Конфуций об этапах совершенствования

Конфуций – один из первых, кто сформулировал для человека задачу самосовершенствования. Конечно же, мудрецы были в Китае и раньше. Но они в отличие от Конфуция получили свои способности как некий дар свыше. Конфуций же сам сделал себя мудрецом, не будучи им по рождению. И именно этим его опыт бесценен.

Рассмотрение традиционной культуры Китая как экологической по характеру, а в ней образа-понятия "основы и утка" (как символа гармонии внутреннего и внешнего на уровне личности, вторящей структуре культуры, или самого космоса-природы) может пролить свет на глубинный смысл высказывания Конфуция об этапах его совершенствования, запечатленного в "Лунь юе".

В десять лет я устремился помыслами в [пять аспектов] учения;

В тридцать лет установился;

В сорок – не сомневался;

В пятьдесят – познал предопределение Неба;

В шестьдесят – ухо стало послушным [Небу];

В семьдесят – следовал желаниям сердца, не выхода за рамки [естественного].

Очевидно, что каждая фраза, каждый употребленный здесь термин не случаен.

"Лунь юй" строится по аналогии с упорядоченным космосом и представляет собою плоскостную и объемную схематизацию живого узора природной вещи. К сотворимому мудрецом этому орнаментальному плетению знаков (как бы наложенному на изначальное, созданное Небом-Природой), в ассоциативной символике китайской мудрости приложим образ структурно упорядоченной сети продольных и поперечных линий, зримо материализованный в ткани письмен. В живом и заряженном энергией творца тексте каждый иероглиф пульсирует оттенками смыслов в зависимости от соседства с другими знаками. Назначение канона – передать не только современникам, но и потомкам "свернутое знание" древней мудрости.

Обратим внимание на приведенные строки, состоящие из шести предложений. Первая фраза выглядит как начало зарождения процесса, который связан с "работой души". Здесь заложены все потенции личности, развитые и раскрытые ниже. Речь идет о внешнем аспекте ритуала: обращение помыслов к учению (в его пяти аспектах) ставило целью овладение культурой (вэнь), что тождественно созиданию "одежды" личности, т.е. накоплению эрудиции. Ведь, по Конфуцию, "благородный муж расширяет познания в культуре и стягивает их посредством ритуала". Шестая фраза – подведение итога совершенствования Конфуция, достигшего состояния "срединности", воплотившего в себе принцип космического природного ритма. Упорядоченное сердце мудреца, обретшее свою экологическую нишу, уже не нуждается во внешнем сдерживании.

Известно, что учение в традиционном смысле у Конфуция началось ранее десяти лет, и тогда "десять" – округленное число, несущее в тексте канона свою нагрузку, а "десятка" – один из ведущих узлов его ткани. Будучи в китайском языке графическим пересечением взаимно перпендикулярных линий (своего рода крест) – она повторяет структуру канона и одновременно выражает не только идею концентрации двух полюсов (инь – ян), единства времени и пространства, но и структуру личности, а также пятиместную структуру ритуала и благодати, рассмотренные выше. Одно, перетекая в другое, символизирует целостность мира.

Если 1-я и 6-я строки – выражение гармоничного слияния внутреннего и внешнего в личности мудреца, то весь текст пронизывает идея ритуала, а во 2–5-х строках указаны сферы его проявления: четыре аспекта жизненной силы дэ – гуманность, долг-справедливость, доверие и знание, а также четыре аспекта совершенствования – речь, облик, зрение, слух.

Конфуций принадлежал к тем, кто совершенствовался через учение. Причастность к культуре-ритуалу как "одежде" позволила Конфуцию достойно подойти к своему второму жизненному этапу – тридцатилетию, когда он "установился", т.е. сформировался как личность и создал основные концепции своего учения.

"Установление" – без сомнения, итог процесса, начатого раньше для освоения знания и культуры, в котором, по признанию Конфуция, он превосходил других.

Устремление к постижению ритуала в учении приводит к развитию ситуации: "когда не изучаешь ритуала, то нечем утвердиться". Наступает новая веха жизни Конфуция. Существенно меняются роли. Из субъекта, впитывающего информацию извне, он становится сам источником знания – носителем ритуала, культуры для окружающих. "Установление" Конфуция материализуется в его способности наставлять в ритуале. Если прежде он осваивал его пять аспектов у других, то теперь он сам – наставник и главным для него стало воздействие на учеников речью, сопоставимой с долгом-справедливостью, а следование ему, по Конфуцию, программируется волей: "Жить в уединении, чтобы обнаружить свое стремление, исполнить долг, чтобы достичь своего пути". Итак, в тридцать лет Конфуций установился как учитель, создав собственную школу. По Конфуцию, овладение учением обусловливает передачу познанного: "Как можно, научившись в свое время, выученное не передавать [другим]?"

В 3-й строке высказывания мыслителя, который "в 40 [лет] не сомневался", речь идет о достижении им гуманности, которая проглядывала в его облике. На современников Конфуций производил неизгладимое впечатление, например, тем, что в минуты опасности он играл на лютне, проявляя стойкость духа. Стремясь равняться на высшее, наставник хотел бы даже "не высказываться", а воздействовать на учеников лишь своим обликом, зримо и доступно. Неслучайно, в ответ на вопрос, почему благородный муж лишен тревоги и боязни, учитель сказал: "Коль не найдешь внутри себя изъяна, о чем тогда печалиться, чего тревожиться?" Внутреннее совершенство, проявляющееся вовне, позволяет мудрецу в обыденной жизни быть не подвластным земным страстям, в противоположность обывателям, обремененным вечными волнениями. Недаром Конфуций считал, что безнадежен тот, чей облик на сорокалетием рубеже не излучает добра и гуманности, и что, по свидетельству учеников, учитель был "ласков, но строг, внушителен, по не свиреп, полон внушительности и покоя".

Облик Конфуция, пронизанный доброжелательностью, был настолько выше окружающих, что чуткий к ученикам наставник был вынужден, уловив их настроение, сказать: "Я от вас ничего не скрываю. Я ничего без вас не делаю. Весь я перед вами". Он хорошо понимал, что каждому хочется постичь тайну учителя, и неискушенному кажется, что Конфуций скрывает нечто потаенное. Учитывая уровень развития своих учеников, не похожих друг на друга, Конфуций сознательно организует общение с ними. Но итог знания зависел не только от мудреца, а прежде всего от умения ученика задать вопрос и понять услышанное, увидеть и постичь зримое.

Речью и обликом Конфуций активно воздействует на окружение, внося в него импульс развития. Духовные зрение и слух выступают для него мощным средством познания и самосовершенствования, а реализуются они, в первую очередь, в общении с высшими сферами, откуда он и черпает информацию. Высшая степень идеального духовного зрения выражена в 4-й фразе: "в 50 – познал предопределение Неба". "Знать Небо" можно лишь посредством духовного зрения, поскольку Небо, по традиционным воззрениям, безмолвствует, а значит, воздействует на низшее лишь своим обликом. "Знать предопределение Неба", по Конфуцию, может лишь тот, кто развил свои возможности и готов к общению с высшим. Как уже указывалось, зрение соотносится с одним из аспектов благодати – "доверием синь".

В свою очередь, доверие означает реализацию способности видеть не только то, что зримо, но и то, что незримо – предопределения Неба, ведь одно из многочисленных значений синь – "весть", "информация". Весть передается, и передавать далее можно лишь то, что получил в свое время сам. Получив весть от древности, Конфуций передает ее другим, заявляя: "Передаю, а не создаю, [за получение] вести (синь) люблю древность".

Итак, "знание предопределения Неба" означает возможность его устного толкования с целью передачи современникам и потомкам. Эта "передача" предполагает священный трепет перед Небом, рождаемый знанием (ведь "трепещет" благородный муж, а не ничтожный человек, которому предопределение Неба не ведомо). Восприятие Конфуцием знаков Неба и тех, кто его представляет (высоких предков), обеспечивает гармоничность этого общения. Каждая весть, исходящая от Неба и сакральной древности, – стимул мудрецу для нового витка совершенствования, требовательного соотнесения себя с высшим.

Если Конфуций учится у древности, воспринимая весть из среды более высокого, чем он, порядка, "не пресыщаясь", то и Небо, пока облик Конфуция гармоничен и совершенен, равно зрит, "не пресыщаясь" им. Неслучайно в ответ на критику своего ученика наставник заявил, что лишь Небо в состоянии одобрить или отвергнуть его. Мыслитель в состоянии трактовать предопределение Неба. Так, ощущение Конфуцием себя преемником древнего мудреца Вэнь-вана даст ему основание считать, что Небо пока "нс хоронит его". Осознанием собственного совершенства выступает утверждение Конфуция о том, что, пожалуй, "Небо знает его".

Несмотря на мнимую доступность Конфуция для других он находится на ином уровне развития, чем его современники и даже ученики. В "Лунь юе" много отголосков этой напряженной жизни, выходящей за край земного бытия. Совершенство духовного зрения, позволяющее налаживать коммуникацию с Небом-Природой, предполагает, конечно же, общение с ушедшими предками. Так, например, учитель сетует на то, что, одряхлев, он перестал видеть во сне древнего Чжоу-гуна, а это значит, что прежде контакт осуществлялся "внутренним", духовным зрением. В связи с даром Конфуция общаться с Небом и предками, понятно суждение его ученика Цзы Гуна о ненадобности для учителя постоянного наставника.

Для мудреца в интимном общении с предками, Небом-Природой, внешний фактор был излишен. Связь шла напрямую, незримо для других, и он обретал знаки в медитации, открывающей тайны мира. В постижении знаков Неба, воплощенных в облике совершенных мудрецов и в древних текстах, зримо обнаруживается тенденция: культура, зримая в человеке и в высшем его варианте – мудреце, имеет вторичный, несамодовлеющий характер, уподобляясь своему основанию – Небу-Природе.

5-я строка высказывания: "в шестьдесят – ухо стало послушным [Небу]" свидетельствует о пике совершенствования духовного слуха, что связано со знанием как одним из аспектов благой силы дэ. Эго соотношение ярко выступает в сравнении двух учеников Конфуция: "Хуэй, услышав об одном, знает [все] десять (целое. – З. Л.), а Цзы Гун, услышав одно, знает лишь два".

Безусловно, что тип Цзы Гуна характерен для заурядных людей. Постигая речь окружающих, они довольствуются частичной истиной. Другие же, более совершенные, обладающие даром прозрения, в малом узнают целое.

Это сопоставление способностей двух учеников вполне приложимо к процессу совершенствования и самого Конфуция: обладая способностью учиться и тем самым изменять себя, он, не имея врожденного знания, в итоге сравнялся с мудрецом по рождению.

Характер усвоения информации, указанной выше, выявляется высказыванием Конфуция: "Один из трех прохожих достоин быть его учителем". Повторив фразу "выбираю лучшее и следую ему", он добавляет: "То, что не доброе, исправляю". Последняя операция позволяет понять и другой тезис Конфуция: "Учась у низших, восхожу к высшему". Итак, кропотливый труд над утончением собственного слуха и творческое усвоение услышанного качественно преображают личность Конфуция, ибо "восходит к высшему" лишь благородный муж.

Итак, совершенствование – это выявление в человеке жизненной силы, представляющее собою единый нерасчлененный процесс. Его начальный пункт таит, как в зародыше, все потенции будущего. Ведь суть учения – в совершенствовании пяти способностей личности (пяти аспектов служения). Во 2–5-х строках выражена идея роста совершенства, и наконец, этот процесс (6-я строка) как бы возвращается к своему началу, но уже на совершенно ином уровне.

Настроившись на сферы более высшего порядка, Конфуций постигает прежде всего сердцем древний ритуал; постигая гармонию космоса, обращается к далеким предкам, в конечном счете олицетворяющим Небо-Природу.

Весь процесс совершенствования завершается внутренним преображением, которое выразилось в том, что в 70 лет он мог следовать желаниям своего сердца, не выходя за рамки естественного, и обретать совершенное мышление, которое не только венчало весь процесс, приводя к гармонии личности, но и позволяло начинать новый цикл духовного восхождения.

Конфуций стал благородным мужем, у которого наработанная воспитанием и учением культура (вэнь) уравновесилась с его сущностью. Он познал ритуал в полной мере и прежде всего в его внутреннем аспекте, и потому его природа уподобилась природе Неба.

Вначале, пользуясь ритуалом как средством, он путем осознанного ограничения пришел к внутренней, ничем не ограниченной свободе. Гармонизируя посредством ритуала свои способности, он обрел золотую середину, т.е. приобщился к космической гармонии, вошел в число избранных, познавших дэ и стал в состоянии передавать эту жизненную силу Неба другим.

Приобщение к космическому закону ли – свидетельство совершенства мышления и знак мудрости. И недаром, настаивая на том, что Конфуций – мудрец, его ученик Цзы Гун утверждал: "Именно Небо сделало его совершенномудрым". Идея о том, что Конфуций обрел мудрость, поскольку Небо благоприятствовало ему, выражена иероглифом цзун (буквально – вертикаль, меридиан). Пересечение с горизонталью образует мировой узор "основы и утка", в центре которого и оказалась личность Конфуция. Он удостоился высокой чести и обрел полноту гармонии внешнего и внутреннего. Быть на одной вертикали с Небом – значит быть способным подключаться к его мудрости, стать избранным, войти в беспредельную иерархию совершенствующихся сущностей.

Но "добродетель, – утверждал учитель, – не бывает одинокой, у нее непременно появляются соседи". Недаром Конфуций обладал огромной притягательной силой. Следует учесть, что китайский мудрец не излагал свое учение систематически: он лишь отвечал на вопросы своих учеников, менее совершенных, чем он, и потому в сюжетах текста скрыт глубокий смысл, который открывается постепенно. Учитель воплотил в себе особую мудрость жизни и прежде всего осознание необходимости совершенствования человека как космического закона.

Учение Конфуция, обретшее многочисленных последователей, не утратило своей притягательной силы до сих пор.

Подход к "Лунь юю" с учетом образа космического масштаба – "основы и утка" – позволяет более адекватно выявить назначение текста и подлинный его смысл, в частности, как способа постижения человеком благой силы жизни. Мыслитель отчетливо представлял беспредельность космической иерархии совершенства. Способный к постоянному обновлению ("Не происходит изменений лишь с высшим знанием и низшей глупостью"), он стал мудрецом и осознал свое уникальное назначение в мире – помогать совершенствоваться другим.

Постигая высшее и равняясь на него, он мог устанавливать оптимальное межличностное общение, держа "в отдалении" (выше – ниже) субъект общения. Людей он оценивал по их способности совершенствоваться. Умея ставить перед ними лишь посильные задачи, Конфуций выработал гибкий принцип общения: "С теми, кто выше среднего человека, можно говорить о высшем, с теми, кто ниже, чем средний человек, нельзя говорить о высшем".

Однако подлинному наставнику-мудрецу уготована участь "стоять одиноко". Его непохожесть на заурядное окружение нередко отторгала его даже от близких. Метафорически звучит рассказ сына Конфуция Бо Юя о том, как его отец поучает его, суетливого и не слишком усердного в учении. Чэнь Кан – ученик Конфуция, подозревая, что Бо Юй узнал от отца что-то особенное, приходит к неожиданному заключению: наставник держит на расстоянии даже собственного сына, поскольку тот не преуспел в изучении "Ши цзина" и ритуала.

Наследие Конфуция – это лишь ответы на вопросы учеников. Да и не на все вопросы давались ответы. Конфуций умолчал по поводу, например, того, что такое смерть. Ведь спрашивающий не знал, что такое жизнь, и, безусловно, он не мог постичь смысл смерти. Ученик, не осознавший, как служить людям, тем более был не в состоянии постичь служение духам.

Сам Конфуций, глубоко почитая древность, осознавал бремя ответственности быть звеном между предками, Небом-Природой и грядущими "десятью тысячами" поколений. Его величие видится в том, что он создал вариант экологичной этики, или этики эко-поведения личности. Ритуал передавал структуру поведения мудрецов прошлого и тем самым программировал аналогичную структуру личности последующих поколений. Поклоняясь природе как непосредственному носителю экологичной мудрости, Конфуций перенес акцент на природу человека. Тем самым Конфуций совершил гуманизацию всей системы эко-общения, сохранив и развив изначальную эко-гармонию. Произошло как бы удвоение основания китайской культуры: наряду с Природой-Космосом стала значимой и природа человека. Конфуций начал качественно новую эпоху в истории Китая осознанным формированием себя и других, творя на этом основании также и нормы социально-природного поведения масс.

Китайский мудрец, угадывая и выполняя волю Неба, творил себя и социум. Осознавая свою великую миссию, он становился "кистью" в руках Великого сверхмастера – Неба. Он улавливал неслышную другим мелодию Неба и воспроизводил ее для всех остальных, становясь то "лютней", то "кистью", то "резцом". Это была великая Школа Творчества. Конфуций был в ней одним из первых Учеников, а значит, и Учителем грядущих поколений.