Многозначность

Одна из основных трудностей одинакового понимания говорящими друг друга связана с тем, что слова, как правило, многозначны, имеют два и больше значений.

Словарь современного русского литературного языка указывает семнадцать разных значений самого обычного и ходового глагола "стоять" с выделением внутри некоторых значений еще и ряда опенков: "находиться на ногах", "быть установленным", "быть неподвижным", "не работать", "временно размещаться", "занимать боевую позицию", "защищать", "стойко держаться в бою", "существовать", "быть в наличии", "удерживаться" и т.д.

У прилагательного "новый" – восемь значений, среди которых и "современный", и "следующий", и "незнакомый". Когда что-то называется "новым", не сразу понятно, что конкретно имеется в виду под "новизной": то ли радикальный разрыв со старой традицией, то ли чисто косметическое приспособление ее к изменившимся обстоятельствам. Неоднозначность "нового" может быть причиной ошибок и недоразумений, как это показывает такое рассуждение, переквалифицирующее новатора в консерватора: "Он поддерживает все новое; новое, как известно,– это только хорошо забытое старое; значит, он поддерживает всякое хорошо забытое старое".

Есть слова, которые имеют не просто несколько разных значений, а целую серию групп значений, слабо связанных друг с другом и включающих десятки отдельных значений.

Таково, к примеру, обычное слово "жизнь". Во-первых, жизнь – это "бытие", "существование" в отличие от смерти; во-вторых, это "развитие", "процесс", "становление", "достижение"; в-третьих, имеется огромное число областей, у каждой из которых очень мало общего со всякой другой: органическая и неорганическая жизнь, общественная, культурная, богемная и т.д.; в-четвертых, под жизнью понимается определенного рода распорядок или уклад: жизнь столичная, периферийная, яркая или будничная, театральная или профсоюзная и т.д.; в-пятых, жизнь – это "оживление", "подъем" или "расцвет жизненных сил", а также протекание или время жизни: "раз в жизни", "заря жизни", "на всю жизнь" и т.д. Разнообразие значений слова "жизнь" столь велико, что даже тавтология "жизнь есть жизнь" не кажется бессодержательной, пустой: два вхождения в нее данного слова звучат как будто по-разному.

Подавляющее большинство слов многозначно. Между некоторыми их значениями трудно найти что-то общее (скажем, "глубокие знания" и "глубокая впадина" являются "глубокими" в совершенно разном смысле). Между другими же значениями сложно провести различие. При этом чаще всего близость и переплетение значений характерны именно для ключевых слов, определяющих значение языкового сообщения в целом. Во многом это свойственно и философскому, и научному языку.

Многозначность не препятствует успешному функционированию естественного языка. Зачастую мы ее даже не замечаем. "Разве для нас представляет какую- нибудь трудность, – писал отечественный психолог А. Р. Лурия, – когда один раз мы читаем, что у ворот дома остановился экипаж, а в другой раз с той же легкостью слышим, что “экипаж корабля доблестно проявил себя в десятибалльном шторме”. Разве “опуститься по лестнице” затрудняет нас в понимании разговора, где про кого-то говорят, что он морально “опустился”? И наконец, разве мешает нам то, что “ручка” может быть одновременно и ручкой ребенка, и ручкой двери, и ручкой, которой мы пишем, и бог знает чем еще?.. Обычное применение слов, при котором отвлечение и обобщение играют ведущую роль, часто даже не замечает этих трудностей или проходит мимо них без всякой задержки: некоторые лингвисты думают даже, что весь язык состоит из одних сплошных метафор и метонимий, разве это мешает нашему мышлению?". Многозначность – естественная и неотъемлемая черта обычного языка. Сама но себе она еще не недостаток, но таит в себе потенциальную возможность логической ошибки.

В процессе общения всегда предполагается, что в конкретном рассуждении смысл входящих в него слов не меняется. Если мы начали говорить, допустим, о звездах как небесных телах, то слово "звезда" должно, пока мы не оставим данную тему, обозначать именно эти тела, а не звезды на погонах или елочные звезды.

Требование, чтобы каждое языковое выражение, используемое в процессе общения, являлось именем одного и того же объекта (и значит, не было многозначным), называется принципом однозначности.

Как только этот принцип нарушается, возникает логическая ошибка, именуемая эквивокацией.

Такая ошибка допускается, к примеру, в умозаключении: "Мышь грызет книжку; но мышь – имя существительное; следовательно, имя существительное грызет книжку". Чтобы рассуждение было правильным, слово "мышь" должно иметь одно значение. Но в нервом предложении оно обозначает известных грызунов, а во втором – уже самое слово "мышь".

Ошибки и недоразумения, в основе которых лежит многозначность слов или выражений, довольно часты и в обычном общении, и в научной коммуникации.

Лучше всею проанализировать их на конкретных примерах. Начнем с самых простых и очевидных из них.

"Каждый металл является химическим элементом; латунь – металл; значит, латунь – химический элемент".

"Всякий человек – кузнец своего счастья; есть люди, не являющиеся счастливыми; значит, это их собственная вина".

"Старый морской волк – это действительно волк; все волки живут в лесу; таким образом, старые морские волки живут в лесу".

В первом умозаключении в двух разных смыслах используется понятие "металл", во втором – "счастливый", в третьем – "волк".

Многозначность обыгрывается и в такой загадке: "Голова – как у кошки, ноги – как у кошки, туловище - как у кошки, хвост – как у кошки, но не кошка. Кто это?". Ответ: "кот". Слово "кошка" обозначает и всех кошек, и только кошек-самок.

Более двухсот лет назад английский врач Д. Хилл был забаллотирован на выборах в Королевское научное общество. Спустя некоторое время он прислал в это общество доклад такого содержания: "Одному матросу на корабле, на котором я работал судовым врачом, раздробило ногу. Я собрал все осколки, уложил их как следует и полил смолой и подсмольной водой, получающейся при перегонке смолы. Вскоре осколки соединились, и матрос смог ходить, как будто ничего не случилось...". В то давнее время Королевское общество много рассуждало о целебных свойствах подсмольной воды и дегтя. Сообщение доктора Д. Хилла вызвало большой интерес и было зачитано на одной из научных сессий. Через несколько дней Д. Хилл прислал обществу дополнительное сообщение:

"В своем докладе я забыл упомянуть, что нога у матроса была деревянная".

Деревянная нога – это тоже нога, хотя и не в прямом смысле. В некоторых случаях ее можно назвать просто "ногой". И если забыть о переносном смысле, в каком она является "ногой", возникнут недоразумения.

Во многих странах для выписки всевозможных счетов применяется ЭВМ. Один предприниматель не пользовался некоторое время энергией от городской электростанции. Но тем не менее он получил счет от электронного бухгалтера. Счет вполне справедливый – на 0,00 марок. Поскольку такой счет оплачивать бессмысленно, предприниматель бросил его в мусорный ящик. Вскоре пришел второй счет, за ним третий – с грозным предупреждением. Не дожидаясь штрафа, предприниматель послал чек на 0,00 марок. ЭВМ успокоилась .

Здесь двусмысленно слово "счет". Для предпринимателя счет на 0,00 марок – это вовсе не счет, для ЭВМ это обычный счет, и он, как и любой другой, должен быть оплачен.

Писатель начала прошлого века В. И. Дорошевич, в свое время прозванный королем русского фельетона, удачно использовал многозначность слов обычного языка в сатирическом рассказе "Дело о людоедстве". Пьяный купец Семипудов дебоширил на базаре. При аресте, чтобы придать себе вес, он похвалился, что прошлым вечером "ел пирог с околоточным надзирателем". Но у полицмейстера Отлетаева, как на грех, оказался рапорт об исчезновении околоточного надзирателя Силуянова. Возникло подозрение, что он съеден в пирогах. Завертелось дело, последовали допросы с пристрастием; массовые аресты. В конце концов забулдыга надзиратель отыскался, но несчастный купец, обвиненный в людоедстве, уже был осужден на каторгу по законам военного времени.

Молодой австралийский антрополог Р. Дарт, открывший позднее первую в Африке ископаемую человекообразную обезьяну – австралопитека, получил в 1922 г. место преподавателя в Иоганнесбургском университете. Перед отъездом в Южную Африку один из его учителей сказал ему: "В своих бумагах на вопрос о вероисповедании вы везде отвечаете: “свободомыслящий”. Но там сильная религиозная атмосфера. Я бы написал в графе “религия” – “протестант”. Они не станут допытываться, какого сорта вы протестант и против чего вы протестуете". Р. Дарт, однако, не согласился на столь своеобразное толкование.

В романе испанского писателя К. Рохаса король говорит художнику Ф. Гойе: "...свободным на самом деле можно быть лишь в том случае, если тебя не зачинали. Свободны только те, которые никогда не были, ибо даже мертвые отбывают наказание".

У многих, притом у ключевых, слов многозначность бывает такой, что в разных своих значениях они обозначают прямо противоположные вещи. "Свободным" обычно называют человека, действующего без принуждения, делающего без препятствий со стороны то, что он находит нужным. В другом, весьма скептическом и мрачном смысле свободны только мертвые, поскольку в реальной жизни будто бы невозможно быть свободным. В еще более мрачном смысле слов короля свободны лишь те, кто вообще никогда не появится на свет. Оба эти смысла превращают свободу в чистейшую фикцию.

В жизни народа бывают трудные, трагические периоды, в которые язык делается по-особому многозначным. Тогда ключевым словам придается смысл, диаметрально противоположный их обычному значению, и одна и та же фраза начинает выражать несовместимые между собой утверждения.

Такими были в нашей стране 1930-е гг., когда слово "свобода" означало, с одной стороны, вседозволенность и произвол, а с другой – субъективно осознанную необходимость, когда слова "справедливость", "демократия", "права личности" и им подобные потеряли свой изначальный смысл. В это время даже сложилась абсурдная идея, что разные слои одной и той же нации говорят на совершенно разных языках и не способны общаться и понимать друг друга. Трагедия народа становится несчастьем и для языка, отображающего жизнь общества.

Искажение значений большинства ключевых слов усугубляет в свою очередь беды общества. Язык из средства коммуникации превращается в значительной мере в препятствие на пути общения и достижения взаимопонимания.

"Нет никакого сомнения в том, – пишет лингвист X. Вайнрих, – что слова, которыми много лгут, сами становятся ложными. Стоит только попробовать произнести такие слова, как мировоззрение, жизненное пространство, окончательное решение, язык сам противится и выплевывает их. Тот, кто их все-таки употребляет, – лжец или жертва обмана. Ложь не только портит стиль, она губит язык. И не существует никакого лечения для испорченных слов; их необходимо изгонять из языка. Чем быстрее и полисе это произойдет, тем лучше для нашего языка".

X. Вайнрих приводит пример того, как слово может стать лживым: "Демократия - это слово, имеющее ранг понятия. То есть понятие “демократия” по своему языковому употреблению определяется как форма государства, в котором власть исходит от народа и по определенным политическим правилам передается свободно избранным его представителям. (Чистая этимология слова “демократия” недостаточна.) Тот, кому угодна такая форма государства, в котором государственная власть не исходит от народа и не передается по определенным политическим правилам свободно избранным представителям, и кто, тем не менее, называет такую форму государства словом демократия, просто лжет".

Немецкий писатель Б. Брехт распространил в 1964 г. среди писателей анкету "Трудности описания сегодняшней действительности". В большинстве ответов на нее говорилось о неустойчивости значений слов, наиболее широко используемых в общественной жизни.

"Впрочем, и слово истина сегодня плавает, – писал один из отвечавших, – точно так же, как свобода, справедливость, терпимость, вера, честь и многие другие, под карантинным флагом; эти понятия все вместе и каждое в отдельности отравлены – идеологией, прагматизмом и всякого рода инсинуациями". Другой отвечавший выразил свои опасения в отношении слова "истина" так: "Боюсь, что само слово уже стоит криво, склоняясь к противоположности того, что оно могло бы значить, – ко лжи".

Мы привыкли думать, что истинными или ложными могут быть только предложения, – отдельные же слова неспособны лгать. На самом деле это не совсем так.

"...Понятия могут лгать, – пишет X. Вайнрих, – хотя бы они и существовали сами по себе. Вернее, это только кажется, что они существуют сами по себе. За ними стоит непроизнесенный контекст: определение. Лживые слова – это почти без исключения лживые понятия. Они относятся к некоторой понятийной системе и имеют ценность в некоторой идеологии. Они становятся лживыми, когда лживы идеология и ее тезисы".

Таким образом, в определенных условиях многозначность и неустойчивость значений слов могут представлять социальную опасность.