Метаморфозы идеи прав и свобод человека

Как правило, в политической жизни зачастую важнее оказываются не столько те или иные идеи, взятые сами по себе, сколько то, как и в каком контексте, для каких целей они трактуются и используются. Одни и те же идеи при соответствующей упаковке и подаче могут быть использованы как для созидательных, так и для разрушительных целей. К примеру, некоторые изъятые из общего контекста, превратно истолкованные идеи, доведенные, как говорится, дологического конца, могут превратиться в свою противоположность.

В некотором роде в наши дни такую метаморфозу претерпела идея прав человека. Суть вопроса заключается в том, что неправомерно рассматривать понятия "свобода выбора" и "внутренняя свобода" как синонимы. Свобода выбора не всегда и не обязательно может быть отражением внутренней свободы. Если первая при соответствующей трактовке может быть разрушителем всех табу, традиций, мифов, легенд, иллюзий, составляющих духовные скрепы человеческих сообществ, то вторая — ограничивает свободу выбора, чтобы сохранить ее в пределах выработанного всеми народами мира на протяжении всей истории человечества золотого правила, согласно которому не делай другому того, что ты не хотел бы, чтобы другие делали тебе.

В противном случае культура и традиция в собственном смысле слова могут стать жертвами насилия со стороны безудержной, ничем не сдерживаемой свободы, со стороны философии развлечений и удовольствия. Возможно, именно это имел в виду датский философ XIX в. Серен Кьеркегор, когда говорил, что "люди редко пользуются свободой, которая у них есть, например свободой мысли, а вместо этого они требуют свободы слова". А свобода слова превращается в безответственное и провокационное высмеивание других народов, их культур, вероисповеданий, нигилизм в оценке всего, что не соответствует ценностям и стандартам, принятым в том или ином обществе.

Возможно, именно этим постулатом руководствовался И. Кант, когда формулировал одну из ключевых составляющих категорического императива: моя свобода кончается там, где начинается свобода другого человека, точнее говоря, свобода всех остальных членов общества. Именно этим объясняется тот неоспоримый факт, что государство наделено правом на легитимное насилие, с помощью которого оно вправе лишить прав и свобод, даже жизни любого человека, нарушающего этот принцип.

Ни одно государство за всю писаную историю человечества по самой своей природе не могло существовать, не может существовать и никогда не будет существовать, если в его фундамент в качестве краеугольного камня заложены исключительно никем и ничем не ограничиваемые права и свободы человека. Любое человеческое сообщество, тем более государство, претендующее на пригодность к настоящему и будущему, не может быть жизнеспособным без неких сверхличных идеалов, ради которых каждый отдельно взятый индивидуальный гражданин готов жертвовать своей жизнью.

Иначе человечество не имело бы своих прометеев, икаров, иисусов и т.д. Почти всегда, когда перед обществом и государством стояла дилемма выбора между собственным самосохранением, с одной стороны, и жизнью отдельно взятого человека, его правами и свободами, с другой стороны, приоритет отдавался императиву самосохранения государства. Для этого они всегда проявляли безоговорочную готовность жертвовать жизнью не только граждан противостоящего государства, но и собственных граждан.

В этом состоит суть всех войн между народами, государствами, империями, цивилизациями. Как подчеркивал Г. фон Трейчке, "индивидуум может и должен жертвовать собой для нации. Но государство, которое жертвует собой для другого народа, не только не нравственно, но оно противоречит идее самоутверждения (Selbstbehauptung), то есть наиболее весомому, что сеть в государстве". Поэтому, "не следует рассматривать государство как необходимое зло, оно, наоборот, является высшей необходимостью (его) природы (hohe Naturwendigkeit)".

Несомненно, жизнь каждого отдельно взятого человека сама по себе бесценна — прежде всего — для него самого. Однако здесь возникает множество сакраментальных вопросов, среди которых центральное место занимает вопрос о том, какое место в знаменитой формуле "Человек — мера всех пешей" занимают такие надличностные ценности и установки, идеи, идеалы, как жертвенность, героизм, мученичество, готовность принять смерть за те или иные дорогие сердцу ценности, принципы, установки.

Именно они служат теми скрепами, которые объединяют людей, народы в единые сообщества, служат в качестве духовного субстрата их совместной жизни. Как подчеркивал К. Ясперс, уходя своими корнями в глубины доистории, традиция "составляет историческую субстанцию человеческого бытия". В этом контексте форма организации человеческих сообществ представляет собой воплощение объективной сверхчеловеческой идеи, независимо от того, как и кем она порождена — божественным началом или самим человеком — и какими путями утвердилась в качестве объективно существующей данности.