Материя

От общего понятия бытия мы переходим к категории материи. Это понятие является фундаментальным и необходимым независимо от рода философской системы.

Первое, что поражает воображение человека, когда он наблюдает окружающий мир, — удивительное многообразие предметов, явлений, свойств, отношений. Нас окружают леса, горы, реки, моря. Мы восхищаемся сиянием далеких звезд, поразительной "изобразительностью" природы в строении и функционировании растений, животных. Разнообразие сущего не поддается счету. За всем этим богатством непосредственно воспринимаемого бытия стоит его единство в некой универсальной общности или субстанции, т.е. первооснове всего сущего. Наблюдая явления роста и распада, соединения и разложения, взаимосвязи явления реальности, уже древние мыслители подмечали, что некоторые свойства и состояния вещей во всех превращениях сохраняются. Эту постоянно сохраняющуюся основу вещей они назвали материей.

Этимологически термин "материя" происходит от латинского materia — вещество, субстрат. До наших дней дошло исходное, "вещное" значение этого термина, вместе с житейским пониманием материализма как "вещизма". По одновременно понятие "материя" употребляется и в гораздо более широком смысле, раскрытие которого и есть задача философии. Это понятие при всей своей наполненности живым реальным смыслом является еще слишком абстрактным, нуждающимся в дальнейшем углублении путем анализа других категорий.

Материя есть абстракция но отношению к конкретным вещам. Когда человек ставит себе целью отыскать материю как некоторое первоначало всего, то он поступает таким же образом, как если бы вместо вишен и груш захотел съесть плод вообще. Материя не есть одна из вещей, существующих наряду с другими, внутри или в основе их. Материя — это не реальная возможность всех форм вещей, а действительное их бытие. Единственной мыслимой отличной от материи сущностью является только дух (и/или сознание). Если бы кто-либо захотел познать материю во всех ее проявлениях, то ему нужно было бы постигнуть почти все человеческое знание и все, заключающее в современной научной картине мира. Понятие материи соотносится с общим в вещах, явлениях, точнее говоря с самими вещами и явлениями, с точки зрения предельно общего в них. Мы осознаем материю как всеобщую основу и возможность всех вещей и явлений в их конкретном лике. Некоторый вопрос заключается в том, что если материя — это нечто общее всему, что существует объективно, то обладает ли она в таком случае собственным бытием в качестве именно общего начала, т.е. бытием вне конкретных, единичных форм своего проявления. Видимо, нет. Если же да, то мы в таком случае спускаемся в глубь истории — к признанной древними мыслителями идеи первоматерии[1]. В более ограниченном смысле материя выступает как возможность, а оформленная — как действительность конкретной вещи. Заметим, что пока мы не дали определения понятию "материя", указав лишь на некоторые сто свойства и сопутствующие ему понятия. Определение и критерии материальности неразрывно связаны с важнейшими гносеологическими и онтологическими вопросами.

Учитывая рассмотренные выше формы бытия, материю можно охарактеризовать как нетрансцендентную реальность, т.е. как объективно существующее бытие, которое доступно в ощущениях и теоретическому познанию. Это достаточно согласуется с распространенной у нас формулировкой (за исключением того, что не отвечает в принципе реальности трансцендентной). Тем не менее такое общее и общезначимо формулируемое определение содержит ряд проблем и по крайней мере нуждается в дальнейшем исследовании и раскрытии. Например, можно ли ограничиться только доступностью в ощущении? Часто повторяют: "материально то, что может быть предметом наших ощущений". Но ведь некоторые формы объективной реальности могут и не быть таким предметом! Не мироздание же приспосабливалось к нашему бытию, к тому, чтобы быть воспринятым именно нашими органами чувств, а, наоборот, мы (вообще живые существа на Земле) миллиарды лет приспосабливались с помощью органов чувств воспринимать объективную реальность, при этом в таком диапазоне, который необходим с целью адекватной адаптации к миру (нужно было верно отражать, чтобы выжить и развиваться). Значит, по-видимому, признание тождества всего реального с доступным в ощущении по меньшей мере спорно. С другой стороны некоторые полагают, что материя есть то и только то, что дано в ощущении, именно потому, что мышлению могут быть доступны не только нематериальные объекты (различное "идеальное", включая Бога), но просто нереальные при любом — материалистическом, религиозном ли подходе, например сказочные, фантастические образы, химеры и т.п. На это можно возразить, что и ощущениям могут быть даны "сверхъестественные феномены", переживаемые, например, в религиозном опыте. Таким образом, для правильного определения материи нужно ограничить понятие "ощущения", с одной стороны, но, безусловно, допустить явления эмпирически ненаблюдаемые, но доступные опосредованно, силой теоретической мысли. Мы приходим к научному критерию материальности (он включает в себя современное понятие об опыте, его повторяемости, ошибках и случайности измерения, роли наблюдателя и т.п.). Очень важно понимать, что материя есть не только то, что мы себе сегодня представляем на основе чувственного восприятия и не только уже понятое наукой как чувственная реальность, но и то, что еще предстоит осмыслить в качестве таковой и что находится за пределами современных возможностей человеческого разума. Это исключает постоянный "пересмотр" категории "материя" с каждым новым научным открытием.

Еще раз стоит отметить, что описанное понимание материи отнюдь не непременно отождествляет ее со всей объективной реальностью, а выделяет ее как часть и форму последней, особенно важную для научного знания. Это даст нам возможность допускать и такие формы бытия, которые пока носят сверхчувственный характер или вообще в принципе не могут быть доступными нашим органам чувств. Признание или непризнание нематериальных форм бытия в том или ином виде и их субординация с материей зависит от конкретной философской системы. Во всяком случае, нельзя принимать наши крайне узко-заземленные органы чувств за окончательный критерий объективной реальности, пусть даже и многократно опосредованно воспринимаемой: есть на свете такие формы реальности, о которых "даже не снилось нашим мудрецам".

Несмотря на сказанное выше, существует мнение о необходимости как-то отделить чисто философское определение материи от конкретно-научных, в частности естественно-научных определений. Однако трудно найти объективную основу такого различия: большинство ученых явно или неявно разделяют описанное "философское" понимание материи (что сторонники философского материализма склонны трактовать как "стихийный материализм" естествоиспытателей, который, однако, прекрасно может сочетаться с глубокой религиозностью, например у И. Ньютона, И. П. Павлова, П. А. Флоренского). Очень интересное и глубокое разграничение объективно-научного, т.е. материального в широком смысле, и материального в узком смысле мы находим у крупнейшего физика, лауреата Нобелевской премии (1932) Вернера Гейзенберга (1901 — 1976). Согласно ему, материальными в узком смысле являются те явления, которые обладают лишь непосредственно воспринимаемыми свойствами, тогда как объективными — те, в описании которых учитываются вносимые в них наблюдателем изменения, т.е. воспроизведение которых не содержит субъективных элементов. Для измерения паука ныне располагает такими инструментальными возможностями, которые далеко превосходят любой мыслимый порог человеческого ощущения. Когда мы представляем себе устройство мира в целом с точки зрения современной науки, мы обычно вспоминаем об элементарных частицах, их взаимодействии и т.п. Но не надо забывать и об информации, которая есть неотъемлемый атрибут объективной реальности. Установление этого факта — важнейший вклад кибернетики в научное мировоззрение современности. Кибернетические исследования показали недостаточность таких понятий, как "вещество", "движение", "энергия", для характеристики материального мира без столь же фундаментального и столь же всеобщего понятия, как "информация": движение и взаимодействие материи помимо энергетического несут и непременный информационный аспект.

Выше в основном говорилось о гносеологической стороне понятия "материя", о ее выделении как научно познаваемой объективной реальности. При этом естественно подразумевается ее "примат" над субъективным сознанием в том смысле, что объективный факт выше своего субъективного отражения, будучи от него независимым. Допущение независимого существования объективного уже, конечно, есть некое философское допущение, выводящее за рамки голого субъективизма (с солипсизмом как крайней формой). По оно, безусловно, разделяется большинством мыслителей. Не так обстоит дело с онтологическим ОГЛАВЛЕНИЕм, т.е. соотношением категорий материи и бытия. Разделение бытия на разные формы с их взаимной субординацией (включая субординацию с материальным), многообразные варианты которого мы видим выше, составляет широкий спектр философских и религиозных воззрений от древности до наших дней. Здесь проявляется еще один аспект, пока не отмеченный нами при анализе категории "материя". Эта та черта материи или даже "первоматерии", которая была присуща античному пониманию: материя как субстанция всего сущего. Субстанция есть предельно общее основание всего бытия, и в этом смысле она гораздо шире материи в обсуждавшемся естественно-научном смысле. Понятие субстанции связывает в единый целостный предмет все явления, законы и т.д. Субстанция — это словно бы некая "тонкая материя", из которой образовано бытие, или нечто пронизывающее все сущее. Интуитивно ясна глубокая верность такого понятия. В то же время, поскольку "реальное бытие" можно увидеть, почувствовать, воспринять, а субстанция не имеет ни одного из частных свойств, введенная категория открыта для острой критики. В частности, раз никто не станет утверждать, что субстанция есть цвет, звук или вкус, то и сама идея материальной субстанции кажется темной, непонятной и неведомой. "Материальная субстанция есть фикция и "непостижимая химера"", — писал Д. Юм[2]. Дж. Беркли утверждал, что слову "материя" не суждено войти в обиходную речь. Субъективистская критика понятия "субстанция" проявляется и у современных философов. Так, у Б. Рассела читаем: ""Субстанция" — это фактически просто удобный способ связывания событий в узлы. Что мы можем знать о "мистере Смите?" Когда мы смотрим на него, мы видим определенное соединение красок; когда мы прислушиваемся, как он разговаривает, мы слышим серию звуков. Мы верим, что подобно нам, у него есть мысли и чувства. Но что такое "мистер Смит", взятый отдельно от всех этих явлений? Лишь воображаемый крюк, на котором, как предполагается, должны висеть явления. В действительности им не нужен крюк, так же как земля не нуждается в слоне, чтобы покоиться на нем... То же относится и к "мистеру Смиту"; это собирательное имя для ряда явлений. Если мы примем его за нечто большее, оно будет означать что-то совершенно непознаваемое и потому ненужное для выражения того, что мы знаем. Одним словом, понятие "субстанция" — это метафизическая ошибка, которой мы обязаны переносу в структуру мира структуры предложения, составленного из подлежащего и сказуемого"[3].

Отрицание субстанции здесь вопреки утверждаемому автором базируется именно на признании непознаваемости чего-то большего, чем комплекс несложных ощущений. Здесь отрицание реальности не только трансцендентного, но и трансцендентального в кантовском смысле, что должно быть странно для ученого (объясним это тем, что Рассел-логик сформировался в пору кризиса основ этой ветви знания — но и внес большой вклад в преодоление указанного кризиса!).

По вернемся к субстанции как таковой. Совпадает ли она с материей в обсуждавшемся выше гносеологическом смысле? Признание материи единственной субстанцией — альфа и омега материализма. Вот его кредо: материя несотворима и неуничтожима, вечна во времени и бесконечна в пространстве; она обладает неистощимой активностью, движением и силой саморазвития, которое закономерно приводит при благоприятных условиях к рождению живого, а затем социума и мыслящего разума. Так материя достигает уровня, на котором она постигает самое себя, законы своего собственного бытия. Поэтому выделение сознания, противостоящего материи, возможно только внутри гносеологии. В онтологии сознание — это только атрибут материи как всеобщей субстанции (реальность трансцендентного тем более исключается). Изложенная концепция материалистического монизма в истории философии — редкость, осуществленная только в философском мировоззрении марксизма (ключевой момент здесь — идея диалектического развития, заимствованная у Гегеля и приданная материальной субстанции). Трудность такого подхода состоит в приписывании совершенно неразумной и неодушевленной субстанции (помимо общих трудностей этого понятия) сложного категориального строя. Типичнее более "грубые" варианты материализма, типа механического или метафизического материализма эпохи Просвещения (Гольбах, Дидро и др.). Крайняя форма грубого материалистического монизма: "мысль выделяется мозгом, как желчь печенью" (вспомним Евгения Базарова), — совершенно игнорирует реальное знание, накопленное человеческим разумом за долгие века, поэтому широкого распространения не имеет. Материализм гораздо чаще присутствует не в последовательной форме, т.е. не в чисто монистической. Признание многих начал бытия есть дуализм (материя и дух) или плюрализм (больше двух начал). Дуалистические представления были свойственны некоторым ересям Средневековья (катары, богумилы), восходящим к зороастризму. Если утрировать и абсолютизировать попперовскую схему трех миров (см. выше), то она может сойти за плюралистическую философскую концепцию. Плюрализм в виде нескольких "первоначал" был свойственен ранней античной философии.

По обратимся вновь к естественно-научному пониманию материи. В единстве и многообразии форм ее проявления материю можно осмыслить, подойдя к се анализу только исторически, обобщая опыт развития научного и философского познания. Наши представления о материи как бы окрашены "цветами исторического знания". Первым шагом к созданию понятия материи античной философии был переход от качественного многообразия меняющегося во времени и пространстве мира к понятию единой, объемлющей все это качественное многообразие субстанциальной основы — понятию единой первоматерии. Поиски субстанции мира были характерны для всей Античности. Для того чтобы за существующим разнообразием увидеть некое исходное и универсальное единство, необходимо было поистине могучее усилие человеческого разума. Сложность такой мысленной операции (операции абстрагирования) видна хотя бы по тому, что сначала греческие философы пытались вывести все качественное многообразие мира из какого-либо одного и того же качественно определенного конкретного эмпирически воспринимаемого начала (или элемента). Так, Фалсс Милетский считал первоначалом воду, а знаменитый Гераклит — огонь (огонь можно трактовать как энергийность). Четыре стихии (огонь, воздух, земля и вода) предлагались за основу сущего Эмпедоклом. Такие представления нам сейчас могут показаться крайне наивными, но не следует их недооценивать. Стихии древних — это не просто эмпирические "земля", "воздух" и т.д., а гораздо более глубокие сущности, за которыми признавалось, например, бессмертие. Поиск первоосновы — сама по себе очень глубокая идея, которая, чтобы плодотворно развиваться, должна была пройти сквозь гегелевское отрицание себя. Таким отрицанием стал атомизм.