Косвенное подтверждение

Наиболее важным и вместе с тем универсальным способом подтверждения в опыте является косвенное подтверждение – выведение из обосновываемого положения логических следствий и их поВперед опытная проверка. При этом подтверждение следствий оценивается как свидетельство в пользу истинности самого положения.

Например: "Тот, кто ясно мыслит, ясно говорит". Пробным камнем ясного мышления является умение передать свои знания кому-то другому, возможно, далекому от обсуждаемого предмета. Если человек обладает таким умением и его речь ясна и убедительна, это можно считать подтверждением того, что его мышление является ясным.

Известно, что сильно охлажденный предмет в теплом помещении покрывается капельками росы. Если у человека, вошедшего в дом, запотели очки, можно с достаточной уверенностью заключить, что на улице морозно.

В каждом примере рассуждение идет по схеме: "Из первого вытекает второе; второе истинно; значит, первое также является, по всей вероятности, истинным" (во втором примере: "Если на улице мороз, у человека, вошедшего в дом, очки запотеют; очки и в самом деле запотели; значит, на улице мороз").

Однако истинность посылок не гарантирует здесь истинности заключения. Из посылок "если есть первое, то есть второе" и "есть второе" заключение "есть первое" вытекает только с некоторой вероятностью (продолжим рассматривать предыдущий пример: человек, у которого в теплом помещении запотели очки, мог специально охладить их, скажем, в холодильнике, чтобы затем внушить нам, будто на улице сильный мороз).

Выведение следствий и их подтверждение, взятое само по себе, никогда не в состоянии установить справедливость обосновываемого положения. Подтверждение следствия только повышает его вероятность. Но ясно, что далеко не безразлично, является выдвинутое положение маловероятным или же оно высоко правдоподобно.

Чем большее количество следствий нашло подтверждение, тем выше вероятность проверяемого утверждения. Отсюда рекомендация – выводить из выдвигаемых и требующих надежного фундамента положений как можно больше логических следствий с целью их проверки. При этом значение имеет не только количество следствий, но и их характер. Чем более неожиданные следствия какого-то положения получают подтверждение, тем более сильный аргумент они дают в его поддержку. И наоборот, чем более ожидаемо в свете уже получивших подтверждение следствий новое следствие, тем меньше его вклад в обоснование проверяемого положения.

Подтверждение неожиданных предсказаний, сделанных на основе какого-то положения, существенно повышает его правдоподобность. Неожиданное предсказание всегда связано с риском, что оно может не подтвердиться. Чем рискованней предсказание, выдвигаемое на основе какой-то теории, тем больший вклад в ее обоснование вносит подтверждение этого предсказания.

Например, согласно теории гравитации Эйнштейна, тяжелые массы (такие, как Солнце) должны притягивать свет точно так же, как они притягивают материальные тела. Вычисления, произведенные на основе этой теории, показывали, что свет далекой фиксированной звезды, видимой вблизи Солнца, достигает Земли по такому направлению, что звезда кажется смещенной в сторону от Солнца, иначе говоря, наблюдаемое положение звезды сдвинуто в сторону от Солнца по сравнению с реальным положением.

Этот эффект нельзя наблюдать в обычных условиях, поскольку близкие к Солнцу звезды совершенно теряются в его лучах. Их можно сфотографировать только во время затмения. Если затем те же звезды сфотографировать ночью, то можно измерить различия в их положении на обеих фотографиях, что подтвердит предсказанный эффект. Научная экспедиция отправилась в Южное полушарие, где наблюдала очередное солнечное затмение. Результаты наблюдений подтвердили, что звезды действительно занимают разное положение на фотографиях, сделанных днем и ночью. Это стало одним из наиболее важных свидетельств в пользу эйнштейновской теории гравитации.

Центральный пункт всех рассуждений об эмпирическом подтверждении следующий. Как бы ни было велико число подтверждающихся следствий и какими бы неожиданными, интересными или важными они ни оказались, положение, из которого они выведены, все равно остается только вероятным. Никакие следствия не способны сделать его истинным. Даже самое простое утверждение в принципе не может быть доказано на основе только подтверждения вытекающих из него следствий.

Непосредственное наблюдение того, о чем говорится в утверждении, дает уверенность в истинности последнего. Но область применения такого наблюдения ограничена. Подтверждение следствий – универсальный прием, применимый ко всем утверждениям. Однако этот прием лишь повышает правдоподобие утверждения, но не обеспечивает его достоверности.

Л. Витгенштейн рассматривает такой пример. Члены одного племени считают, что их вождь своими ритуальными танцами способен вызывать дождь. На каком основании мы, европейцы, полагаем, что эти люди ошибочно связывают танец вождя с дождем? Если их система взглядов так же согласована, как и наша, то мы не можем судить о них с точки зрения наших представлений и нашей практики. Если, допустим, мы ссылаемся на статистические данные в пользу того, что ритуальные танцы не имеют никакого отношения к дождям, племенной вождь объяснит нам, что боги капризны, т.е. если после танца дождь идет, это подтверждает, что танец способен вызвать дождь; если после танца дождя все-таки нет, это подтверждает, что боги капризны и не обращают внимания на танец. Этому объяснению, по мнению Л. Витгенштейна, защитник современной картины мира не сможет противопоставить ничего, что было бы убедительным для тех, кого он хочет убедить.

Общий вывод Л. Витгенштейна скептичен: обратить инакомыслящего разумными доводами невозможно. В таких случаях можно только крепко держаться за свои убеждения и ту практику, в рамках которой они сложились, и объявить противоречащие взгляды еретическими, безумными и т.п. Люди верят в капризных богов, в гадание, в независимое существование физических объектов потому, что они обучены выносить свои суждения и оценки на основании этих предпосылок. Когда меняется система воззрений, меняются понятия, а вместе с ними меняются значения всех слов. На инакомыслящих можно воздействовать не рассуждениями и доводами, а только твердостью собственных убеждений, убедительностью, граничащей с внушением. Если таким образом удастся повлиять на человека другой культуры, это никоим образом не будет означать, что наши убеждения по каким-то объективным основаниям предпочтительнее, чем его воззрения.

Пример Л. Витгенштейна выразительно показывает, что подтверждение следствий лишь повышает правдоподобие обосновываемого утверждения, но в принципе не способно сделать его достоверным. При этом само правдоподобие носит во многом субъективный характер. Положение, весьма правдоподобное для представителей одной культуры и одних верований, может казаться малоправдоподобным для тех, кто принадлежит к другой культуре и придерживается иных верований.

Пример с танцем дождя рассматривает и американский философ П. Фейерабенд, делающий из него выводы, направленные против непоколебимой веры в науку и в ее самокритичность. Что может быть с научной точки зрения более иррациональным и не-критичным, чем танец дождя? Однако, утверждает П. Фейерабенд, у нас на самом деле нет рациональных, базирующихся на современной науке доводов в пользу того, что танцы дождя племени хопи не могут вызывать дождь. Нет статистических данных о соотношении дождей и танцев, выполненных должным образом. Ведь для эффективности танцев дождя может потребоваться такая солидарность членов племени, которая теперь уже не существует, и такая степень психической концентрации и самоотдачи, какая нынче уже не встречается. Причиной неэффективности танцев дождя в наши дни может являться утеря гармонии между человеком и природой во всем мире. "Отказывать танцам дождя в эффективности на том основании, что они не эффективны в наши дни, – это все равно, что отбрасывать закон инерции, потому что мы не видим объектов, движущихся по прямой с постоянной скоростью сколь угодно долго без приложения силы".

Утверждение П. Фейерабенда, что в отрицании эффективности танцев дождя нет ничего научного, является явной передержкой. Нет особой научной теории, трактующей связь ритуальных танцев с дождем, но такая теория и не нужна: физика атмосферы ясно говорит, что такая связь отсутствует. Критика эффективности танцев дождя отвечает современным стандартам рациональности. Отсутствие дождя после исполнения танца дождя должно считаться опровергающим примером для утверждения "Если вождь племени исполнит танец, то пойдет дождь". Другое дело, что сама рациональность понималась когда-то иначе в рамках другой, первобытной культуры.

Ссылка П. Фейерабенда на то, что результативности танцев дождя мешает, быть может, утраченная солидарность членов племени, – пример аргумента, который нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Аналогия между подтверждением закона инерции и подтверждением эффективности танцев дождя является поверхностной. В целом аргументы, приводимые П. Фейерабендом, представляют собой типичный пример недобросовестной, софистической аргументации, ставящей своей целью не достижение истины, а утверждение принятой точки зрения с использованием не только корректных, но и некорректных приемов.

Важность эмпирического обоснования утверждений невозможно переоценить. Это обусловлено прежде всего тем, что конечным источником и критерием наших знаний выступает опыт. Познание начинается с живого, чувственного созерцания, с того, что дано в непосредственном наблюдении. Чувственный опыт связывает человека с миром, теоретическое знание – только надстройка над эмпирическим базисом.

Вместе с тем опыт не является абсолютным и бесспорным гарантом неопровержимости знания. Он тоже может критиковаться, проверяться и пересматриваться.

Таким образом, если ограничить круг способов обоснования утверждений их прямым или косвенным подтверждением в опыте, то окажется непонятным, каким образом все-таки удается переходить от гипотез к теориям, от предположений к истинному знанию. Эмпирическое обоснование должно быть дополнено теоретическим обоснованием.