Лекция 11. ГРАФИКА СЕРЕДИНЫ XVIII ВЕКА

В результате освоения материала данной главы обучающийся должен:

знать

• ход развития русской гравировальной школы в середине XVIII в., творчество основных мастеров графики указанного периода;

уметь

• различать особенности станковой графики середины XVIII в. по сравнению с петровским временем;

владеть

• навыками самостоятельного стилистического анализа, критики и атрибуции произведений русской станковой графики середины XVIII в.

Развитие станковой графики: эстамп, резцовая гравюра, офорт

Дворцы с роскошными интерьерами, партеры парков, затейливые фейерверки были запечатлены в графических листах середины столетия, как и в петровское время. Напомним, что именно Петру I принадлежат знаменитые слова, сказанные им при учреждении Академии наук: "Без живописца и градыровального мастера обойтися невозможно будет, понеже издания, которыя в науках чиниться будут... имеют срисованы и градырованы быть". Гравюра как самый мобильный вид искусства быстро и наглядно откликалась на все события времени и в бурную, победно-ликующую петровскую эпоху, и в полные превратностей времена после смерти императора. В графике середины столетия много общего с предыдущим этапом, но не менее и отличительных черт. В ней, правда, не было такого тематического богатства, широты охвата всех сфер жизни, зато, несомненно, возросло декоративное начало.

Это по-прежнему была резцовая гравюра на меди – старая русская традиция, восходящая к мастерским Оружейной палаты, обогащенная офортом, созданная в первой четверти века русскими и иностранными мастерами. Разница состояла лишь в том, что в первой трети столетия отечественных граверов высокого класса, таких, как братья Зубовы или Алексей Ростовцев, были единицы, а в середине века это была уже мощная Гравировальная палата во главе с Иваном Соколовым. Мастера резали большие доски настенных станковых гравюр в технике резцовой гравюры и офорта или меццо-тинто ("черная манера"). Эстампы изображали празднества, триумфальные арки в честь "вшествия" то одной, то другой императрицы в Петербург. Все было нацелено на прославление монаршей власти: в аннинское время – тяжеловесно-величественно, подобно тому как она сама предстает на гравюре X. А. Вортмана; в елизаветинское – также величественно, но более изящно, как на гравюре с портрета Л. Токе. В позднее елизаветинское время появляются и небольшие по размеру офорты, выходящие в основном уже из стен Академии художеств от ее первого педагога-гравера Г. Ф. Шмидта.

Книжная иллюстрация в современном понимании, как и в петровское время, еще не была распространена, ее сфера в основном ограничивалась виньетками к одам или панегирикам. Виньетки составили изящный декор к роману П. Тальмана "Езда в остров любви" в переводе В. К. Тредиаковского. Они украшали даже географический атлас, вышедший в 1745 г., – последний пример показывает, что в середине века практическое значение гравюры, может быть, и уменьшилось, но не исчезло вовсе. По-прежнему была нужда в создании светских изданий из разных областей знания: атласов, глобусов, календарей, пособий, руководств, учебников вроде "Арифметики" Л. Ф. Магницкого, напечатанной в типографии знаменитого картографа и издателя В. Киприанова с гравюрами М. Карновского (аллегорическое изображение Арифметики и двуглавый орел на фронтисписе), по которому учился еще М. В. Ломоносов.

Гравировальная Палата Академии наук

В 1727 г. после закрытия Санкт-Петербургской типографии в Академии наук была организована Гравировальная палата, ставшая во главе "градыровального дела". Но к началу 1730-х гг. в ней не осталось ни одного русского гравера. Преимущественную роль здесь играют немецкий мастер репродукционной гравюры Христиан Альбрехт Вортман (1680–1760) и голландец Оттомар Эллигер (ок. 1703–1735; оба приехали в Россию в 1727). В технике меццо-тинто ("черной манере") работает Иоганн Штенглин (1710/1715–1776; в России с 1742). Все они были добротными, однако далеко не выдающимися мастерами. Но под их началом быстро набирали силу вскоре оказавшиеся на равных с ними русские мастера (аналогичную картину мы наблюдали и в живописи этого времени). Основным ядром этого коллектива были рисовальщики и граверы (традиционно на меди) Иван Алексеевич Соколов (ок. 1717–1757), Григорий Аникеевич Качалов (1711 /1712– 1759), Алексей Ангильевич Греков (1723/1726 – после 1770), Ефим Григорьевич Виноградов (1725/1728–1769). Среди них лишь одно имя иностранное – Филипп Маттарнови (1716–1742), обрусевший сын архитектора петровской эпохи, строившего для императора Зимний дворец. Учили русских нехотя, долго держали в учениках. Известен факт жалобы подмастерьев "рисовального и гравировального художества". Они писали: "Многие художеств мастера немцы данных им русских учеников для научения в искусстве или совсем ничего, или так затменно обучают, что на место их русскому ни в 20 лет стать не можно, чего ради ни один русский ни в котором художестве при академии в мастера еще не произошел" (цит. по: Гаврилова Е. И. Ломоносов и основание Академии художеств // Русское искусство XVIII века. Материалы и исследования / под ред. Т. В. Алексеевой. М., 1973. С. 69).

Вопросы обучения все-таки были как-то решены. Рисовальная палата стала центром обучения профессиональному рисунку, где придерживались трех ступеней обучения – с гравюр, с гипсов и с натуры, что лежало в основе программ всех академий мира и, в свою очередь, послужило основой обучения в будущей Российской императорской Академии художеств. Рисунку в доакадемические времена учили не только в художественном отделении Академии наук, но и в Канцелярии от строений, Шпалерной мануфактуре, а также Сухопутном кадетском корпусе, где были рисовальные, архитектурные и фортификационные классы и где преподавали изобразительное искусство. Кадеты рисовали планы городов и крепостей, ландкарты, ландшафты, даже писали миниатюры и т.д. Последнее объясняется, по-видимому, еще и тем, что среди педагогов был известный с петровских времен Григорий Мусикийский, декоратор и главным образом миниатюрист. Кадеты получали хорошее гуманитарное образование: ведь недаром из корпуса вышли знаменитые литераторы. В Артиллерийской и Инженерной школах делали графические проекты иллюминаций тезоименитств, коронаций (собрания ГИМ, ГРМ, РНБ и др.); к изображениям присовокуплялись тексты программ, торжественных од. Фейерверки, запечатлевающие чудеса пиротехники, являлись прямой сферой артиллеристов, а планы крепостей – инженеров и фортификаторов. По технике это в основном рисунки тушью и пером, иногда расцвеченные от руки акварелью. В Московском университете рисунок преподавал И. Штенглин.

Все эти учебные стадии в графике середины века – очень важные вехи на пути к становлению национальной академической школы рисунка во второй половине столетия. Многое здесь предваряло академическое обучение. В архиве Академии наук, в Русском музее, в частных собраниях, по подсчетам специалистов, сохранилось более 700 рисунков (тушь, кисть, перо, акварель), относящихся к 1730-м гг. и изображающих предметы Кунсткамеры. Авторами их были Михаил Махаев, Иван Соколов, Григорий Качалов, Филипп Маттарнови и др. Помимо рисунка с натуры художники обучались, как и ранее, с "образцов": в середине века такие "образцы" предоставляло "Руководство к анатомии" И. Д. Прейслера. Пройдет совсем немного времени, и подобное руководство представит первый русский профессор Академии художеств А. П. Лосенко; им будут пользоваться ученики Академии много десятков лет и в следующем столетии.

Что касается гравюры, то здесь мастера работали в самых разных жанрах в зависимости от заказа, однако и среди них можно усмотреть определенную специализацию. В частности, Соколов и Качалов, бывшие ученики О. Эллигсра, тяготеют к городскому виду, ведуте, а Грекову, Виноградову и тому же Качалову принадлежат большие декоративные листы фейерверков. Сам фейерверк, столбы огня, сопровождала тщательная фиксация антуража: эфемерные храмы, арки, боскеты, пирамиды, статуи, вензеля, надписи, девизы – все это в сложной общей композиции самого панегирического характера.

Продолжал свое существование и жанр баталии. Как и фейерверк, в котором столбы огня взрывают черное небо (не случайно в этом жанре чаще всего использовалась техника меццо-тинто как наиболее живописная, дающая глубокое черное пятно), баталия становится более картинно-декоративной. В батальных листах этого времени не так скрупулезно прослежены перипетии боя, как, скажем, в зубовских "Гренгаме" или "Гангуте", да и турецкие сражения Анны Иоанновны не идут ни в какое в сравнение с "викториями" ее дяди. Но вот события Семилетней войны, пришедшейся, как известно, на период царствования Елизаветы Петровны, давали пищу художественному воображению: "Мирная и беззаботная, она [Елизавета] была вынуждена воевать чуть не половину своего царствования, побеждала Фридриха Великого, первого стратега своего времени, брала Берлин, уложила пропасть солдат на полях Цорндорфа и Кунерсдорфа" (Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 4. С. 314).

Отметим, что в графическом листе, посвященном как раз битве при Кунерсдорфе и бегству Фридриха, "первого стратега", появляется совсем новая черта в русском батальном жанре. Декоративность, нарядность всего строя листа не мешает изобразить простого солдата, казака, т.е. тех людей, которые и решают исход битвы (и не их вина, что победы плохо использовали генералы).

Для исторической живописи последующего столетия это станет характерно только со времени В. В. Верещагина.

Триумфальностью было пронизано все искусство петровской эпохи – архитектура с ее декором, парковые ансамбли, парадные портреты Петра и его "птенцов", но особенно гравюра. Она запечатлела картину всех главных событий времени: морские и сухопутные баталии, победы и фейерверки по случаю "викторий", торжественных "вшествий", триумфальные арки, парады, свадебные пиры, а главное – многочисленные виды новой столицы. Все эти жанры продолжали развиваться и в середине столетия (исключение составляют разве только изображения свадебных пиров), но с различной степенью интенсивности.

Фейерверки стали наряднее, насыщеннее архитектурными мотивами в духе расцветающего барокко, иногда даже перегруженными в деталях: обе императрицы торжественно и пышно, хотя и по-разному, в соответствии с собственным вкусом, отмечали свои тезоименитства. Фейерверки петровского времени обычно устраивались в честь какой-либо "виктории". В середине века "огненные потехи" (или "потешные огни") в основном посвящались бесконечным празднествам при дворе, которые носили чисто развлекательный характер. Но иногда иллюминации имели и научно-просветительское значение. Так, фейерверк 28 января 1734 г. был устроен по заданию Академии наук и изображал "земной и небесный глобусы". В 1750-е гг. проекты-описания фейерверков не раз делал М. В. Ломоносов. Известно, например, что написанные на разных языках такого рода описания раздавались гостям на фейерверке в честь новоселья в доме графа Алексея Орлова (1765).

Видовые гравюры (недуты) и фейерверки исполнялись чаще всего граверами Гравировальной палаты Академии наук – О. Эллигером, X. А. Ворманом, Г. А. Качаловым, Н. Ф. Челнаковым, П. А. Артемьевым, А. А. Грековым, Е. Г. Виноградовым . В 1760-е гг. на смену барочным композициям, полным динамики, контрастов белого и черного: столбы огня, серебристые полосы взлетающих ракет, сжигаемые затейливые пирамиды и т.д., – появляются листы более строгих композиций, предвещающие приход нового стиля, классицизма. Фейерверки были запечатлены и в оригинальных рисунках – гуашах с фонтанами огненных столбов на темном небе или легких, прозрачных акварелях. "Большой огонь", как писал Ф. М. Достоевский в "Бесах" (правда, совсем не по праздничному поводу), "всегда производит впечатление раздражающее и веселящее; на этом основаны фейерверки... там огни располагаются по изящным, правильным очертаниям и, при полной своей безопасности, производят впечатление игривое и легкое, как после бокала шампанского".

Большое место в гравюре середины столетия занимают изображения загородных резиденций, что и понятно, если учесть активность строительства в данный период. Петергоф, Ораниенбаум, Царское Село с их дворцами, павильонами и парковыми сооружениями – боскетами, перголами, фонтанами, прудами, лабиринтами, гротами, беседками и т.д. становятся частым мотивом этих видов. Изображения полны ликующей праздничности и торжественности – достаточно вспомнить павильоны одного Царского Села: Грот, Эрмитаж, Монбижу.