Институционализация эмпирического познания

Эмпирическое познание связанно с практикой: оно структурирует предметно-объектные связи и сферу объектов познания социальной работы. При этом можно наблюдать, что предметный язык первоначально отсутствует, а формализация осуществляется в матрице исторических идеологем, рефлексирующих практику субъект-объектных отношений, характерных для данного времени. Так, многообразные субъект-объектные отношения князя и нуждающихся в помощи отражаются в логике конфессиональных подходов "мнихолюбия", "страннолюбия", "нищелюбия". В петровские времена отношения между помогающим и нуждающимся субъектами осмысляется с позиций государственных идеологем, в основе которых лежит принцип полезности. Вот почему категория нуждающихся, как и в древние времена, рассматривается как "прошаки ленивые".

Для эмпирического познания характерна логика, развивающаяся по следующей схеме: спонтанная практика → ее рефлексия в общепринятой идеологеме → осмысление в системе формализованного языка, не связанного с данной эмпирической практикой. Однако в процессе эмпирической практики с помощью рефлексии и языковой формализации образуется предметная проблемная область. Ее обоснование осуществляется на основе различных предметных языков, которые как бы очерчивают границы будущего знания, создают условия для формирования предметного языка. В этом проявляется внешняя социальность познания, когда выработанные средства рефлексии намечают границы проблемной сферы.

Институционализация теоретического познания

На рубеже XIX–XX вв. институционализация теоретического познания была связана с формированием внутренней социальности и предметного языка познания. Британский философ Дэвид Блур, анализируя подходы Людвига Витгенштейна, под внутренней социальностью понимал "замкнутую систему знания некоторой локальной деятельности". Интерпретация локальной деятельности, которая постепенно складывалась в процессе разделения труда и интегрировалась в практики различных языковых предметных формализаций, открывала различные феномены реальности, понимание которых стало невозможно с позиций той или иной области познания. Например, понятие "благотворительность" выступало амбивалентным по отношению к самому себе в интерпретации конфессиональных, политических, правовых подходов при рефлексии практики помощи и поддержки в XIX в.

С другой стороны, к концу XIX в. заканчивается процесс идентификации в практике и различных познавательных областях парадигмы "призрения" как самостоятельной реальности теоретического и практического мира. В. И. Герье, первым поставивший вопрос о самостоятельности "общественного призрения" как научной парадигмы, обозначил сферу теоретического мира на рубеже веков. Не случайно именно исторические исследования того времени (Максимов, Якобий и др.) явились сферой обоснования самостоятельности практики общественного призрения, поскольку они видели свою цель не в объяснении исторического прошлого, а в объяснении социальной деятельности и коллективного опыта помощи и поддержки. Обозначение истории социальной деятельности определило не только отдельную историческую дисциплину, ценность которой существовала лишь в контексте с теорией общественного призрения, но и специфическую рефлексию – топологию социального процесса, развивающегося во времени. Все это требовало других принципов рациональности и, главное, языка описания.

Область познания конституировали не только специфические взгляды на историю общественного призрения, но специальное выделение предмета и объекта данной парадигмы (рис. 1.14).

Рис. 1.14. Теоретические основания парадигмы общественного призрения

Здесь свою системообразующую роль сыграли юридические и философские науки. В дореволюционной России существовало полицейское право – отрасль законодательства и научная дисциплина, явившаяся прообразом современного административного права. Полицейское право обосновывало общественное призрение с позиций отрасли государственного управления, выделяя в ней специфику организации, нормы правоотношений субъектов, императивы долженствования и обязанностей. Именно право определило субъектов и объектов помощи. Философия, которая в то время объединяла психологические, социологические, педагогические взгляды на природу субъекта, обосновывала концепты "человека нуждающегося", "человека помогающего", методы помощи. В данной парадигме формировалась практика использования исходных (примитивных) терминов, предположений, вырабатывали теоретические формализации на основе эклектических подходов. Таким образом, история, право, философия общественного призрения определялись как составные части его общей теории.

На рубеже XX–XXI вв. наступил новый этап оформления теории социальной работы в России. Он существенно отличается от предыдущего этапа. Теория социальной работы начинает оформляться в контексте формирования образования в области социальной работы, контексте процессов реформирования государственных идеологем, становления инфраструктуры помощи и поддержки. Следовательно, оформление института образования, института поддержки и защиты, института профессиональной деятельности и института познания формировались одновременно.