Насилие и ненасилие

Насилие – использование силы для достижения определенных целей. Всем известная до сих пор история человечества во многом выглядит как летопись насилия. В первобытном нравственном сознании колоссальную роль играла месть. Родовая месть – характерный феномен древнего человечества. Она осталась и в христианском сознании. Инстинкт и психология родовой мести, столь противоположные христианству, перешли в своеобразное понимание чести – необходимо защищать свою честь и честь своего рода с оружием в руках, проливая кровь. Древняя месть совсем не была связана с личной виной. Месть и наказание не направлялись прямо на того, кто был лично виновен и ответственен. Родовая месть была безличной.

Древнее насилие клана и рода над человеком, установившее неисчислимое количество табу и запретов и вызывавшее страхи и ужасы, из нравственного закона, каким оно было в древние времена, перешло в атавистические инстинкты, с которыми должно бороться более высокое нравственное сознание. Это одно из существенных прозрений социальной этики.

Общество изначально смиряет, обуздывает, дисциплинирует инстинкты человека. Позже то, что оно вложило в человека для его обуздания, превращается в хаотические инстинкты на более высоких ступенях нравственного сознания. Так, прежде всего, происходило с местью. Человека лишали свободы как существо, одержимое греховными инстинктами. Но социальное обуздание свободы превратилось в инстинкт властолюбия и тирании.

Христианское сознание не может оправдать насилия, которым движется история. Христиане придумали другие нормы и правила для обоснования своей жизни. Все делается необычным, непохожим на то, чем живет мир. Мир принужден отказаться не только от своего зла и от своего добра. "Не противься злу насилием"... Мир же видит добро именно в противлении злу насилием. Однако церковь попадала под влияние государства и заражалась его насилием.

В качестве специфической формы организованного насилия можно рассматривать войну. Можно выделить по крайней мере четыре точки зрения на происхождение войны как формы насилия: дарвинистскую точку зрения (борьба за жизнь свойственна всем биологическим видам, в том числе и человеку); концепцию "первородного греха" (отход людей от первоначального идеального состояния привел к конфликтам и насилию); марксистскую (институт эксплуатации есть источник войн) и "теорию великого человека" (агрессивные личности навязывают свою волю пассивной массе).

Палеоантропологические данные, например наскальные рисунки, показывают, что древнейшие люди использовали оружие для охоты, по не для убийства. Этологи нашли, что и среди животных практически отсутствует внутривидовая агрессия. Не подтверждается также концепция "накопления" агрессивности в неких физиологических механизмах или "склонности к самоутверждению" (при неисполнении желания якобы возникает агрессивность).

Современник английской буржуазной революции середины XVII в., Т. Гоббс первым связал насилие с человеческой природой. Политическая доктрина Т. Гоббса подчинена задаче исключить всякое повторение революции, развал государства. По Т. Гоббсу, человек по природе своей – существо эгоистическое, управляемое не разумом, а страстями. Поэтому при отсутствии внешних сил, сдерживающих проявление эгоистической человеческой природы, люди оказываются в "естественном состоянии", которое, по Т. Гоббсу, есть состояние войны всех против всех, ибо за исключением страха все основные страсти оказываются формами стремления к господству и насилию. Только обладающее абсолютной властью государство, в котором страсти людей сковываются осознанным страхом, гарантирует мир в обществе, создаст условия достижения того, что Т. Гоббс считал высшим благом.

У И. Канта антиподом насилия выступало право. Нет никакой надобности дожидаться действительного проявления враждебности. Каждый человек правомочен применить принуждение к тому, кто уже в силу своего характера угрожает ему таким же принуждением. Философ считал, что мы познаем максимум насилия и злобу людей, толкающие их на взаимную вражду, до того как появляется какое-нибудь внешне имеющее власть законодательство. Народы и государства никогда не могут быть защищены от насилия друг над другом, притом каждый делает на основе своего собственного права то, что ему кажется правым и благим. Следовательно, для того чтобы выйти из естественного состояния, человек должен прежде всего вступить, по мысли И. Канта, в естественное состояние.

Η. Л. Бердяев обратил внимание на феномен духовного насилия. Он отмечал, что свободная совесть есть величайшее нравственное благо и само условие возможности нравственной жизни. Внутренне свободу совести невозможно уничтожить никакими силами мира: она остается даже тогда, когда человека сажают в тюрьму или ведут на казнь. Но внешне можно насиловать свободу совести, отрицать право свободы совести как субъективное право личности, социально не признавать ее... Поэтому возможна и неизбежна борьба за свободу совести. Внешне свобода совести нарушается и насилуется социальной обыденностью, всегда властолюбивой и деспотической. И это социальное насилие, по мнению Н. А. Бердяева, совершается не только государством, властью, внешней церковью, пользующейся органами государственной власти, но и "общественным мнением" семьи, национальности, класса, сословия, партии и т.д.

Развивая эту мысль, Н. А. Бердяев показал, что в "свободном" демократическом "общественном мнении" постоянно насилуется совесть личности. Это есть борьба за оригинальность, первородность нравственных актов. Совесть никогда не должна определяться социальностью, социальными группировками, мнением общества. Она должна возникать из глубины духа.

Настоящее противоположение, по словам Н. А. Бердяева, есть противоположение силы и насилия. Но оно сложнее, чем обычно думают. Кроме явного, бросающегося в глаза физического насилия есть менее заметное психическое насилие, которому постоянно подвергаются люди. Психическое насилие бывает даже ужаснее насилия физического. Тут есть сложная градация ступеней насилия. Насилием могут быть воспитание, религиозное запугивание, семейные нравы, пропаганда, ежедневное внушение газет, власть политических партий, власть денег, совершающая величайшие насилия.

Человека насилуют не только физические, но и психические акты, держащие его в страхе. Режим террора есть не только материальные действия – аресты, пытки, казни, но прежде всего действие психическое, внушение страха и ОГЛАВЛЕНИЕ людей в страхе. Так, в Средние века запугиванием адскими муками совершали страшное психическое насилие над людьми. Психическое насилие существует всегда, когда пасует внутренняя свобода. Дурная сила всегда связана с отрицанием свободы другого. Насильник любит свободу для себя, по отрицает ее для другого. Все сторонники деспотических режимов любят свободу для себя.

Культ силы безбожен и бесчеловечен. Это культ низшей материальной силы, неверие в силу духа и свободы. По ложному культу силы, как полагал II. А. Бердяев, противополагаются не защита слабости и бессилия, а дух и свобода, в социальной жизни – право и справедливость. Закон этого природного мира есть борьба индивидов, семейств, родов, племен, наций, государств, империй за существование и преобладание. Демон воли к могуществу терзает людей и народы. Но христианство глубоко противоположно культу силы.

Проблема насилия связана также с феноменом революции. В ходе революции обязательно возрождается, например, миф социального динамизма, обнаружениями которого оказываются хаос, насилие, уничтожение традиций – непременные компоненты революционного процесса. Возникает опасность тоталитаризма, который можно определить как полный контроль государственных органов над деятельностью всех клеточек общественного организма и жизнью человека. Подлинная цель революций заключается не в ломке устаревших социально-экономических укладов или политических систем, но прежде всего в придании большей эффективности структуре власти и насилия.

Даже если революционеры ставят своей целью уничтожение власти как таковой, они должны прежде ее захватить. Это требует от них создания мощной, централизованной организации, которая затем развивается в соответствии со своей собственной логикой и диктует своим членам линию поведения, которую они не могут изменить произвольно, не поставив при этом под угрозу существование самой организации. Чем более централизована революционная партия, тем бо́льшую угрозу тоталитаризма она несет.

Тоталитарные режимы раскрыли угрозу, которая заключена в культе насилия. Первую мировую войну считали последней битвой, а ее завершение – окончательной победой свободы: существовавшие демократии, казалось, усилились, а взамен прежних монархий появились новые демократии. Но не прошло и нескольких лет, отмечал Э. Фромм, как возникли новые системы, перечеркнувшие все, что было завоевано веками борьбы, казалось, навсегда. Ибо сущность этих новых систем, практически полностью определяющих и общественную, и личную жизнь человека, состоит в подчинении всех совершенно бесконтрольной власти небольшой кучки людей.

Хотя применение силы в современном сознании традиционно осуждается, насилие продолжают связывать с возможностью позитивных социальных перемен. Именно такой подход к насилию характерен для политического курса левых. Обычным метафизическим возражением против насилия является то, что оно противоречит политическим обязательствам, лежащим на всех членах общества. Однако то, что принято называть "политическим обязательством", в сущности является моральным обязательством действовать в соответствии с законом. В таком случае политическое обязательство в конечном счете есть обязательство моральное.

Можно выделить в связи с этим две основные трактовки политического обязательства – "утилитарную", восходящую к Т. Гоббсу, и "договорную", восходящую к Дж. Локку. По Т. Гоббсу, напомним, самый плохой общественный порядок лучше полного отсутствия порядка, ибо в последнем случае человечество неминуемо впадает в состояние войны всех против всех. Согласно этой трактовке монополия государства на применение силы безусловна – государство должно обладать ею независимо от того, правит оно в соответствии с оговоренными условиями или вообще не соблюдает их. Государство не является договаривающейся стороной, договор заключается между членами общества.

По Дж. Локку, члены общества, не страдающие от тиранического правления, обязаны соблюдать законы и не прибегать к насилию, поскольку альтернативой законности являются если не состояние войны, то, по крайней мере, меньшие блага, нежели блага гражданского общества. Поэтому члены общества дают свое "молчаливое согласие" на отречение от насилия и беззакония. Государство, со своей стороны, должно уважать и охранять естественные права членов общества.

Привлекательность "левого насилия" состоит в том, что оно выдвигает конкретные цели, которых можно добиться насильственными методами. Однако сущность насилия остается неизменной. В сопротивлении насилию невозможно достичь необходимой точности, которая нужна для "рациональной уверенности" в правильности выбора, как нельзя исчерпывающим образом объяснить, почему одни кампании насилия в прошлом увенчались успехом, а другие потерпели крах. Можно, однако, заметить, что насилие левых в определенной мере оправдано пассивностью власть имущих в смягчении социальных несправедливостей.

Насилие как политическое средство, как способ существования общества свидетельствует о гибельности этого пути. Выход в том, чтобы вернуть государству его силу и способность противостоять злу, решать конфликты политическими средствами, восстановить авторитет закона, вернуть стране и власти нравственные ориентиры.

Ненасилие – сознательный отказ от насилия. Люди на протяжении всей истории вели войны, завоевывали другие народы, культивировали рабство. Однако постепенно в человеческом сознании стало укрепляться убеждение в том, что насилие нельзя победить насилием. Поэтому издревле складывались воззрения, которые усматривали свою цель в том, чтобы прервать спираль насилия. Эти взгляды, разумеется, не были преобладающими. Однако человечество, можно сказать, последовательно продумало названную идею.

Философские учения в религии Востока, такие как индуизм, буддизм, даосизм, указывают в первую очередь на внутреннее освобождение от цепей эгоизма и насилия. В индийской философии существовало такое понятие, как ахимса, которым обозначался характерный этический принцип индийской философии и религии. Он состоял в проповеди воздержания от нанесения вреда всему живому без какого-либо ограничения или выбора. В этом воззрении отражена идея родства всех живых существ, неотделимости человека от природы.

В индийской философии существовал также термин "сатьяграха" ("сатья" переводится как "правда", "Бог"), выражавший не только пассивное отношение к насилию. Оно скорее олицетворяло созидательную и миротворческую силу. Сатьяграха, считали древние мудрецы, должна проникнуть в нас и изменить людей. Однако этот процесс противоречивый и сложный. На его пути возникают сбои, когда насилие кажется более действенным способом преобразования человека и общества.

В текстах Ветхого Завета насилие рассматривается как отрицательное, жизнеразрушительное начало. Народ Израиля осуждал агрессию извне, однако он не призывал к ответным действиям, которые могли бы быть возмездием. Принцип, который доминировал в культурах того времени – на протяжении тысячи лет до нашей эры, – назывался талионом, или принципом воздающей справедливости ("Око за око, зуб за зуб!"). Иначе говоря, можно было применить насилие только в определенных дозах. Не более того!

Христианская этика принципиально осуждала насилие и убийство. "Не убий!" – это ведь протест против всяческого и безмерного насилия. "Не убий!" – это осознание ценности человеческой жизни, безусловное уважение к человеку и, наконец, это уверенность в том, что в обществе не должно быть насилия.

Идея насилия имеет духовные и нравственные корни. Элементы данной идеи в той или иной форме содержатся во всех религиозных учениях – в форме морального закона или заповедей, направляющих индивидуальное поведение человека. В XX в. эта идея получила не только теоретическое, но и практическое воплощение. Опыты ненасильственной борьбы за национальную независимость в Индии и гражданское равноправие в США продемонстрировали огромный потенциал идеи ненасилия как средства политической борьбы и как метода устранения социальных конфликтов.

Огромное значение в укреплении этой идеи имело учение Л. Н. Толстого о непротивлении злу насилием. Толстой отмечал, что одна из главных причин бедствий людей – это ложное представление о том, что одни люди могут насилием улучшать, устраивать жизнь других людей. Заблуждение о том, что одни люди могут силой заставлять других людей жить по своей воле, произошло, по мнению Толстого, не оттого, что кто-то придумал этот обман, а оттого, что люди, отдаваясь своим страстям, начали насиловать людей и потом старались придумать основание своему насилию.

Л. Н. Толстой считал, что учение о непротивлении злу насилием в полном виде представлено в заповедях Иисуса Христа. Он показывая, что заблуждение о возможности устройства порядков среди людей насилием особенно вредно тем, что переходит из рода в род. Люди, выросшие в насильническом устройстве, уже не спрашивают себя, нужно ли, хорошо ли принуждать людей силой, а твердо верят, что без насилия людям жить нельзя.

Писатель раскрывал противоположность любви и насилия. Он выступал против государственного диктата. "В государстве говорят о свободе. А между тем все устройство его основано на насилии, которое все противно самой какой бы то ни было свободе". Толстой выступал также против всеобщей воинской повинности, которая была в то время знаковым обозначением непротивления.

Толстой отмечал, что те люди, которые имеют власть, всегда уверены, будто руководит людьми только насилие, и поэтому для поддержания существующего порядка смело употребляют насилие. Существующий же порядок, по мнению писателя, держится не насилием, а общественным мнением, общественное же мнение нарушается насилием. Учение о непротивлении злу насилием не есть какой-то новый закон, а есть только, но словам Толстого, указание на неправильно допускаемое людьми отступление от закона любви, есть только указание на то, что всякое допущение насилия против ближнего во имя возмездия и предполагаемого избавления себя или ближнего от зла несовместимо с любовью.

Только те люди, считал Толстой, которым выгодно властвовать над другими людьми, могут верить в то, что насилие может улучшить жизнь людей. Людям же, не поддавшимся этому суеверию, должно быть ясно, что жизнь людей может измениться к лучшему только от внутреннего душевного изменения, а никак не от тех насилий, которые над ними делаются. Устройство общей жизни людей посредством законов, поддерживаемых насилием, без внутреннего совершенствования, по Л. Н. Толстому, все равно что перекладывание без извести из неотесанных камней на новый лад разваливающегося здания. Оно все равно будет разваливаться.

Русский философ И. А. Ильин критиковал Толстого за примиренчество и попустительство злу, которые оказываются формой соучастия в творимых злодеяниях. Истоки философии непротивления, по словам И. А. Ильина, в неверном понимании природы зла и роли страданий. Философ отмечал: духовность человека состоит в том, что он сам автономно ищет, желает и имеет в виду объективное совершенство, воспитывая себя к этому видению и творчеству.

Именно в этой природе своей, считал философ, и в этом дыхании своем внутренняя свобода человека священна и внешние проявления ее неприкосновенны. Если человек наполняет свою самостоятельность злыми деяниями, злоупотребляет своей автономностью, то личность оказывается в глубоком внутреннем раздвоении.

По мнению И. А. Ильина, зло может проявляться и обычно проявляется совсем не только в виде физического насилия и связанных с ним физических мучений. Наивно было бы думать, будто деятельность злодея сводится к физическому нападению, отнятию имущества, ранению, изнасилованию и убиению. Физическое насилие не есть ни единственное, ни главное, ни самое губительное проявление злодейства. Человек гибнет не только тогда, когда он беднеет, голодает, страдает и умирает, а тогда, когда он слабеет духом и разлагается нравственно и религиозно.

Наверное, не менее странной оказалась в XX столетии позиция видного политического деятеля Индии Махатмы Ганди. Он возглавил движение за независимость своей страны. Однако он призывал не к революции, не к войне. Ганди заложил основы политики ненасилия, продемонстрировал ее огромные возможности на опыте борьбы за независимость Индии, которая была колонией Англии. Британская корона была вынуждена по достоинству оценить такую последовательно проведенную политику и предоставить Индии свободу. Позиция ненасилия существенно отличается от, скажем, христианского взгляда или средневековых норм рыцарского этикета. Она признается наиболее жизнеспособной как в современных условиях, так и в перспективе.

* * *

В XX в. прошли обстоятельные дискуссии и в естествознании, и в обществознании по поводу детерминизма. Эти обсуждения показали, насколько сложны процессы развития. С одной стороны, оно может быть экстенсивным (в смысле эволюционизма XVIII в.), т.е. обнаружением и разрастанием того, что уже имелось, или интенсивным, т.е. возникновением качественно новых форм. С другой – развитие бывает или экзогенным, т.е. ненастоящим, неподлинным, определяемым только извне, или эндогенным, иначе говоря, настоящим развитием, источник которого находится внутри того, что подвержено изменению.