Клиническая история

М. Кляйн рассказывает о том, как она работала с десятилетним мальчиком Ричардом. Родители вынуждены были обратиться за помощью, поскольку некоторые его симптомы развились настолько, что не позволяли ему больше посещать школу. Он стал очень бояться детей, из-за этого страха все больше и больше избегал самостоятельно куда-нибудь ходить. Более того, большое беспокойство у его родителей вызывало усиливавшееся ухудшение в течение нескольких лет его способностей и снижение интересов. Помимо симптомов, мешавших ему посещать школу, он был чрезвычайно занят своим здоровьем и подвержен частым депрессиям, что отражалось в его внешности: он выглядел весьма беспокойным и несчастным. Временами, однако, на аналитических сеансах депрессия исчезала, и тогда глаза его начинали сиять и светиться жизнью, а лицо совершенно преображалось.

Ричард во многих отношениях был не по годам развитым и одаренным ребенком. Он был очень музыкален, что стало очевидным уже в раннем возрасте. Он любил природу, но только в ее приятных аспектах. Его артистические способности проявлялись, например, в том, какие он предпочитал слова, а также в чувстве театральности, оживлявшем его разговор. Он не мог находиться с детьми, но лучше всего проявлял себя в компании взрослых, особенно с женщинами. Он не по-детски пытался снискать у них расположение и произвести впечатление своей способностью вести беседу.

Период грудного вскармливания у Ричарда был кратким и неудовлетворительным. Он был слабым младенцем и с грудного возраста страдал простудами и другими заболеваниями. Между третьим и шестым годами жизни он пережил две операции — удаление крайней плоти и небных миндалин. Атмосфера в доме не была счастливой. Ричард был младшим из двух детей, его брат был на несколько лет старше. Мать относилась к депрессивному типу людей, хотя в клиническом смысле не была больна. Она очень переживала по поводу любого заболевания Ричарда, и не вызывало сомнений, что ее отношение внесло свой вклад в его ипохондрические страхи. Ее отношение к Ричарду не было вполне удовлетворительным: если старший брат успешно учился в школе и ему доставалась большая часть материнской любви, то Ричард скорее был для нее разочарованием. Хотя он ей был предан, общаться с ним было чрезвычайно трудно. У него не было интереса или хобби, которые бы его занимали. В отношении к матери он был сверхтревожен и сверхнежен и настойчиво и назойливо льнул к ней.

Мать очень заботилась о нем и даже в определенной мере изнеживала, но по-настоящему не понимала менее очевидных сторон его характера, таких как присущая ему большая способность к любви и доброте. Она не понимала, что сын сильно ее любил, и у нее не было уверенности в его будущем. Однако в целом, общаясь с ним, она проявляла терпение, не пыталась навязать ему компанию других детей, не заставляла его ходить в школу.

Отец Ричарда очень гордился сыном и был с ним достаточно добр, хотя, как казалось, ответственность за воспитание сына возлагал в основном на мать. Как показал анализ, Ричард чувствовал, что отец был с ним слишком мягок и слишком мало проявлял в семейном кругу свою власть. Старший брат был в целом дружелюбен и терпелив с Ричардом, но эти мальчики имели мало общего.

Хотя в семье существовали определенные трудности — так же как и серьезные сложности в раннем детстве Ричарда, — эти обстоятельства не могли объяснить тяжесть его заболевания. Как и в любом клиническом случае, мы должны учитывать внутренние процессы, происходящие из конституциональных и внешних факторов, и их взаимодействие друг с другом. В ходе анализа Ричард выполнил несколько рисунков. На одной из первых нарисованных им картинок была морская звезда, плававшая под водой рядом с растением, и он пояснил М. Кляйн, что это голодный ребенок, который хотел съесть растение. Осьминог, намного крупнее морской звезды и с человеческим лицом, появился в его рисунках день или два спустя. Он означал его отца и отцовские гениталии в их угрожающих аспектах и был позже бессознательно приравнен к "чудовищу".

Форма морской звезды вскоре превратилась в узор, состоящий из многочисленных цветных сегментов. Четыре основных цвета в рисунках данного типа — черный, голубой, фиолетовый и красный — символизировали соответственно отца, мать, брата и его самого. Рисуя одну из первых таких четырехцветных картинок, он начал подносить черный и красный карандаши, сопровождая это звуками. Он объяснил, что черный был его отцом, и сопроводил движение карандаша подражанием звуку марширующих солдат. За ним последовал красный. Ричард сказал, что это он сам, и, беря карандаш, спел веселую мелодию. Закрашивая голубые сегменты, он, поясняя, что это мама, а фиолетовые — что это его брат, он был хорошим и помогал ему.

Узор в целом означал империю, а его сегменты обозначали разные страны. Важно, что интерес Ричарда к событиям войны играл значительную роль в его ассоциациях. Он часто рассматривал на карте страны, покоренные Гитлером, и связь между странами была очевидна. Мать на его рисунках олицетворяла империю, которая подвергалась нашествию и нападению. Его отец обычно выглядел как враг. Ричард и его брат выступали на картинках в различных ролях — иногда как союзники матери, иногда как союзники отца.

Тревога Ричарда по поводу своей агрессии и особенно орально-садистических тенденций была очень сильной, что привело к острой внутренней борьбе с агрессией. Эту борьбу временами можно было легко увидеть. Существенно при этом, что в моменты гнева он скрежетал зубами и двигал челюстями так, как будто кого-то кусал. Из-за своих сильных орально-садистических импульсов он боялся причинить вред своей маме. Он часто спрашивал, даже после вполне безобидных высказываний в адрес мамы или меня: "Я не сделал тебе больно?" Страх и вина, связанные с собственными разрушительными фантазиями, формировали его эмоциональную жизнь. Чтобы сохранить свою любовь к маме, он вновь и вновь пытался сдержать ревность и обиду, отрицая даже очевидные их причины.

Однако попытки Ричарда сдержать свою ненависть и агрессивность и отрицать свою обиду оказались безуспешны. Вытесненный гнев по поводу прошлых и настоящих фрустраций явно проявлялся в ситуации переноса — например в его реакциях на фрустрацию, вызывавшуюся аналитическими интерпретациями. Поездка Кляйн в Лондон изменила отношение Ричарда к ней как человека. Кляйн превратилась для Ричарда в объект, который обладает свойством психического травмирования. Она возбудила его ненависть, вследствие этого он бессознательно чувствовал, что нападал на нее. В повторении ранних ситуаций фрустрирования он стал в своих фантазийных нападениях на М. Кляйн идентифицироваться с бомбардировщиками и опасным Гитлером-отцом и опасался возмездия. Кляйн превратилась во враждебную и мстительную фигуру.

Раннее детское расщепление материнской фигуры на плохую и хорошую "кормящую" мать как способ справиться с амбивалентностью было очень заметно у Ричарда. Такое разделение развилось далее в делении на "кормящую" мать, которая была хорошей, и "генитальную", которая была плохой. На данной стадии анализа его реальная мать занимала место хорошей "кормящей" матери, тогда как М. Кляйн стала плохой "генитальной" матерью, возбудив у него тем самым агрессию и страхи, связанные с этой фигурой. М. Кляйн стала матерью, травмированной отцом в половом акте либо объединившейся с "плохим" Гитлером-отцом.

Активность генитальных интересов Ричарда проявилась, например, в его разговоре с матерью о половом акте, хотя он в то время представлял для него ужас. Но именно этот ужас заставлял его отвернуться от М. Кляйн как от "генитальной" матери к хорошему объекту. Он достиг этого путем регрессии на оральную стадию. Когда М. Кляйн была в Лондоне, Ричард был более, чем обычно, неразлучен с матерью. Как он это объяснял Кляйн, он был "маминым цыпленком", а "цыплята ходят за своими мамами". Такое обращение к "кормящей" матери как к защите от тревог в связи с "генитальной" матерью не было успешным. Ибо Ричард добавил: "Но потом цыплята должны обходиться без них, потому что курочки больше за ними не смотрят и не заботятся о них".

Фрустрация, пережитая в ситуации переноса, из-за прерывания анализа оживила более ранние фрустрации и обиды и — фундаментальным образом — самое раннее лишение, пережитое в отношении к материнской груди. Поэтому вера в хорошую мать не могла быть сохранена. Ричард не только был охвачен потребностью защитить себя от страха нападения со стороны своих соперников — отца и брата, но и заботой о собственных хороших объектах. Любовь и стремление исправить ущерб, который будет повторяться, если он даст дорогу своей ненависти и ревности, стали проявляться с большей силой.

Однако мира и гармонии в семье можно было достичь, ревность и ненависть ограничить, а объекты любви сохранить только в случае, если Ричард вытеснял свои эдипальные желания. Вытеснение эдипальных желаний подразумевало частичную регрессию в младенчество, но такая регрессия была соединена с идеализацией материнско-младенческих отношений, поскольку он желал превратить себя в младенца, свободного от агрессии, а особенно от орально-садистических импульсов. Идеализация младенца предполагала соответствующую идеализацию матери и в первую очередь ее груди — идеальная грудь, которая никогда не фрустрирует, мать и дитя в исключительно любящих отношениях друг с другом. Плохая же грудь и плохая мать содержались в его психике достаточно резко отделенными от идеальной матери.

Анализ различных состояний тревоги привел к выходу эдипальных желаний и тревог Ричарда на передний план. Но его эго могло выдержать такие желания только через более активное использование определенных защит. Данные защиты могли стать эффективными, поскольку некоторые тревоги были уменьшены анализом, а это также подразумевало ослабление фиксаций на них.

Когда вытеснение генитальных желаний Ричарда было в определенной мере снято, его кастрационный страх проявился более полно и нашел разнообразное выражение в соответствующей модификации способов защиты. Ричард сохранил свои генитальные желания, но попытался избежать чувства вины, превратив своего отца и брата в детей, которых он бы сделал вместе со своей мамой. Компромиссы такого рода на каждой стадии развития могут приводить к относительной стабильности, только если количество тревог и вины не является чрезмерным в сравнении с силой эго.

В процессе работы Ричард поверил, что сумеет произвести хороших младенцев, а вместе с этой верой креативный и продуктивный аспекты мужских гениталий (как отцовских, так и собственных) более явственно выступили на первый план. Вместе с доверием к собственным конструктивным и компенсирующим силам возросло и доверие как к своим внутренним, так и к внешним объектам. Усилилась вера Ричарда не только в хорошую мать, но также и в хорошего отца. Отец не представлялся ему больше тем опасным и ненавистным соперником, битва с которым была для него попросту невозможна. Сблизив позитивный и негативный аспекты матери, Ричард сделал, таким образом, решающий шаг на пути к стабилизации и усилению своей генитальной позиции и к преодолению конфликтов и страхов, связанным с его генитальными влечениями.