Норма и языковая вариантность
В современной лингвистической науке норма рассматривается как динамическое, а не статическое явление, хотя нормативность как фундамент литературного языка предполагает стабильность и устойчивость.
Термин "норма" в современной лингвистической науке используется в широком и узком смысле.
Определение понятия
"В широком смысле под нормой подразумевают традиционно и стихийно сложившиеся способы речи, отличающие данный языковой идиом от других языковых идиомов. В этом понимании норма близка к понятию узуса, т.е. общепринятых, устоявшихся способов использования данного языка. <...> В узком смысле норма – это результат целенаправленной кодификации языка. Такое понимание нормы неразрывно связано с понятием литературного языка, который иначе называют нормированным, или кодифицированным"[1].
Соответственно этому следует рассматривать, с одной стороны, норму как явление традиционное, сложившееся исторически, а с другой – как факт кодификации, комплекс регламентаций.
Определение понятия
К. С. Горбачевич подчеркивал: "Современное языкознание освободилось от догматического представления о незыблемости норм литературной речи. Норма отражает поступательное развитие языка, хотя ее и не следует механически выводить из языковой эволюции. Динамическая теория нормы, опираясь на требование “гибкой стабильности”, совмещает в себе и учет продуктивных и не зависящих от нашей воли тенденций развития языка, и бережное отношение к капиталу унаследованных литературно-традиционных речевых навыков"[2].
Динамический подход к норме получил развитие в работах Л. В. Щербы, Н. Ю. Шведовой, Л. И. Скворцова, Ф. П. Филина и других исследователей. Данный подход к норме совмещает воспроизведение "реализованных возможностей системы, возведенных общественной практикой в ранг образца", и "постоянное в процессе живой коммуникации порождение языковых фактов, ориентированных одновременно и на систему и на реализованный образец"[3].
Очевидно, что в норме отражаются как внутрилингвистические языковые законы, так и внелингвистические. С одной стороны, нормативность языковых уровней является отражением системности языка, принципов языковой аналогии и экономии, закономерностей полевой организации и градуальности. С другой стороны, аксиологические и прагматические факторы также определяют устойчивость нормы в тот или иной период развития общества. Соответственно, некоторый парадоксальный характер языковой нормы позволяет описывать ее в комплексе диалектических свойств: устойчивости и подвижности, исторической детерминированности и изменчивости, однозначности и неоднозначности, взаимообусловленности языкового стандарта и контекста. Следовательно, выбор осуществляется и на основе языковой традиции, и на основе языкового употребления.
В этой связи сосуществование языковых вариантов па всех языковых уровнях как отражение динамических свойств языка в процессе его эволюции и есть доказательство жизнеспособности языковой системы.
Определение понятия
Вариантность (от лат. varians, род. п. variantis – 'изменяющийся'), или вариативность, – понятие многозначное. Во-первых, это "представление о разных способах выражения какой-либо языковой сущности как об ее модификации, разновидности или как об отклонении от некоторой нормы (например, разночтения в разных списках одного и того же памятника)". Во-вторых, данный термин характеризует способ существования и функционирования единиц языка и языковой системы в целом. Вариантность – фундаментальное свойство языковой системы и функционирования всех единиц языка; она характеризуется с помощью понятий "вариант", "инвариант", "варьирование". При первом понимании вариантности используются только понятия "вариант" и "варьирование"; то, что видоизменяется, понимается как некоторый образец, эталон или норма, а вариант – как модификация этой нормы или отклонение от нее. При втором понимании вводится термин "инвариант" и оппозиция "вариант – инвариант". Под вариантами "понимаются разные проявления одной и той же сущности, например, видоизменения одной и той же единицы, которая при всех изменениях остается сама собой"[4].
В этом же значении Л. П. Крысин использует термин вариативность. Считаем возможным рассматривать термины вариантность и вариативность как эквивалентные и равноценные.
По аналогии с типологией норм различают варианты орфоэпические, лексические, грамматические (морфологические и синтаксические).
В русской лексикографии наиболее ярким фундаментальным источником, отражающим типологию вариантных грамматических средств, количественное соотношение вариантов внутри типа, стилистическую дифференциацию вариантов, содержащим развернутое объяснение причин вариантности, а при необходимости – краткую историческую справку, характеристику действующих тенденций, является словарь "Грамматическая правильность русской речи"[5].
Авторы словаря отмечают, что в многочисленной группе двойных наименований различных явлений обычно склоняются оба компонента: см. -вагон (-буфет, -выставка, -ресторан, -цистерна, -холодильник). "Однако у названий наиболее употребительных в обиходе типа план-карта, план-заказ, вагон-ресторан, роман-газета, диван-кровать при строгой литературной норме, требующей склонения обоих компонентов наименования, в разговорной речи распространились несклоняемые варианты на стыке слов: в вагон-ресторане, продажа диван-кроватей, заполнение план-карты" (С. 179).
Вопреки тому, что литературная норма жестка и консервативна, она допускает одновременное функционирование вариантов одной и той же языковой единицы. Варианты могут различаться стилистически, зависеть от коммуникативных условий речи, относиться к речевой практике определенных социальных и профессиональных групп; возможны факты и свободного варьирования.
Норма изменяется вместе с развитием языка. Эти изменения, в свою очередь (как правило, в виде вариантов), отражаются в лексикографических источниках посредством помет типа доп. (= "допустимо"), разг. (= "разговорное"), прост. (= "просторечное"), жар?.. (= "жаргонное") и т.п. Типология помет в современном русском языке не носит регламентированный характер и потому может быть различной.
Удачной представляется дифференциация помет, используемая в "Орфоэпическом словаре русского языка" под редакцией Р. И. Аванесова[6], впервые изданном в 1983 г. Авторы словаря по отношению к норме различают языковые факты, описываемые как доп. (= "дополнительное") – менее желательный вариант нормы, который находится в пределах правильного; доп. устар. (= "допустимо устаревающее") – оцениваемый вариант постепенно утрачивается. Наряду с названными выделяются также запретительные пометы: не рек. (= "не рекомендуется") как отражающие явления, соответствующие общим тенденциям языкового развития ("нередко этой пометой оцениваются варианты, о которых можно предполагать, что не в очень далекой перспективе они станут нормативными"); неправ. (= "неправильное") и грубо неправ. (= "грубо неправильное").
См., например: "вы́говор, -а, мн. -ы, -ов ! неправ, мн. выговора́, -о́в (С. 88)"; "выставить, -влю, -вит, пов. выстави и выставь, прич. страд, прош. выставленный" (С. 95); "посы́пать, -сы́плю, -сыплет, -сы́плют и доп. -сы́пит, -сыпят, пов. -сы́пь, прич. страд, прош. посы́панный" (С. 428.); "поча́ть, -чну, -чнёт, прош. поча́л, почала́, поча́ло, поча́ли, прич. страд, прош. поча́тый и доп.устар. по́чатый, поча́т и доп. устар. по́чат, почата́ и поча́та, поча́то, поча́ты и доп. устар. по́чато, по́чаты! неправ, поча́ла" (С. 431-432).
Сосуществование вариантов в тот или иной период времени носит несбалансированный характер, что обусловливается статистической характеристикой употребления. Например, как отмечают авторы словаря "Грамматическая правильность русской речи", приблизительно до 1950-х гг. "склонение собственных имен, оканчивающихся на -а неударное, как русских, так и заимствованных, практически без исключений принадлежало к первому типу склонения женского морфологического рода". Однако начиная с середины XX в. "собственные имена данного морфологического типа испытывают колебания в склонении между первым типом склонения и несклоняемым вариантом (90,91% – 9,09%)"[7]. Ср.: Щуки – Щука, Шломы – Шлома, Батехи – Батеха, Дубины – Дубина и т.п.
Различают несколько типов варьирования языковых единиц в пределах нормы[8];
1) свободное, например, вариативное сосуществование исторически обусловленных грамматических форм, отражающих базовые модели формообразования, и моделирование по аналогии (к примеру, формообразование глаголов непродуктивных групп по аналогии с продуктивными): ездят – ездиют, машут – махают (по аналогии читают);
2) семантически обусловленное, например, варьирование форм родительного падежа (сыра – сыру, творога – творогу), предложного падежа (в кругу – в круге, на доме – на дому), форм множественного числа в зависимости от значения слова (образы – образа, ордены – ордена) и др.;
3) стилистически обусловленное, ср.: алкоголик (нейтр.) – алкаш (прост.), скандал (нейтр.) – дебош (разг.), девушка (нейтр.) – дева (устар.), скряга (нейтр.) – жмот (прост.);
4) профессионально обусловленное, например: возбуждено́ (нейтр.) - возбу́ждено (проф.), новорождённый (нейтр.) – новоро́жденный (проф.), осуждённый (нейтр.) – осу́жденный (проф.), алкого́ль (нейтр.) – а́лкоголь (проф.), шпру́ца (нейтр.) – шприца́ (проф.);
5) социально обусловленное, примером которого могут служить рефлексы старомосковского произношения в современной звучащей речи. В частности, как отмечается, результаты исследований "убедительно показали, что некоторые из старомосковских черт, признававшиеся ранее архаическими: произношение безударных флексий глаголов II спр. 3 л. мн. ч. со звуком [у], произношение [шн] на месте буквосочетания чн в определенном круге слов, произношение звука [р'] перед мягкими согласными (зубными, переднеязычными, губными, заднеязычными), следует признать нормативно допустимыми в современном языке наряду с новыми произносительными вариантами"[9].
Таким образом, сосуществующие в литературном языке варианты являются признаком жизнедеятельности языковой системы; их использование зависит от сферы и стиля общения, социальной и профессиональной принадлежности говорящего, его коммуникативных намерений.