Заключение

Кто согласится поставить границы человеческому разуму?

Г. Галилей

Попытки заключить науку в какую-нибудь ограниченную область мышления сегодня выглядят нелепыми. Прошли те времена, когда ей приходилось доказывать всему теологическому миру, что космические проблемы — это законные проблемы науки, и только науки. Но еще в 1819 г. книги Галилея, Коперника и Кеплера находились в Индексе запрещенных книг, и только в 1822 г. появился декрет, разрешающий печатание и распространение в Риме книг, развивающих учение о движении Земли вокруг Солнца! По меркам Вселенной — совсем недавно, но тот путь, который прошла за эти десятилетия наука, впечатляет. Между тем в том, что мир вступил в эпоху великих перемен и глобальных потрясений, есть и существенная доля воздействия науки и техники. Порой кажется, что тренды, которые все выразительнее проявляются в жизни современных обществ, — это свидетельство непостижимым образом включившейся программы самоуничтожения человечества. Назовем лишь некоторые из тенденций, свидетелями и участниками которых мы являемся:

• стремительное изменение климата, приводящее к перманентному экологическому кризису и непрекращающимся природным катаклизмам, следствием которых становится дефицит пищи, воды и энергии, сокращение биологического разнообразия;

• возрастание числа организованных войн и стихийных волнений, террористических актов; умножение экстремистских политических и религиозных движений;

• рост техногенных факторов в жизни человечества, ведущих к риску мегакатастроф, провоцируемых авариями на АЭС и утечкой ядерных отходов;

• совершенствование информационных технологий, влияющих на основы самоорганизации психических и когнитивных процессов, которые отвечают за способность поддерживать личностную целостность и идентичность;

• слабоконтролируемые следствия внедрения достижений генной инженерии, изменяющей жизненные балансы природной среды обитания человека и природы самого человека;

• увеличение демографического давления, неравномерности распределения антропологического ресурса, когда богатство и власть все более концентрируются, ширится пропасть между богатыми и бедными, усиливается маргинализация обществ, растет уровень незащищенности людей из-за неконтролируемости природных, техногенных и социальных процессов;

• вступление человечества в эпоху перманентных социально-экономических и политических кризисов, обусловленных глобализационной связанностью, достигнутой к началу третьего тысячелетия.

Каждый из названных (и не названных, но столь же серьезных) трендов требует не только глубокого анализа с целью понимания составляющих их процессов, но и корректировки деятельности человека в мире, который обладает сегодня высокой степенью связанности. Сверхчувствительность современного мира проявляется в том, что даже незначительные колебания имеют крупномасштабные последствия. В качестве примера можно привести бесконечный перечень катастроф и катаклизмов разного рода: экономический кризис конца 2000-х гг., "эффект политического домино" в странах африканского континента, масштабные наводнения в разных частях планеты, наконец, цунами и землетрясение в Японии. Последствия — как мгновенно следующие за событиями (рост цен, котировок на биржах), так и весьма отдаленные (изменение карты мира, например) — сказываются и в тех странах, которые, казалось бы, далеко отстоят от центров событий.

Справка

Подобные взаимодействия описываются знаменитым эффектом бабочки, открытым американским математиком и метеорологом Эдвардом Лоренцем (1917—2008) еще в 1960-е гг. Пытаясь смоделировать на компьютере сверхчувствительную эволюцию мировой погоды, он обнаружил, что конфигурация ее траекторий похожа на крылья бабочки: небольшие колебания воздуха, которые производит крылышками бабочка-данаида в Айове, усиливаются так, что в конце концов вызывают в дождливый сезон бурю над Индонезией.

Любая помеха способна повлиять на метеосистему, которая находится в перманентно хаотическом состоянии и управляется хаотическими же привлекающими факторами. Такие факторы применимы прежде всего к находящимся на грани хаоса живым системам (в частности, людям). Что касается целенаправленно формируемых людьми сообществ, которые также принадлежат к живым системам, то на их поведение (наряду с хаотическими факторами) влияет фактор сознания. В периоды относительной стабильности он не играет решающей роли, поскольку стабильная социокультурная система подавляет поведение, отклоняющееся от нормы: так общество самоорганизуется. Однако когда возникает социальная и экологическая нестабильность, общество становится чувствительным по отношению к, казалось бы, незначительным колебаниям, например, динамики ценностей, мотивов поведения, верований и т.п. В частности, анализируя природу глобального кризиса экономики, начавшегося в 2008 г., эксперты признают, что его глубинные причины кроются не столько в сбое экономических механизмов, сколько в самой человеческой природе.

Пример

В середине 1970-х гг. футурологи, задаваясь вопросом: "будет ли этика труда вытеснена этикой досуга, если у человечества исчезнет необходимость в тяжком труде ради выживания или удовлетворения своих материальных потребностей?", отвечали на него утвердительно. Например, известный экономист Джон Кейнс писал, что если экономические проблемы будут решены, человечество лишится своих традиционных целей. А Эмиль Дюркгейм подметил следующую закономерность: "самое развитие промышленности и беспредельное расширение рынков неизбежно благоприятствует в свою очередь безудержному росту человеческих желаний... теперь, когда производитель может считать своим клиентом почти целый мир, можно ли думать, что человеческие страсти, опьяненные этой широкой перспективой, удержатся в прежних границах?"^[1]. Отсюда следует, что разбалансировка мировой экономической системы провоцируется изменением иерархии ценностей. Возникает закономерный вопрос: отмеченный Дюркгеймом "безудержный рост человеческих желаний" — это трагическая судьба человечества, несущегося на "стреле времени" к неизбежному концу? И можно ли на данный процесс влиять посредством фактора сознания?

Итак, с одной стороны, налицо нарастание угрожающих существованию человечества тенденций, с другой — возможности целенаправленного воздействия на социоприродные системы с целью предотвращения гибели мира в его предельном состоянии, точке хаоса, и удержание человечества в ситуации технобиогуманитарного баланса. Но существует ли шанс перевода абстрактной возможности в пласт реального мышления и действия? Описанные выше тенденции подводят нас к критическому порогу и явному ограничению существующего сегодня типа развития. Современное состояние в сравнении с выводами о пределах роста, которые были сделаны учеными Римского клуба в 1970—1980-е гг., носит гораздо более опасный характер. Если следовать методологии линейных экстраполяции относительно нашего будущего, то оно выглядит абсолютно беспросветным. Однако специалисты понимают, что подобная экстраполяция не вполне правомерна, и потому приводят исторические примеры комических ошибок в прогнозировании будущего.

Пример

В конце XIX в. президент Ассоциации производителей экипажей Великобритании читал своим подчиненным лекцию о недавно изобретенном автомобиле. "Каждый, кто отрицает, что у автомобиля есть большое будущее, — просто глупец. Но он будет еще большим глупцом, если предположит, что автомобиль заменит лошадь или повлияет на торговлю экипажами".

Кроме того, мир по определению не может быть целиком описан теми тенденциями, которые с той или иной степенью глубины осмысливаются интеллектуалами. Вспомним теорему Гёделя о неполноте — о невозможности постижения системы изнутри нее. Когда тенденция наталкивается на ограничения, например, природных ресурсов, в том числе связанные с катаклизмами, или изменения социальных параметров, возникает точка бифуркации и дальнейшая эволюция может являть собой непредсказуемый (точнее, не предсказанный) вариант. В этот момент в игру вступает фактор человеческой воли, и здесь возникает как минимум два вопроса: каков вес данного фактора? И если этот вес значим, то как использовать этот шанс в управлении непредвиденным?

Например, наука и технология в определенной мере компенсируют ухудшение состояния окружающей среды, истощение плодородных земель, увеличивают продолжительность жизни за счет достижений медицины и т.п. Вместе с тем практически каждое нововведение задает новый горизонт проблемного поля — горизонт, который инноваторы, как правило, не видят (или не хотят видеть). Когда студентам, будущим инженерам, и аспирантам задается вопрос о том, каким образом можно разрешать проблемы, порожденные техногенной цивилизацией, они отвечают, что следует разрабатывать новые технологии, все более и более "высокие". Между тем уже на этапе неклассической науки стало понятно, что это тупиковый путь.

Пример

Альберт Эйнштейн отмечал: бессмысленно пытаться решить проблемы, находясь на уровне того мышления, которое их породило. Почему правительства многих стран не могут справиться с преступностью и терроризмом? После каждого теракта руководители государства, выражая соболезнования родным и близким погибших, требуют от спецслужб эффективности в предотвращении этих актов насилия, но терроризм, словно многоголовая гидра, растет и множится. Граждане все отчетливее понимают, что ни усиление системы безопасности, ни угрожающая террористам риторика "первых лиц", раздающаяся с экранов телевизоров, проблемы противостояния не решают. Неэффективна в этом смысле и силовая политическая система управления гражданами, сокращающая их доступ к ресурсам страны; не дают результата ограничитальная миграционная политика и многое другое. Втягивание населения в подобные процессы, которые не в состоянии разрешить проблемы, затрагивающие интересы миллионов, вызывает массовое недоверие к правящим элитам, депрессивное состояние общества, снижение креативной энергии и, что, вероятно, самое главное, потерю культурного смысла своей деятельности — и профессиональной, и гражданской.

Между тем причина отсутствия результатов заключается в том, что эти проблемы по-прежнему пытаются решить, используя в качестве инструмента мышление уходящей индустриальной эпохи. Но что еще должно произойти, чтобы стало понятно, что в доминирующей модели мышления мир не спасти?! Подчеркнем, что данную модель характеризуют технологический прагматизм, политический цинизм, экономический детерминизм и обслуживающая указанные тренды социальная философия. В этой модели инновация фетишизируется. Вот характерная иллюстрация: ряд экспертов, оценивая ситуацию после землетрясения в Японии, заключают, что случившееся — шанс для страны сделать рывок и решить проблему с депрессивной экономической ситуацией, в которой Япония находится последние десять лет и в которую весь мир еще только втягивается. Вопрос о цене такого шанса не обсуждается: с одной стороны, погибшие и пострадавшие люди, а также урон, нанесенный природе, с другой — будущие экономические успехи. Парадокс, да и только!

Предвидение катастрофы характерно для великих мыслителей. Здесь стоит вспомнить знаменитое предостережение Макса Вебера: "Судьба нашей эпохи с характерной для нее рационализацией и интеллектуализацией и прежде всего расколдовыванием мира заключается в том, что высшие благороднейшие ценности ушли из общественной сферы или в потустороннее царство мистической жизни, или в братскую близость непосредственных отношений отдельных людей друг к другу"^[2].

Разные ракурсы кризиса культурных основ человеческого бытия описывали О. Шпенглер, Н. А. Бердяев, К. Ясперс, В. И. Вернадский, А. Швейцер, X. Ортега-и-Гассет, Н. Д. Моисеев и многие другие мыслители. История знает и примеры личного поступка, когда ученые отказывались от разработок, результаты которых могли бы нанести ущерб человеческому сообществу. Так, П. Л. Капица, несмотря на требование руководства СССР сосредоточиться на создании термоядерного оружия, занялся мирной наукой, в частности холодильными устройствами для народного хозяйства. А. Д. Сахаров и Я. Б. Зельдович, уйдя от работ по водородной бомбе, сосредоточились на фундаментальных астрофизических проблемах Вселенной. В подобного рода случаях ученые не позволяют себе сказать: "Наука не решает, как будут использованы ее плоды"^[3]. Однако заявивший это Бертран Рассел продолжил: "Наука сама по себе не может обеспечить нас этикой... Но наш выбор между целями, которых можно достичь, должен определяться не только научными соображениями"^[4]. Здесь логично добавить: не только соображениями власти, политики, бизнеса.

Возникает резонный вопрос: что же может обеспечить нас этикой? Мы знаем, конечно, что этический комплекс формировался в религиях, но в наступившем веке религиозная идея (по крайней мере, в европейской культуре) перестала быть путеводной звездой человечества. "Расколдованный" наукой мир, разумеется, не отказался от великого наследия человеческой культуры, но трансформировал эти ценности, укоренив их в светском обществе, в его традиционной компоненте культуры. Ведь не обязательно быть глубоко верующим человеком, чтобы соотносить свои интенции и поступки с нормами морали, однако сегодня и здесь возникли проблемы. Наряду с вызовами, угрожающими биологической природе человека, явственно обозначился вызов культуры — как нормативно-ценностной системы, упорядочивающей жизнь сообществ. Рассогласование между рациональным и моральным, о чем мы уже упоминали, проявляется в тотальной деконструкции постмодернистского дискурса: "Эпоха постмодерна представляет собой время, которое остается людям, чтобы стать достойными гибели". Все это не означает, конечно, что уже пора перемещаться на кладбище: постмодернистский апокалипсис идет бок о бок с планами и надеждами на будущее. Хотя очевидно, что эти планы должны быть сопряжены с анализом возможных рисков.

Пример

Приведем лишь некоторые примеры. В области разработок нано- и биотехнологий возрастают потенциальные возможности для создания оружия, масштабы применения которого превосходят все, известное ныне. Причем это оружие может легко оказаться в руках людей, для которых вопрос о разумном его применении вообще не стоит. Механизмы контроля, существующие сегодня, в данном случае не работают^[5].

Другой пример нам дает исследование вклада конвергентных технологий в усовершенствование человеческих возможностей. Такое многообещающее техническое улучшение человека способно стать опасным: биотехнологические манипуляции на наноуровне подводят человечество к некоторой пограничной ситуации, где результаты такого воздействия становятся принципиально непредсказуемыми. Не исключено, что они могут привести к необратимым негативным последствиям для человечества — и на биологическом, и на физиологическом, и на социальном уровнях. Наконец, что будет с человеческой психикой после нанотехнологической корректировки тонких нейронных структур или после добавления новых органов чувств, о чем уже пишут как о реальности ближайшего будущего?^[6]

Любые инновации, а особенно касающиеся цивилизационных основ развития человечества, требуют не только узкопрофессиональной, экономической, но и социально-гуманитарной экспертизы. Не случайно в ведущие направления шестого технологического уклада^[7] включены высокие гуманитарные технологии, проектирование будущего и управление им, технологии сборки и уничтожения социальных субъектов. Вопрос о том, какие изобретения нужны человечеству для скорейшего перехода в новую эру (поскольку стало ясно, что глубинные причины мирового кризиса состоят в исчерпании пятого уклада) и каковы риски, связанные с этим, решается не в узко профессиональных средах, а с помощью социально-прогнозных междисциплинарных технологий. Как это, кстати, делают в США: в Институте сложности в Санта-Фе творчески развивают теорию Николая Кондратьева о больших волнах в экономике, теорию инновационного развития Брайана Артура, теорию техноценоза Л. Г. Бадалян, В. Ф. Криворотова, структурно-демографические модели П. В. Турчина. Социогуманитарная экспертиза должна стать структурным элементом жизнедеятельности человечества в техносфере. Может быть, так и будет — в седьмом технологическом укладе, где станут главенствовать социогуманитарные технологии. Однако никакие технологии не возникают в вакууме: должен сформироваться субъект — носитель идей, интересов, умений и воли. В этом процессе основополагающую роль играет образование как среда, питающая, обучающая, побуждающая к ответственной деятельности на благо человечества.

На сегодняшний день дальнейшее развитие индустриального мышления ограничено исчерпанием планетарного ресурса, что означает приближение к точке хаоса, в которой некоторые тенденции изменятся или исчезнут, а их место займут другие. Какие именно — зависит от воли и сознания людей, участвующих в процессах самоорганизации. Проблемная ситуация проявляется в конфликте между инновационными трендами, стимулируемыми интересами политики, бизнеса, ужесточением конкуренции, с одной стороны, и нравственно-этическими императивами регулирования — с другой. В основе конфликта лежит устойчивое убеждение, что с проблемами, которые возникают в науке, можно справиться с помощью новых разработок и исследований, в техносфере — через новые технологии, с политическими проблемами — посредством новых политических решений и т.п. Однако каждый новый шаг в этом направлении порождает новые проблемы еще более высокого уровня сложности. Вот почему так важно, чтобы в начальных фазах периода социальной и экологической нестабильности, в "окне решений" были сформулированы приоритеты, которые привели бы мир к новым ценностям и новому мировоззрению.