Мотивация журналиста к поиску информации

"Трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете" – этот гимн журналистов доцифровой эпохи воспринимался как непреложный закон профессиональной деятельности. Он же знаменовал и романтический императив профессии: все ("...и жизнь, и слезы, и любовь...") ради нескольких строчек, минутного репортажа, картинки в телеэфире...

Цифровые технологии производства и трансляции информации, господство современных средств связи освободили журналистов от многодневных и многочасовых усилий по поиску актуальной информации. Освободили от затрат времени, но не от самого поиска. Стрежнем журналистской деятельности, ее законом по-прежнему остается стремление найти уникальный, новый, еще никем и нигде не обозначенный факт современности. И, как точно определил американский психолог и лингвист Стивен Пинскер, автор бестселлера "Язык как инстинкт", именно творческое беспокойство продолжает руководить журналистским поиском социально значимой информации.

Во всякой деятельности, по определению психологов, "можно выделить мотивацию внешнюю, не связанную с характером работы, и содержательную, когда ОГЛАВЛЕНИЕ деятельности интересно и приятно. Оба вида мотивации важны, и нельзя считать, что один вид “выше” или “ниже”"^[1]. В одном случае журналисту льстит его положение в авторитетной газете или телекомпании, нравятся командировки как путешествия за казенный счет, в другом – держит в плену и не отпускает страсть к исследовательской работе, самовозгорание в процессе поисков и создания "самой главной статьи", потрясающего сюжета. Вот почему при выборе уровня задачи, при определении автора или исполнителя сложнейшего вида работы необходимо ориентироваться на знание темперамента – своего и коллеги-подчиненного, того, кому выдается задание.

Психологи установили: люди, отличающиеся слабой нервной системой, – меланхолики – сильнее мотивированы на выполнение более простых действий, чем обладатели темперамента других видов. Они меньше устают и раздражаются от однообразия и повторения простых операций. У таких людей максимум мотивации проявляется в задачах с большей надеждой на успех. В то же время люди с более сильной нервной системой и высокой реактивностью – сангвиники и холерики – предпочитают выполнять работу, не регламентированную строгостью правил, совместимую с индивидуальным подходом к ее выполнению, с переключением на другие виды деятельности. Такой режим создает оптимальные условия для функционирования их нервной системы, позволяет эффективно работать длительное время без перерыва и с малым числом совершаемых ошибок. Флегматики и меланхолики, напротив, в условиях строгой регламентации обнаруживают бо́льшую сопротивляемость и продуктивность, чем холерики и сангвиники^[2]. То есть для обладателей разных темпераментов должны существовать адекватные им задачи и виды работы.

Важна и мера мотивации, которая в бытовом наречии обозначается выражением "руби дерево по себе". Сангвиники в большинстве своем не только берутся за решение задач высокой сложности, но и, как правило, справляются с ними. Более реалистичны в своих часто скромных притязаниях меланхолики и флегматики, так как они знают меру своих возможностей. Случаи завышенных притязаний на явно невыполнимые задания отмечаются в деятельности холериков и отдельных сангвиников. Существует объективный психофизиологический предел: большие свершения требуют больших сил. Специалистам известен закон Еркеса-Додсона, который в изложении отечественных психологов выглядит так: "Чем сильнее желание, тем лучше результаты. Но – лишь до некоторого предела. Если мотивация переходит через этот “пик”, результаты ухудшаются... Для умственной деятельности требуется тонко дифференцированное возбуждение ограниченных участков коры головного мозга и одновременное торможение других, рядом расположенных участков. Сильные чувства связаны с высоким уровнем возбуждения подкорковых центров. Импульсы из подкорки “бомбардируют” кору мозга, приводя к ее разлитому возбуждению, и интеллектуальная деятельность ухудшается. Такова нейрофизиологическая основа закона Еркеса-Додсона"^[3]. В таком случае, если действие этого закона непреложно и "спешить надо медленно", то какова все же разумная мера мотивации в творческой деятельности?

По утверждению людей, достигших высот в профессии, эту меру определяет страстность, эмоциональный накал, побуждающий к действию. И как бы ни казалось это неправдоподобным и нецелесообразным нынешнему репортеру, не за трое суток, а за считанные минуты скачивающему с сайтов Интернета не три, а множество строчек, именно такая эмоциональная страстность и готовность к совершению дела формирует абсолютно необходимый для творчества рефлекс цели.

Вся сознательная жизнь человека есть движение от одной цели к другой. Знание цели руководит выбором средств, методов, формы и видов выполнения работы. Чем отчетливее поставлена цель, тем успешнее может быть решена задача. Чем чаще решается подобная задача, тем успешнее закрепляется интеллектуальный рефлекс: осуществляется "переход интеллекта в инстинкт" – процедура, по мнению философа А. Н. Уайтхеда, формирующая основания мастерства. Характер такого перехода в немалой степени формирует индивидуальный мотивационный профиль личности – своеобразную совокупность четко или же неявно выраженных групп мотиваций, положенных в основание целеполагания. Специалисты выделяют эстетические мотивации, выраженные в желании получить удовольствие от процесса или его результата, сциентистские мотивации – нацеленность на познавательную деятельность и расширение кругозора, этические или гуманные мотивации, проявляющиеся в искреннем желании творить добро, помогать людям. Есть, разумеется, и корыстные мотивы, связанные с карьерным ростом, достижением только материального благополучия.

Мотивы по-разному конфигурируют индивидуальный профиль личности в каждом отдельном случае: где-то главенствует гедонизм (получение удовольствия), где-то – сострадание и этизм, а бывает, что деяние не обходится и без тайных или явных корыстных намерений. В творческой деятельности предпочтительно быть личностью, четко осознающей и последовательно реализующей мотивы своих действий. Например, в статье журналиста Евгения Богата "Хорошо роет старый крот", написанной в пору его творческого взлета, так объясняется самоотверженность журналистской будничной работы: "...Во имя чего? Утром миллионы людей – за чашкой кофе и в трамвае, в постели, в лифтах, в уличной сутолоке – обыденным жестом развернут газету, разом вдохнут в себя воздух мира: войн, стихийных бедствий, политических событий, футбольных сенсаций – и через минуту, уже устав от емкости этого первого на дню соприкосновения с человечеством, увидят ЭТО. Моя статья..."^[4]

Журналисту, призванному быть ходатаем по делам человечества, желательно своевременно определить приоритеты мотивов деятельности. Четкая мотивированность может стать основой репортерской специализации, как у Василия Пескова, очеркового "человековедения", как у Лидии Графовой и Инны Руденко, деятельного правоведения, как у Анны Политковской, или средством позиционирования себя, как у О. Кушанашвили и С. Доренко... Согласно выводам психологов, по уровню мотивированности выделяются три основные группы:

1) полимотивированные личности, преследующие множество целей – от высоких до деликатно скрываемых;

2) мономотивированные личности, исповедующие, как герой лермонтовской поэмы "Мцыри", "одну, но пламенную страсть" (к спорту, криминальным новостям и т.п.);

3) "плоские" личности со слабой мотивацией – проблема для любого творческого коллектива, поскольку "заразить" творческой идеей такую личность невероятно трудно.

Какие же механизмы превращают цель в регулятор поведения? Почему цель становится организующим началом, благодаря которому хаотические ассоциации превращаются в осмысленный поиск информации? Почему благодаря ей "оживают" инструменты журналистского труда, до того пребывавшие в тягостном бездействии (рис. 2.2)?

Рис. 2.2. Инструменты журналистского труда

Ничто так не мотивирует журналиста в его деятельности, как интересная тема, несущая в себе актуальную и злободневную информацию. В лексиконе профессионалов эти понятия не синонимичны. Актуальная информация – востребованная, нужная для достижения определенных целей. Злободневная информация (от слов "на злобу дня") – та же актуальная информация, но обладающая новым качеством, характерным для текущего момента. К примеру, квартирный вопрос, который, по определению писателя Михаила Булгакова, "испортил" москвичей (и не только их), актуален всегда. Но злободневным его аспектом является, к примеру, ипотека с немыслимо большим процентом займа, договор аренды или спор о наследовании квадратных метров жилплощади с его этико-правовыми особенностями. Какой поворот актуальной информации вдохновит журналиста? При множестве подходов к ней основным требованием остается социальная значимость темы. Иначе говоря, востребованность аргументации и выводов, сделанных журналистом, которые станут полезными не только для конкретных героев его произведения, но и для общества в целом, если в его социальной структуре или атмосфере актуализировались подобные ситуации.

Разумеется, речь не идет об интервью с путешественником, неожиданно встретившим "снежного человека" Йети, или об отыскании диковинного животного в отрогах Саян – о таких подарках судьбы, от которых не откажется даже журналист, прохладно относящийся к сенсации. Мы говорим о технологии социальной санитарии, благодаря которой журналистика как творческая деятельность выполняет свои главные социальные функции. Поскольку ее возникновение вызвано потребностями общественной практики и она обслуживает различные интересы общества – социальные, политические, экономические, культурные, информационная деятельность неизбежно приобретает характер общественно-политической и социокультурной. Журналистика "отвечает" за самый продуктивный срез этой деятельности: восприятие, осмысление и публичное предъявление информации. При этом творческое отношение к информации в журналистике (в отличие от науки или искусства) базируется на следующих объективных факторах:

– социальная целесообразность: именно общественные потребности становятся "заказчиками" информационной продукции;

– состояние политической, государственной, правовой системы общества: чем демократичнее общество, тем свободнее поток информации;

– социально-историческая обусловленность: каждая эпоха диктует свои процессуальные свойства информации – предмет отражения, методы сбора и изложения, жанрово-стилистические особенности выразительных форм творчества;

– технический уровень развития средств коммуникации, которые, по выражению М. Маклюэна, являются "внешними расширениями человека". Перо, микрофон, камера, компьютер накладывают свой отпечаток на особенности творческой деятельности, так как, по образному определению М. Маклюэна, "являются фиксированными налогами на наши личностные энергии и тоже конфигурируют сознание и опыт каждого из нас"^[5].

Вместе с тем, будучи общественной по назначению, журналистская деятельность сугубо индивидуальна в своем творческом воплощении. К примеру, одна и та же экономическая проблема может предстать в различном смысловом и жанровом выражении в телерепортаже и газетной статье. Разные творческие коллективы могут дать совершенно различные творческие интерпретации одних и тех же явлений и событий. На пересечении единообразия фактов и различия средств, способов осмысления и трактовки и рождается феномен творчества: от профессионального умения отделять зерна от плевел до высочайшего полета мысли и отточенной филигранности образа.

В любом виде творчества такая особенность самопроявления связывается с понятием "индивидуальный стиль". Если в живописи это верность жизни или абстракция, техника письма акварелью или маслом, в литературе – богатство и своеобразие лексико-стилистических средств выражения замысла, то что же стоит за определением "индивидуальный стиль" в журналистике, где действуют строгие внешние императивы деятельности (закон, кодекс, традиция, документализм и т.д.)?

Индивидуальный стиль в журналистике – феномен сложный и непостоянный, подверженный как воздействию внешних условий, так и саморазвитию. Поскольку информационная деятельность в журналистике носит общественно направленный характер, осуществляется в жесткой конкурентной, рыночной среде, то совокупность субъективных факторов реализации творческих устремлений не может не включать следующие качества:

– мировоззрение, социально-психологические установки, моральные принципы;

– развитый интеллект, гибкое мышление, способность к самореферентному коммуницированию в различных знаковых системах;

– психофизиологические особенности личности – "ансамбль индивидуальных свойств", обеспечивающий напряженный режим творческого процесса;

– профессионализм и мастерство – индивидуальный опыт, сумма знаний, навыков, умений, проявляющихся в выборе темы, ее разработке, композиционном и жанровом решении, характере аргументации.

Представление об индивидуальности часто ассоциируется с понятием мастерства. А оно, в свою очередь, рассматривается как "вещь в себе", "святая святых", "промысел божий". По история журналистики и повседневная редакционная практика демонстрируют множество примеров, когда профессионалы неплохо проявляют себя и без особого, "божьего", дара: они добротно, оперативно и с увлечением выполняют свои функции. С другой стороны, нередки случаи, когда из "искры божьей" так и не возгорается пламя. Человек, не обделенный от природы даром видеть, чувствовать, понимать, пасует перед напряженной аналитической работой, не может структурировать накопленный материал, выстроить произведение. Вот тут-то и необходимо "открыть дверь" в ремесленнический цех журналистики, окунуться в атмосферу "творческой кухни". Обнаруживается целая система определенных навыков и умений, овладение которыми требует не только знаний, но и упорной тренировки. Значит ли это, что журналистом можно стать, в совершенстве овладев только технологией, ремеслом восприятия, переработки и передачи информации?

Сначала Аристотель, затем Платон и Сократ обосновали понятие о "технэ" как об очень важном этапе профессионализации человека. Это понятие включает определенную сумму знаний, обслуживающих трудовой процесс. По определению классика герменевтики немецкого философа Х.-Г. Гадамера, это "знания ремесленника, умеющего создавать определенные вещи"^[6]. Как известно, гений и красота представляют собой удачное отклонение от нормы. Отклонение от "ремесленнической нормы" как дальнейшее развитие профессионального знания и опыта знаменует переход личности на более высокие уровни профессионализации. Х.-Й. Гадамер называет их "искусностью и мастерством". Эти уровни характеризуются и более развитым самосознанием личности, навыками саморегулирования творческого процесса, умением прогнозировать и адекватно времени и особенностям коммуникации выражать результат деятельности. Уже упоминавшийся английский философ А. Н. Уайтхед характеризует эту стадию развития искусности и мастерства как "процесс непрерывного перехода интеллекта в инстинкт"^[7].

Но, конечно же, становление мастерства заключается не только в искусном совершенствовании навыков и умений. Огромную роль играют интеллектуальные качества журналиста. Такие, как умение раскрывать суть событий и явлений, видеть их смысл и значимость, представлять и воспроизводить в образной и оригинальной форме.