И. Кант о категории веры
Огромную роль в постижении философии религии сыграл Иммануил Кант. Этот мыслитель считал, что с равным основанием могут быть обоснованы противоположные решения: мир конечен – и не имеет пределов; существуют неделимые частицы атомов – и таких частиц нет; все процессы протекают как причинно обусловленные – и существуют процессы (поступки), совершающиеся свободно; имеется безусловно необходимое существо – и такого существа нет. Таким образом, разум по природе антиномичен, т.е. раздваивается в противоречиях. Однако противоречия эти, по Канту, всего лишь кажущиеся. Решение загадки – в ограничении знания в пользу веры, в различении "вещей в себе" и "явлений", в признании "вещей в себе" непознаваемыми.
Так человек одновременно и не свободен (как существо в мире явлений) и свободен (как субъект непознаваемого сверхчувственного мира); существование Бога недоказуемо (для знания) и в то же время может быть тем постулатом веры, на котором основывается наше убеждение в существовании нравственного порядка в мире.
"Истинное моральное служение Богу, – писал Канг, – которое надо совершать верующему как подданному, принадлежащему к его царству, но (не меньше) и как (под законами свободы) гражданину его, – хотя как таковое оно невидимо, т.е. служение сердца (в духе и в истине), – может состоять только в том образе мыслей, чтобы соблюдать все истинные обязанности как божественные заповеди, а не в действиях, исключительно определяемых для Бога. Но для людей невидимое нуждается в том, чтобы оно было представлено через что-нибудь видимое (чувственное), даже, что еще важнее, только через это чувственное сводится к надобностям практического и, хотя оно интеллектуально, как бы (по известной аналогии) должно сделаться наглядным. А это, хотя и не лишнее, по все- гаки такое средство, которое очень легко подвергается опасности лжетолкования, а именно: делать для нас долг служения Богу только чувственно представимым, что под влиянием подстерегающей нас иллюзии легко считать за само богослужение, как это обычно и называется"[1].
И. Кант считал, что мораль неизбежно ведет к религии, благодаря чему она расширяется до идеи обладающего властью вне человека морального законодателя, в воле которого конечной целью мироздания служит то, что может и должно быть конечной его целью. "Кант был истинным христианином, непримиримо относящимся к атеизму, – пишет отечественный философ
Э. Ю. Соловьев. – И в то же время он без всяких оговорок должен быть признан одним из критиков и разрушителей религиозного мировоззрения. Кант разрушал религию не как противник, а как серьезный и искренний приверженец, предъявивший религиозному сознанию непосильные для него нравственные требования, выступивший со страстной защитой такого бога, вера в которого не ограничивала бы свободу человека и не отнимала у него его моральное достоинство"[2].
В учении Канта нет места вере, замещающей знание, восполняющей его недостаточность в системе человеческого знания. Так немецкий философ вступает в конфликт с теологией и с нерелигиозными формами слепой веры. И. Канг считал, что религия (рассматриваемая субъективно) есть познание всех наших обязанностей как божественных заповедей. Этим определением, по его мнению, заранее отметаются некоторые ошибочные истолкования понятия религии вообще.
Во-первых, в религии – поскольку дело касается теоретического познания и исповедания – вообще не требуется никакого знания (даже знания о бытии божьем), ибо при недостаточности нашего проникновения в сверхчувственные предметы такое исповедание может быть и лицемерным. Для того, что может стать долгом каждого человека, субъективно должно быть уже достаточно минимума познания: возможно, что есть Бог.
Во-вторых, это определение вообще отклоняет ошибочное представление о том, что религия есть якобы совокупность особых, непосредственно к Богу относящихся обязанностей. Вместе с тем оно содержит предостережение не принимать на себя (хотя люди склонны к этому) помимо этически-гражданских обязанностей (людей по отношению к людям) еще и обязанности слуг и не пытаться исполнение первых восполнить через последние. Во всеобщей религии, по мнению Канта, нет особых обязанностей по отношению к Богу, ибо Бог ничего от нас принимать не может и мы не можем действовать для него или воздействовать на него.
И. Кант показывает, что признание догматов религии называется по преимуществу верой. Он рассматривает христианскую веру, с одной стороны, как чистую веру разума, а с другой – как веру откровения. "На первую надо смотреть как на принимаемую каждым свободно, а на вторую – как на заповеданную веру"[3].
Христианская вера, по Канту, как ученая вера опирается на историю и, поскольку в основе ее (объективно) лежит ученость, она сама по себе не является свободной и выводимой из усмотрения достаточных теоретических оснований верой. В христианском учении об откровении отнюдь нельзя начинать с безусловной верой в откровенные (от разума сами по себе скрытые) положения, а ученое познание не должно следовать за ней только как защита от наступающего врага.
И. Кант пишет: "Прежде всего я принимаю как правило следующее, ни в каких доказательствах не нуждающееся положение: все, что человек сверх доброго образа жизни предполагает возможным сделать, чтобы стать угодным Богу, есть лишь религиозное заблужение и лжеслужение Богу"[4]. Однако этим вовсе не отрицается, что сверх всего доступного нам в тайнах божественной мудрости может существовать нечто возможное лишь для Бога, с помощью чего мы становимся угодными ему людьми.
Немецкий философ обращает особое внимание па тот факт, что вера, как она в огромном большинстве случаев обнаруживала себя в истории – в суевериях, в религиозных движениях, в слепом повиновении пророкам и вождям, – представляет собой рационалистический вариант расчетливости. Однако Кант сохраняет категорию "веры" в своем учении и пытается установить ее новое, собственно философское понимание, отличное от того, которое она имела в теологии, с одной стороны, и в исторической психологии – с другой[5].
И. Кант писал, что в основе трех основных его сочинений лежат три коренных вопроса: "Что я могу знать?" ("Критика чистого разума"), "Что я должен делать?" ("Критика практического разума") и "На что я смею надеяться?" ("Религия в пределах только разума"). Третий из этих вопросов точно очерчивает проблему веры, как она стояла в самой кантовской философии. И. Кант поступил бы последовательно, если бы вообще исключил категорию "вера" из своего учения и поставил на ее место понятие "надежда".
"Последняя отличается от веры тем, что она никогда не является внутренним одушевлением, предшествующим действию и определяющим выбор. Там, где надежда становится источником практических решений, она является либо упованием, либо слепой уверенностью, незаконно поставленной на место сугубо вероятностного знания. Надежды простительны, поскольку речь идет об утешении, но, как побудительные силы поступков, они требуют настороженного и критического отношения к себе"[6].
И. Кант столкнул религию и теологию с глубочайшими внутренними противоречиями религиозного сознания. Тем самым он поставил не только религию и теологию, но и самого себя как религиозного мыслителя перед неразрешимыми трудностями. Основной вопрос, смущавший религиозную совесть И. Канта, можно сформулировать так: "Не является ли вера в Бога соблазном на пути к полной нравственной самостоятельности человека?".