Качественно новый уровень сложности отношений между ведущими акторами мировой политики

Ни одна из перечисленных выше составляющих мирового сообщества в одиночку не будет в состоянии контролировать формирующийся новый мировой порядок. Во всяком случае, некоторые из них — каждое в отдельности либо совместно (комбинации могут варьироваться в зависимости от обстоятельств) — в состоянии отвергать или блокировать диктат со стороны той или иной державы (будь то военной или экономической), претендующей на статус сверхдержавность.

Все большее число стран и регионов перестают быть простыми статистами в грандиозной геополитической игре традиционного "концерта" великих держав или служить пассивной ареной их соперничества за сферы влияния. Они способны самостоятельно маневрировать и проводить собственную политику, нередко противоречащую стратегии своих бывших патронов.

Теряет смысл ставшее привычным разделение мира на так называемые три мира, само понятие "третий мир". Что касается новых индустриальных стран, то ряды их с каждым годом растут, делая первых из них фактическими членами клуба традиционных индустриальных стран. Наблюдается тенденция к неуклонному возрастанию веса и влияния малых стран, обладающих серьезным научно-техническим и финансовым потенциалом. Становятся все менее подвластными возможному диктату целый ряд государств Юга с воинственными руководителями, домогающимися новейших систем оружия. Вес более реальной выглядит перспектива получения целым рядом развивающихся стран оружия массового поражения.

При биполярном миропорядке границы между двумя блоками, или полюсами были четкими, жесткими, непроницаемыми. Было ясно, кто враг и кто друг, где мы и где они. И вдруг, как бы в одночасье, все изменилось. Появилось множество вызовов и их источников. Весьма значимой проблемой становится невозможность определить конкретный и сколько-нибудь четко фиксированный и прогнозируемый источник внешней угрозы.

К тому же для новых потенциальных нарушителей дисциплины стало менее опасно и рискованно бросать вызов великим державам, да и всему развитому миру. Для обеспечения безопасности любой крупной державы приобретает актуальность способность отражать угрозы но многим направлениям или, как говорят, по всем азимутам.

В биполярном мире мощь одного блока оценивалась относительно мощи второго блока. В полицентрическом мире тому или иному государству (если абстрагироваться от сохранившегося блока НАТО) приходится сравнивать свою мощь с мощью не одной из двух противостоящих сторон, а нескольких или множества сторон. Поэтому аргументы о контроле над вооружениями и сокращении вооружений не могут ограничиваться отдельно взятыми союзами или государствами.

Например, Россия, идя на переговоры, должна будет брать в расчет объемы и мощь вооружения не только западных стран, но и Японии, Китая и других стран. Подобным же образом от Китая также нельзя ожидать согласия на сокращение его вооружения, если Индия и ряд соседних стран не пойдут на эквивалентные сокращения. Индия же в свою очередь потребует, чтобы на соответствующие сокращения пошел Пакистан и т.д. Другими словами, требуется баланс сил не просто между отдельно взятыми государствами, а баланс всемирного масштаба, где союзники и противники часто будут меняться местами.

Дополнительные сложности возникают в силу того, что ситуация в данной сфере будет подвержена постоянным изменениям. Это потребует от всех заинтересованных сторон постоянных корректировок своей позиции. Положение вещей еще более осложняется появлением растущего числа так называемых пороговых государств. Это делает все более непредсказуемыми и мрачными перспективы для сокращения и нераспространения ракетно-ядерного оружия.

Как представляется, возникающие на основе экономических приоритетов региональные объединения не будут некими замкнутыми блоками. Этому будут препятствовать возрастание экономической взаимозависимости различных регионов, уровня производственной специализации, интересы обеспечения безопасности источников сырья, соображения привлечения иностранных капиталов и т.д. Иными словами, магистральный путь развития современного мира — это глобализация и интернационализация, составной частью которых являются открытый регионализм и всевозрастающая прозрачность государственных и национальных границ.

При таком положении вещей возникают новые неопределенности, в результате чего конкуренция между различными экономическими акторами приобретает более сложный, многоаспектный характер. Они взаимодействуют, сотрудничают и конфликтуют друг с другом, стремясь к реализации своих интересов. Каждый из них воспринимает угрозы национальной безопасности и миру в региональном и мировом масштабах не однозначно и не единообразно. Возрастает свобода действия если не всех, то большинства акторов, при этом делая их взаимосвязи и взаимодействия более неустойчивыми и менее стабильными.

Все это практически сводит к нулю способность какого-либо одного актора в отдельности контролировать происходящие в мире события. Японские фирмы могут главенствовать в электронных отраслях промышленности. Исламские фундаменталисты получают возможность контролировать политику тех или иных стран исламского мира и в той или иной форме влиять на политику неисламских государств путем угроз террористических актов или просто шантажа. Нью-Йорк, Лондон, Гонконг и т.д. сохранят за собой средоточия финансовой системы, те или иные великие державы могут пользоваться непропорционально большим, чем другие страны, влиянием в силу обладания арсеналами ядерного оружия.

Иначе говоря, влияние каждого из них ограничено определенной сферой, и поэтому его невозможно конвертировать в гегемонию в мировом масштабе. К лучшему или худшему, но похоже, что гегемонистские державы и навязываемая ими стабильность становятся реликтами прошлого, артефактами истории международных отношений, которым пришел конец с началом глобальной неопределенности и неустойчивости на исходе XX в.

В полицентрическом миропорядке отношения между многочисленными акторами в большей степени, чем раньше, устанавливаются по конкретным случаям и поэтому в большей мере подвержены изменениям. Они менее симметричны и слабее сдерживаются властными прерогативами, официальными инстанциями и институтами. Часть акторов при определенных условиях даже могут обойти требования национальных государств.

Полицентрический мир следует рассматривать не как некий замкнутый, раз и навсегда данный статический феномен. Это открытая по всем направлениям и для всех влияний, неопределенная, постоянно изменяющаяся структура. В этом отношении особенность ситуации состоит в том, что субъекты международных отношений (скажем, участники переговоров) должны играть одновременно в несколько игр, в которые вовлечены различные акторы.

Разумеется, сохраняются отдельные центры притяжения в лице, например, США, Японии, Китая, Европейского союза, России, но внутри самих центров нет сколько-нибудь четких разграничительных полос. Так, в Восточноазиатском регионе самостоятельное значение приобрели или приобретают парные связки великих держав: США — Япония, США -Китай, США — Россия, Япония — Китай, Япония — Россия, Россия — Китай и т.д. Здесь возможны союзы, построенные на конфигурации треугольников, четырехугольников и т.д., такие как, например, Россия — Китай — Индия, США -Европейский союз — Япония, IIАФТА, Шанхайская организация сотрудничества (ШОС).

В современных условиях можно говорить о так называемой модели открытою регионализма. Ее суть состоит в сочетании развития экономических и иных связей с несколькими региональными организациями или объединениями. Участники каждой из них не возлагают на себя каких-либо обязательных ограничений в своих внешнеэкономических связях с Европой, Ближним Востоком, Северной Америкой и другими регионами.

На основании изложенного можно сделать вывод, что восхождение полицентрического миропорядка с его государственными и негосударственными акторами значительно сузило, если не исключило, возможности сохранения или выдвижения какого-либо одного государства в качестве сверхдержавы, способной единолично контролировать положение дел в мире. Радикальное отличие нынешней ситуации состоит в том, что если раньше речь шла о балансе сил между несколькими великими державами, то ныне о нем можно говорить в глобальном, всемирном масштабе. Новизна ситуации состоит также в том, что внешняя политика почти всех ведущих акторов приобретает многовекторную ориентацию во всепланетарном масштабе.

Возникнут новые группирования мощи и интересов. Изменения в отношениях между глобальными и региональными державами будут стимулировать формирование новых структур, которые могут как сотрудничать, так и конкурировать и конфликтовать друг с другом. Причем эти отношения конкуренции и сотрудничества приобретут многосторонний характер. Возможны и желательны так называемые перекрестные союзы, когда одно или несколько влиятельных государств будут входить в два или несколько союзов и тем самым выполнять роль связующих звеньев между ними.

Все это делает весьма трудным достижение необходимой дисциплины и упорядоченности, обеспечение сколько-нибудь стабильного распределения сил между взаимодействующими друг с другом странами, блоками стран, регионами. Поэтому весьма проблематично говорить о возможности сколько-нибудь долговременной конфигурации геополитических сил, которая бы подобно биполярной структуре определяла политическую ситуацию на международной арене.

Можно ожидать такое положение, при котором взаимоотношения между странами, регионами, политико-экономическими или иными блоками стран и т.д. (со знаками минус или плюс — соответственно, противоборства или сотрудничества, конфликта или консенсуса) будут подвержены постоянным изменениям.

Другими словами, если в биполярной международной системе блоки, объединения, группировки акторов были даны раз и навсегда, то в новой полицентрической конфигурации игры по их формированию будут продолжаться без конца. Границы, отделяющие блоки, союзы, регионы, стали более открытыми, гибкими и поэтому более проницаемыми. В первом случае существовал ясно очерченный стратегический императив, основанный на ядерно-стратегическом паритете сил и взаимном страхе. Во второй ситуации такой императив, во всяком случае в ясно сформулированной форме, отсутствует.

Имеет место переход от ситуации, оставляющей жесткий, недвусмысленный выбор одной из двух возможностей (по принципу "либо-либо"), к ситуации, дающей множество вариантов выбора, поскольку для большинства стран явно увеличился диапазон выбора. Каждая из них может принимать внешнеполитические решения, руководствуясь не соображениями своей принадлежности к тому или иному блоку, а исходя из своих реальных национально-государственных интересов и с учетом многовариантности выбора вектора внешнеполитического курса.

Однако в силу того, что жесткость международных структур послевоенных десятилетий сменилась подвижностью, определенность уступила место неопределенности, источники власти и влияния как бы размываются, становятся анонимными. В результате оказывается проблематичной четкая и недвусмысленная идентификация угрозы, ее ассоциация с конкретной страной или группой стран.

Результатом этого может стать трансформация прежнего двухполюсного сдерживания в неупорядоченное и не поддающееся контролю взаимное сдерживание, где угроза применения силы будет хроническим элементом в системе взаимных отношений стран и народов. Соответственно, возрастет значение анархического начала международно-политической системы, что, естественно, не исключает возможности и перспективы усиления организационных начал.