Национальное своеобразие агиографической литературы Киевской Руси

Литература житий святых, или агиография, – достояние средневековой христианской культуры, имеющее многовековую историю развития до появления на Руси. Хотя Античность этого жанра не знала, но именно ее традиция составления биографий знаменитых людей подготовила почву для возникновения агиографии. У истоков житийной литературы стояло жизнеописание Христа, в четырех версиях (от Матфея, Марка, Луки и Иоанна) канонизированное церковью и образовавшее остов Евангелия. Оно определило житийные принципы изображения героя (идеализирующий), отбора и расположения биографического материала (цепь самых ярких эпизодов из жизни святого, связанных хронологически или тематически и работающих на одну цель – доказать исключительность его личности). Многие евангельские мотивы стали традиционными для житийной литературы, например искушение святого блудницей, исцеление им недужных, поучения и пророчества. Евангелие оказало влияние и на стиль агиографических сочинений, метафорический по своей основе, что отражало стремление средневекового человека подняться над реальностью, в сиюминутном увидеть вечное. Питательной средой для агиографии на протяжении всего Средневековья являлось устное народное творчество. Многие жития святых выросли из народной легенды, монастырского предания, рассказа о чуде, а их герои нередко напоминают былинных богатырей, но только богатырей духа.

Житийный жанр пришел на Русь вместе с принятием христианства из Византии, где к VIII–IX вв. сложился канон агиографического повествования. Классическое житие должно было состоять из трех частей: вступления, собственно биографической части и завершающего повествование похвального слова святому. Обязательным для вступления было сознательное самоуничижение автора, необходимое для того, чтобы подчеркнуть величие нравственного подвига героя. "Общие места" вступительной части жития – отсылки писателя к источнику достоверных сведений о святом, что было призвано документировать повествование; молитва к Богу о помощи в трудном деле "списания" биографии одного из "воинства Христова"; обильная цитация книг Священного Писания, усиливающая дидактическую направленность произведения.

Агиографический канон требовал, чтобы в центральной части жития указывалось на благочестие родителей святого, раннюю необычность героя, который избегал детских игр и зрелищ, но прилежно учился, посещал церковь и был "душею влекомъ на любовь Божию". Инаковость житийного героя проявлялась в его отречении от мирского, присущем ему даре чудотворения: он мог предсказать исход битвы и день своей смерти, в голодные годы творить из лебеды хлеб, а из пепла – соль, исцелять "бесноватых", слепых и хромых. Для автора жития характерна графическая манера письма, предполагающая использование только двух красок: для создания образа святого – белой, его противников – черной. Обычно святой был свят от рождения, его образ не имел внутренних противоречий и не претерпевал духовного развития; герой жития никогда не испытывал сомнений и не переживал нравственных кризисов. Дорожа вечным и всеобщим, агиограф пытался освободить создаваемый им образ идеального человека от всего индивидуального и конкретно-исторического, поэтому житийная литература, по словам В. О. Ключевского, богата "образами без лиц", похожими друг на друга, в сходных ситуациях совершавшими одни и те же поступки, произносившими одни и тс же слова.

Схема житийного повествования переносилась из произведения в произведение, преодолевая пространственные и временные границы, не потому что средневековые писатели были лишены таланта, а русская литература, усвоившая агиографический канон, была идейно и художественно бессильна. Появление "общих мест" в житиях святых объяснялось иным представлением о литературном мастерстве, господством в Средние века эстетики подобия. Они возникали и как следствие незамысловатости и строгой регламентированности монастырской жизни, похожести тех жизненных ситуаций, в которые попадал герой-монах. Кроме того, в основе житий обычно лежали монастырский эпос или родовое предание, рассказы о святом его сподвижников и учеников. Фольклорное восприятие и устная традиция бытования сглаживали различия в обстановке жизни героев, их индивидуальном облике. Необходимо принимать во внимание и читательскую аудиторию, которой адресовалась литература житий. Это в основном была среда монашеская, крестьянская, во всем дорожившая традиционным укладом и воспринимавшая новое настороженно, с недоверием. Обилие канонических формул в памятниках древнерусской агиографии создавало иллюзию заторможенности развития литературы, которое, по мнению Д. С. Лихачева, совершалось достаточно быстро, но было "труднее уловимо и сложнее определимо".

Наибольшей подвижностью и многообразием отличались описания чудес, совершаемых святым при жизни и после смерти. Они являлись обязательным компонентом жития и представляли собой либо протокольноделовую запись случившегося, либо остросюжетный рассказ о помощи святого людям, попавшим в критическую ситуацию, будь то неизлечимая болезнь или пропажа жизненно необходимого, засуха или шторм, вражда или клевета. Ф. И. Буслаев справедливо полагал, что "в статьях о чудесах угодников иногда в замечательно ярких очерках выступает частная жизнь наших предков, с их привычками, задушевными мыслями, с их бедами и страданиями".

Древняя Русь оставила нам в наследство огромный массив житийной литературы, весьма разнообразной, несмотря на жанровую нормативность. Во многом именно поэтому проблема типологии житий в достаточной мере не разработана учеными: трудно выделить универсальный принцип классификации агиографических произведений, в силу чего за основу берутся самые разные признаки – как собственно литературные, так и внелитературные. Прежде всего различают переводные и оригинальные жития. Руководствуясь географическим принципом, т.е. учитывая место создания памятника или место подвижничества героя, выделяют жития киевские, новгородские, московские, севернорусские и т.п. Признавая неразвитость авторского самосознания и отсутствие литературных направлений и школ в Средние века, тем не менее говорят о жанрово-стилевой близости житий, созданных Нестором и Епифанием Премудрым, книжниками "ученой дружины" митрополита Макария и писателями-старообрядцами. Агиографический материал часто группируют по типу героев, ибо поэтика жития во многом зависела от того, был ли святой рядовым монахом или игуменом монастыря, князем или иерархом церкви. Однако эта классификация весьма условна, поскольку в разряд княжеских житий попадают жизнеописания и мучеников, и воинов, и святителей. Видимо, за основу систематизации лучше брать тип деятельности святого и различать жития затворников и столпников, мучеников и юродивых, воинов и основателей монастырей.

В зависимости от характера сборника, в который входили агиографические произведения, выделяют их линейные, проложные и патериковые виды. Если житие, включенное в состав Пролога, представляло собой своеобразный "конспект" его полного варианта, читающегося в Минее, то патериковое "слово" о святом – это увлекательный рассказ об одном или нескольких эпизодах из жизни подвижника. Порядок следования отдельных произведений в патерике не зависел от церковного календаря, как в Прологе и Минее, где текст располагался в зависимости от дня памяти святому ("Житие Феодосия Печерского", например, читалось под 3 мая). Исходя из назначения агиографических сборников, различают служебные, связанные с церковным обиходом, и четьи, предназначенные для "душеполезного" чтения.

Создание оригинальных памятников агиографии в первые века христианства на Руси сыграло большую роль в борьбе за ее независимость в делах государственного, церковного и культурного строительства. Чтобы поднять свой престиж и добиться правовой и идеологической автономии от византийской церкви, русской церкви необходимо было создать свой пантеон святых, непременным условием канонизации которых являлось наличие жития. Следует принимать во внимание и причины художественно-эстетического свойства: под влиянием переводных житий (в основном греческих, реже – болгарских и сербских) у русских книжников могло возникнуть желание попробовать свои силы в этом жанре, вступить в своеобразное литературное состязание со своими предшественниками. Появление древнерусской агиографии было вызвано насущной потребностью формирования нового христианского идеала поведения человека. Житие не только давало представление об идеальном, но также показывало конкретные пути достижения нравственного совершенства, будило творческую активность читателя, что создавало условия перехода от "жития" к "жизни" путем подражания христианскому праведнику. Именно житийная литература в Средние века была ответственна за нравственное здоровье общества.

Христианство на Руси – официальная религия, насаждаемая "сверху", поэтому первые русские святые – князья, а сам тип княжеского жития необычайно продуктивен. Прежде всего претендовали на причисление к лику святых и создание житий князь Владимир, крестивший Русь, и его бабка – княгиня Ольга, первой из русских правителей принявшая христианство. Однако их жития складываются позднее, уступая место написанным во второй половине XI – начале XII в. "Сказанию" и "Чтению" о святых мучениках Борисе и Глебе, житиям Антония (до нас не дошло) и Феодосия Печерских. Очевидно, это связано с языческим прошлым князей: требовалось время, чтобы забыть либо оправдать жестокость Ольги в ее борьбе с восставшими древлянами или любовь к мирским радостям Владимира, который до крещения проводил время в военных походах и пирах с дружиной, был окружен многочисленными женами и наложницами.

Уже ранние образцы русской житийной литературы свидетельствуют об их национальном своеобразии, о мастерстве русских писателей, творчески освоивших агиографический канон. Жития русских святых теснее, чем византийские памятники агиографии, связаны с конкретной исторической действительностью, отличаются обилием ярких примет своей эпохи.