Костюмированный портрет Д. Г. Левицкого

Два произведения, исполненные Д. Г. Левицким в 1780-е гг., стоят особняком в ряду портретов этого периода. Собственно, их уже никак нельзя назвать камерными. Первое – портрет дочери художника, Агафьи Дмитриевны, чаще именуемый "портретом Агаши" (1783, ГРМ; 1785, ГТГ), внешне – прямая дань сентиментализму. Считается, что портрет написан в год свадьбы Агаши (1785), о чем свидетельствуют хлеб и соль на столе. Однако существует и более ранний вариант (1783, ГРМ) с теми же атрибутами. Между тем достоверно известно, что дочь Левицкого вышла замуж за "сенатской типографии директорского помощника коллежского секретаря" А. М. Андреева именно в 1785 г. Отсюда вернее всего было бы предположить, что "Агаша" – постановка соответственно программе "класса домашних упражнений": женская фигура в национальной одежде с соответствующими атрибутами. Подобные постановки (без позирования дочери, разумеется) вполне мог ставить Левицкий в своем классе.

Поколенный срез, обстановочность интерьера, праздничность народного костюма делают портрет, в сущности, парадным. Прекрасно передана фактура разных материалов. Необычайно смелым кажется сочетание бирюзового тона сарафана с розовой душегреей. Известный искусствовед А. А. Сидоров восторженно сравнивал письмо рук Агаши с ренуаровским. Однако признаем, что сам образ лишен того обаяния, которое свойственно юношеским портретам Левицкого более ранней поры. Это представляется странным, памятуя, как близка была ему модель. Есть нечто кукольное, фарфоровое, неживое в лице румяной Агаши, что-то иллюстративное в самом портрете, который кажется живописным сопровождением к сентиментальному роману.

Второе из упомянутых произведений – портрет Фавста Петровича Макеровского в маскарадном костюме (1789, ГТГ). В старых исследованиях о Левицком считалось, что модели здесь 18 лет, и потому всех поражали и малость его роста, и детскость облика. Но Макеровский родился не в 1771, а в 1780 г. На портрете девятилетний мальчик, у которого еще впереди и военная карьера, служба в Конной гвардии и Невском мушкетерском полку, и ополчение 1812 г., и работа "по горной части" в Московском горном управлении и т.д.

Портрет Левицкого – костюмированное изображение. Макеровский представлен в бархатном кафтане, перетянутом широким шелковым поясом с огромным бантом. На фоне темного ночного неба, какой-то серо-зеленой тьмы со всполохами света пронзительно ярко звучит красный цвет, несколько раз повторенный в одежде: в развевающемся плаще, в помпонах туфель, в пере на шляпе и более приглушенно – в панталонах. Из-за дразнящего красного цвета и свинцово-тяжелого, не акцентируемого деталями, но уже и не нейтрального фона, на котором размещается эта одинокая разряженная фигурка, создается ощущение беспокойно-тревожное, а не маскарадно-праздничное. В отношении портрета Макеровского употреблялся термин "романтизм". Но если так, то это очень условный "романтизм": в образе нет ни слиянности с ландшафтом, ни, наоборот, противоборства с природой, лицо мальчика абсолютно равнодушно, без каких-либо эмоций, а романтическое произведение подразумевает прежде всего контрасты и силу чувств.

"Агаша" и "Макеровский" появились в 1780-е гг. в творчестве Левицкого не случайно. Именно в эти годы художник вводит тип портрета, который исследователи называют промежуточным между камерным и парадным. В таком портрете много блеска, виртуозности в передаче всегда праздничного костюма; он представляет модели определенного социального статуса. Вместе с тем, как правило, это портреты поясные, иногда вписанные в овал, с минимумом аксессуаров, что не характерно для парадных портретов. Отличительная черта этих произведений – отсутствие поэтизации модели, стремления проникнуть в ее духовную жизнь.

Открывает этот ряд портрет Прасковьи Николаевны Репниной (1781, ГРМ), но наиболее выразительными являются портреты Урсулы Мнишек и актрисы Анны Давиа Бернуцци (оба – 1782, ГТГ). Жена литовского коронного маршала, племянница польского короля Станислава Понятовского, Мнишек, урожденная Замойская, была образованной, умной, не чуждой литературных интересов (она оставила занятные мемуары) блестящей светской дамой. Но художник избирает для своего портрета исключительно это последнее качество, и в виртуозной живописной маэстрии перед нами возникает лишь образ светской львицы. Столь же однозначна и характеристика Анны Давиа Бернуцци, "первой певицы оперы-буфф и второй певицы серьезной оперы", состоявшей с 1782 г. на службе в петербургских театрах и высланной (правда, на время) из Петербурга за разорение высокопоставленного государственного человека А. А. Безбородко. Она представлена на портрете в образе "прекрасной садовницы", но ни соломенная шляпка, ни корзинка с цветами, пи банты и кружева не придают ее облику ни свежести, ни прелести. В ее чернобровом густо нарумяненном лице много скрытой силы и хитрости, позволяющей некоторым исследователям называть ее авантюристкой. Изощренная декоративность всего живописного строя этих портретов говорит о высочайшем мастерстве художника. Нелепо усматривать в их письме влияние И. Б. Лампи Старшего или Мари-Луизы Виже-Лебрен, как это делали некоторые историки искусства: портреты написаны за девять лет до приезда в Петербург Лампи и за 13 – до Виже-Лебрен.

Написанные совсем иначе, вещно-иллюзорно, материально, эти портреты все-таки чем-то сродни работам Рокотова, исполненным в те же годы: та же светская полуулыбка, так же слегка прищурены глаза, только не миндалевидные, как у Рокотова, а "рачьи", блестящие, чуть навыкате, и так же тают в полумраке слегка припудренные волосы. По главное – здесь та же "завеса", преграда между моделью и зрителем, между моделью и художником. Хотя, конечно, написано все глубоко своеобразно, по-своему, как умел делать только Левицкий. Для этих портретов характерны эмалевидное гладкое письмо, нарядный колорит, декоративная изысканность (по мнению некоторых исследователей, декоративные изыски даже несколько избыточны).