенных приговоров, а это число, в свою очередь, всегда больше числа осужденных"[11].

"Регистрируемая преступность, – утверждает идущий следом за ним в этом отношении В. В. Лунеев, – лишь примерно и неполно отражает преступность реальную"[12]. Он же: "Число выявляемых правонарушителей еще более отдалено от общего числа лиц, перешагнувших уголовно-правовые запреты"[13]. Констатация факта расхождения данных о преступлениях совершенных и злочинств зарегистрированных отмечается большинством исследователей[14]. И только первые большевики в нашем отечестве говорили то, что думали. "...Не морочить самих себя, – писал В. И. Ленин, – иметь смелость признать откровенно то, что есть"[15].

Однако смелость эта не должна ограничиваться, как это часто происходит сейчас, высказыванием о нем суждений зачастую не столько смелых, сколько бездоказательных и подчас безграмотных. Сегодня для того, чтобы отмежеваться от собственного исторического прошлого, не требуется много мужества, и знание того, что мимоходом обругивается, тоже необязательно. Так спокойнее.

Сегодня мужество и смелость нужнее тем, кто выступает со взвешенным анализом и адекватной оценкой настоящего дня, поскольку завтра зародилось вчера, а делается сегодня.

Ушедший и так всегда неправ. Кроме того, чтобы объективно оценить его действия и поступки, должно пройти какое-то время. Французам для того, чтобы понять значимость для Франции личности Жанны д'Арк, понадобились столетия. Продана бургундцами, разумеется, не сегодняшними, англичанам и последними сожжена как еретичка в XV в. (1431 г.), канонизирована в ипостаси святой в XX в. (1920 г.). Сколько веков понадобится, чтобы объективно был оценен, к примеру, И. В. Сталин? Или – явление всемирного и всемерного характера – В. И. Ленин[16]?

Вернемся, однако, к вопросу об оценке справедливости современной отечественной уголовной юстиции. Официальная статистика в познании состояния преступности и преступного (совершающего преступления) населения в стране надежнее других. Однако это не означает, что она вообще надежна. Она, к сожалению, не столько надежна, сколько управляема. Можно сказать и грубее – поддается фальсификации. В системе оперативных учетов она поправляема и исправляема на самых низких уровнях любым послушным (как ныне принято говорить, ангажированным) или заинтересованным, в том числе лично, столоначальником. Поэтому субъективные цифры, которые я назову позже, не менее, но и не более надежны, чем другие.

Вот цифры, опубликованные в "Российской газете" за подписью Министра внутренних дел и призванные подтвердить заявленное в публикации снижение уровня преступности в России по различным параметрам: "В 2006–2008 годах уровень преступности снизился на 17%, соответственно с 3855 тысяч до 3209,9 тысяч преступлений". (Любознательным сообщу попутно: в 2009 г. в России зарегистрировано 2994,8, а в 2010 г. – 2628,8 тыс. преступлений.) Тенденция к снижению числа зарегистрированных преступлений обозначилась и в 2011–2013 гг.

Приведенные данные не проводят необходимого разграничения между преступлениями, действительно совершенными, и преступлениями зарегистрированными. В. В. Лунеев называет их "бумажными". Цифры, содержащиеся в его вышеуказанной публикации, относятся к 1999 г. Со временем он высказывает более критическое мнение: "Если учесть, что ежегодно в России реально совершается около 15 млн преступлений (а с такими оценками согласны и руководители правоохранительных органов), но при этом регистрируется около 2,5–3 млн с выявлением около 1,5 млн правонарушителей, то из этого следует, что около 8–10 млн лиц, фактически совершивших преступления, не привлекаются к уголовной ответственности и примерно 7–8 млн граждан, реально пострадавших от преступлений, не получают от государства реальной правовой помощи и защиты"[17].

И. А. Зинченко соглашается с экспертными оценками, согласно которым в России ежегодно совершается свыше 22 млн преступлений[18].

Эту позицию разделяют и практические работники органов уголовной юстиции. Один из моих учеников – выпускник Омской высшей школы милиции МВД СССР 1970 г., генерал-майор милиции Виктор Шушаков (в недавнем прошлом Виктор Павлович – начальник криминальной милиции УВД Калининградской области, затем – заместитель начальника ликвидированного позднее главка МВД России по борьбе с распространением наркомании) – написал мне, что с учетом криминальных проявлений компьютерной направленности, по его оценке, количество невыявленных, а стало быть, и не прошедших регистрацию преступлений давно превышает 90%. Это мнение думающего специалиста, искренне переживающего за судьбу профессии, которой он посвятил большую часть своей жизни.

В развитие сказанного приведу выдержку из Послания Президента РФ Федеральному Собранию: "Только за шесть месяцев текущего года рассмотрено свыше 4,5 тысяч дел коррупционной направленности. Среди осужденных – 532 представителя органов государственной власти и органов местного самоуправления, более 700 работников правоохранительных органов". С некоторых пор судей, по крайней мере, словесно, упорно отделяют от правоохранительной системы, именно поэтому в указанное количество "более 700" судьи, видимо, не вошли. Может, этими показателями президента не снабдили, либо он счел нецелесообразным доводить их до всеобщего сведения, а судейские злочинства, некуда от этого деться, продолжаются.

Коррупция в нашем Отечестве превращается в модную тему для светских разговоров в юридических тусовках, примерно такую же модную, как разговоры среди англичан о погоде, и приводят они, как правило, к таким же результатам. Ни погода не улучшается, ни положение с коррупцией в Российской Федерации.

Коррупция в современном отечественном обществе приобретает, вернее, уже приобрела характер раковой опухоли.

В то же время появились новые преступления. В данном случае речь идет о так называемых фактах рейдерства – посягательств на права собственника по владению, пользованию и распоряжению своим имуществом, совершаемых под угрозой насильственных действий или с реальным применением таковых. Иными словами, часть преступлений, в основе которых лежит корыстная мотивация, становится, с одной стороны, более изощренной, требующей использования или создания особых условий для их совершения, а с другой стороны, при их совершении все более применяется насилие[19]. Правда, появилось у меня одно сомнение, связанное скорее с неточностью формулировки, чем с ошибкой исследователя. В уже названном автореферате, если судить но его тексту, содержится утверждение, что рейдерство в 2008 г. появилось как новое преступление[20]. Это, конечно, неверно. Рейдерство как способ преступной деятельности, появилось практически одновременно с криминальной приватизацией в стране. Ну, может быть попозже на три дня.

Преступления, совершенные с применением компьютерных технологий, о которых во весь голос заговорили лишь в 2013 г., в настоящее время элементарно не поддаются никакому учету[21].

В газетном отчете о совещании, проведенном представителем Президента по ЦФО, говорится, что участвующие в нем "руководители федеральных ведомств один за другим повторяли: необходимо, дескать, в ближайшее время привести нормативную базу регионов в соответствие с федеральным антикоррупционным законодательством. В частности, об этом будто бы заявил Генеральный прокурор России Юрий Чайка"[22].

Не знаю, кто виноват в этой благоглупости: действительно ли кто-то из руководителей федерального ведомства, пришедший к руководству не столько в силу профессиональных талантов и следовательского или оперативного опыта, сколько по причине нахождения в составе какой-то пришедшей к политической власти команды (клана, тейпа, партии и т.д.), либо журналист, не разобравшийся в ситуации. Бессилие или безрукость руководителя или ведомства легче всего сваливать на закон. Закон ведь сам сдачи критику не даст. Дельные нормативные акты, конечно, нужны. Но еще более нужны эффективно работающие профессионалы, и крайне необходима благоприятная среда функционирования.

По моим не менее, хотя, наверное, и не более надежным, чем полученные другими путями, данным, планируемое правовое воздействие настигает не более девятидесяти из ста правонарушителей. Иногда мне даже кажется, что не более одного – двух из ста. Невысока и раскрываемость преступлений. Президент РФ В. В. Путин заявил: "В целом по России остаются нераскрытыми почти 45% преступлений (44,4%). Практически каждое второе"[23]. (Напомню – от числа зарегистрированных.) Какая уж тут неотвратимость ответственности! Скажу больше, сегодня для преступника риск подвергнуться наказанию по приговору суда существенно меньше, чем опасность для законопослушного гражданина оказаться жертвой преступления, и, по моему мнению, гораздо меньше, чем в 1950-е и 1960-е гг.

Впрочем, отмечу, что не следует думать, что у нас, в Российской Федерации, сложилась какая-то особенная ситуация. В столь любимом составителями нынешнего УПК РФ англосаксонсом судопроизводстве вполне соразмерные показатели. Именно их приводит в своей книге Рамсей Кларк, генерал-атторней США в администрации Л. Джонсона[24]. Ситуация становится особенно пикантной потому, что подозрения в отношении причастности вице- президента Джонсона к убийству Президента США Кеннеди до сих пор еще продолжают обсуждаться на страницах зарубежной печати.

У меня есть книга Гэри Картрайта "Обвиняется в убийстве"[25]. Особенность изложенных в ней событий заключается в том, что обвинявшийся в убийствах и покушениях на убийства мультимиллионер Томас Каллен Дэвис вынудил прокуратуру округа Таррент в США отказаться от продолжения его уголовного преследования, поскольку ее (прокуратуры) бюджет не выдержал соревнования в состязательном процессе с участием присяжных заседателей с миллионами обвиняемого и с его щедро оплачиваемыми адвокатами. Оправдание обошлось обвиняемому в общей сложности в три миллиона долларов, что в десять раз превосходило расходы по этому делу, понесенные округом Таррент[26]. Один из обвинителей, человек стойких консервативных убеждений, прокурор Джо Шеннон, уже позже, когда страсти улеглись, сказал по этому поводу: "Я никогда не думал, что придется когда-нибудь это сказать, но мне кажется, что у нас существует две системы правосудия: одна для богатых, другая для бедных"[27].

Любопытно, что бы сказал сохранивший коммунистические убеждения прокурор по поводу сегодняшнего правосудия, например, в Центральном административном округе Москвы?

Гэри Картрайт – журналист, и не правовед. Вот что, однако, он пишет в уместившемся на одном листке предуведомлении "От автора": "Огромные деньги и высокий накал страстей – вот что поначалу привлекло мое внимание к истории Каллена и Присциллы Дэвис. Но по мере того, как я все глубже вникал в детали, на первый план стало выступать другое. Их история заставила меня задуматься над самой механикой отправления правосудия в том случае, когда обвиняемый – мультимиллионер, который может позволить себе нанять лучших адвокатов, не опасаясь при этом обанкротиться.

Мне не хотелось бы, чтобы у читателя создалось впечатление, будто в данном случае была допущена судебная ошибка. В ходе первого судебного разбирательства он был оправдан, в ходе второго присяжные не смогли вынести единодушного решения. В первом случае адвокатам Каллена удалось вызвать у присяжных “разумное сомнение” в его виновности, а во втором – заставить их разойтись во мнениях. Вот почему до тех пор, пока Каллену Дэвису не будет вынесен окончательный приговор, у него есть все основания ссылаться на презумпцию невиновности. Но возникает вопрос: если бы фактическая сторона дела оставалась прежней, а обвиняемый был бедняком, как бы тогда развивались события?"[28]

Умерший в 17 лет, повесившись на собственном ремне в камере тюрьмы Райкерс-Айленд, Ронни Браун, – иронизирует Рамсей Кларк, повторюсь, но должности Генеральный атторней в администрации президента Л. Джонсона, – считается невиновным до сих пор. До того как покончить с собой, он просидел в тюрьме 19 дней, хотя большое жюри не вынесло против него решения о привлечении к уголовной ответственности, а адвокат не разъяснил ему прав[29]. Наверное, Каллен Дэвис не оказался бы в тюрьме в подобной ситуации.