Историческое осознание категории бытия

По единодушному мнению специалистов, в античной древности первое такое осознание принадлежит Пармениду. Среди мыслей, которые сами по себе суть субъективные порождения человеческого, он обнаружил мысль, как бы выводящую за пределы субъективного, не мысль о чем-то, а мысль как таковую, не существование чего-то, а просто существование. Воодушевленные этой идеей философы-элеаты приняли абстракцию чистого бытия за действительность более действительную, нежели бытие определенное, за верховное единство, царящее над многоразличием. Для них, а затем для Платона, характерно различение "бытия по мнению", т.е. видимой, внешней реальности, и "истинного бытия", доступного лишь философскому разуму. Так, Платой под истинным бытием имел в виду "царство чистых мыслей и красоты" как нечто умопостигаемое, в отличие от мира чувственных вещей как чего-то близкого к иллюзорности[1]. По Аристотелю, бытие — живая субстанция, для которой характерно следующее. Во-первых, каждая вещь есть самостоятельный факт, на который мы обращаем свое внимание (принцип материальности, или фактической данности вещи). Во-вторых, каждый объект обладает структурой, части которой соотнесены друг с другом (знаменитая аристотелевская концепция активной формы). В-третьих, каждая вещь обязательно указывает на свое происхождение (принцип причинности). В-четвертых, каждая вещь имеет свое определенное назначение (принцип цели). Субстанция как предельное основание всего сущего не является таковой, если в ней отсутствует хотя бы один из перечисленных компонентов бытия.

Для античной философии в той или иной степени свойственно нерасчленение бытия и мышления во всех аспектах: гносеологическом, онтологическом и этическом. В то же время в ней были заложены основы для познания сущего в последующие века (обоснование истины, добра, красоты, свободы через понятие бытия; творческая активность бытия, диалектика бытия и ничто и т.д.).

Наступление христианской эры соединило философию с интенсивным богопознанием. По существу, мыслительная деятельность первых веков христианства вплоть до завершения догматики на Вселенских соборах состояла в осмыслении Божественного Завета в категориях греческой философии. В Средние века оформилось так называемое онтологическое доказательство бытия Бога, состоящее в выводе абсолютного бытия из понятия бытия: то, больше чего нельзя помыслить, не может существовать только в уме, иначе о нем можно помыслить и существование вне ума, что противоречит исходной посылке. Это доказательство многократно утверждалось и вновь оспаривалось (вплоть до наших дней). В эпоху Возрождения и Нового времени происходит секуляризация (обмирщение) философии, а впоследствии и все более явное разделение философии и естественной пауки. В связи с этим характерна "объективизация" понятия бытия и одновременно развитие субъективистских концепций. Бытие осмысливается как нечто телесное, вещественное, как объективная реальность, противостоящая человеку и его разуму. Природа мыслится вне отношения к ней человека, как своего рода механизм, действующий сам по себе: Вселенная машина. Эти идеи продукт огромного успеха механики, из которой выводилось фундаментальные философские принципы и которая рассматривалась как образец для всех остальных наук. Для концепции бытия в Новое время характерен субстанциальный подход: субстанция (неуничтожимый и неизменный субстрат бытия) и ее акциденции (свойства), производные от субстанции, преходящие и изменяющиеся.

Р. Декарт рассматривал бытие через призму рефлективного анализа сознания, человеческого существования: "Я мыслю, следовательно, существую". Это означает: бытие субъекта постигаемо только в акте самосознания. Г. В. Лейбниц выводил понятие бытия из внутреннего опыта человека. Свое крайнее выражение эта идея достигает у Дж. Беркли, отрицавшего существование материи и утверждавшего: "быть — значит быть в восприятии". Согласно И. Канту, "бытие не есть понятие о чем-то таком, что могло бы быть прибавлено к понятию вещи. В логическом применении оно есть лишь связка в суждении"[2]. Прибавляя к понятию характеристику бытия, мы не прибавляем ничего нового к его содержанию. Для И. Г. Фихте подлинное бытие есть деятельность "Я", а материальное бытие — продукт этой деятельности.

Г. Гегель начинает построение своей философской системы с наибеднейшего и абстрактнейшего понятия — с чистого бытия. Почему именно с него? Ведь если, "рассматривая весь мир, мы говорим: все есть — и не говорим ничего больше, то мы опускаем все определенное, и мы имеем, следовательно, вместо абсолютной полноты абсолютную пустоту"[3]. Чистое бытие настолько бедно и пусто, что оно неотличимо от ничто. Разумеется, Гегель понимал всю парадоксальность ситуации и отмечал, что здравый смысл тут может вдоволь посмеяться. Как? Бытие тождественно с ничто? Неужели человеку безразлично, есть у него деньги в кармане или нет? Такова ирония здравого смысла. Она же — плод недомыслия, ибо чистое бытие связано с началом, которое, в свою очередь, связано с наличием возможности. Сама же возможность есть уже нечто, пусть еще не ставшее, но существующее в потенции. В зародыше, в потенции объединено и бытие, и небытие. Это двуликое тождество ничто и нечто — единство противоположностей, испытывающее "беспокойство", напряженность. "Бытие и небытие суть столь же одно и то же, сколь и не одно и то же". Внутри него совершается скрытая "работа", ведущая к становлению, переходу ничто в нечто.

Несмотря на то что такая концепция подвергалась критике, замечательна сама сила диалектики Гегеля, могучим внутренним напряжением рождающая все конкретно-сущее из чистого первотезиса, столь близкого к ничто. В гегелевской диалектике тождество бытия и мышления (идею о котором он разделял) проходит все стадии триады. В начале неопределенное и абстрактное бытие, лишенное определений, неразличимо с мышлением, но, проходя шаги конкретизации, бытие и мышление могут различаться, совпадая не полностью, чтобы слиться при завершении системы. Гегель здесь обращается к "онтологическому аргументу" — упоминавшемуся выше доказательству бытия Бога. Он утверждает, что "конкретная всеобщность", т.е. Бог, не может не содержать столь скудное определение, как бытие, парадоксально замечая: "Для мысли не может быть ничего более малозначащего по своему содержанию, чем бытие".

Чрезвычайно важно достигнутое Гегелем понимание бытия как процесса, или истории, или вечного движения, или самой жизни. Диалектический метод восхождения от абстрактного к конкретному, оказавший сильное влияние на творческую сторону марксизма, позволил Гегелю преодолеть некоторые старые трудности, вызванные статичной трактовкой бытия как одной абстрактной всеобщности, неподвижной субстанции и безразличной "объективности". В то же время для всей идущей от Нового времени "классической" философии, включая Гегеля, характерен разрыв с человеческой стороной бытия, на что обратил внимание автор "антропологической философии" Людвиг Фейербах (1804—1872). Критикуя концепцию абстрактного чистого бытия у Гегеля, Фейербах писал: "Человек под бытием, если он в этом отдает себе полный отчет, разумеет наличность, для-себя-бытие, реальность, существование, действительность, объективность"[4].