Герменевтическая юриспруденция: четыре тренда
Перейдем к рассмотрению непосредственно вариантов герменевтической юриспруденции.
Теория Фридриха Карла фон Савиньи (1779–1861). Во многом следуя Ф. Шлейермахеру, Савиньи рассматривал четыре типа интепретации: грамматическую, анализирующую смысл слов и предложений; систематическую, дающую понимание данного закона исходя из горизонта всех законов как единого целого; историческую, делающую акцент на том, что уже было и что имеет место в настоящем в сфере права; телеологическую, выявляющую смысл и цель рассматриваемого закона и их следствия.
Теоретическая разработка
Теория К. фон Савиньи. В качестве герменевта Савиньи полагал, что право каждого народа складывается постепенно, концентрируя в себе смыслы истории данного народа. В результате он стал ярчайшим, вторым после Г. Гуго, представителем исторической школы права.
Теория Эмилио Бетти (1890–1968). Э. Бетти – итальянец, но он прекрасно владел немецким языком. Возможно, это обстоятельство способствовало его герменевтическим штудиям. Его теория изложена в книге с характерным названием "Герменевтика как общая методика наук о духе"[1]. Он явно демонстрирует свою принадлежность к лагерю сторонников философии В. Дильтея.
Теоретическая разработка. Четыре канона интерпретации Э. Бетти
1. Канон открытия – в интерпретируемом объекте необходимо открыть то, что в него вложено человеческим духом.
2. Канон когерентности – текст должен быть понят как единство его частей, а каждая его часть имеет смысл не иначе, как в соотношении с целым.
3. Канон актуальности – нельзя требовать от интерпретатора приостановки его субъективности.
4. Канон консонанса – понимание возможно лишь при конгениальности людей. Тот, кто желает понять другого, должен отказаться от своих предрассудков в его пользу. В результате открывается дорога к высотам моральности.
Перечисленные четыре канона (критерия) Бетти считал главными при понимании права, в частности статуса юридического закона. Закон будет понят нами в случае, если мы намерения тех людей, которые его установили, будем способны признать своими собственными.
Следует отметить, что в философской литературе часто представляют герменевтику В. Дильтея как нечто устаревшее в свете новаций Гадамера. Но за пределами философии, в частности в юриспруденции, она все еще пользуется поддержкой. Многим импонирует постановка вопроса интерпретации как соотношения "субъект – объект", в котором объекту, в рассматриваемом случае это юридический закон, приписывается духовное ОГЛАВЛЕНИЕ. Чаще всего сторонников линии Дильтея обвиняют в психологизме.
Теория Артура Кауфмана (1923–2001). Кауфману удалось представить герменевтико-юридический проект в довольно выверенном виде[2]. Он распространил философский проект Гадамера на юриспруденцию. В ее границах возникает острая потребность в понимании коллизии между субъектом и объектом. Встаньте на сторону субъекта, в таком случае будет ослаблен объект. Можно встать на сторону объекта – но тогда умаляется роль субъекта. Дело доходит до того, что субъекта вообще исключают из анализа. Это имеет место, в частности, в аналитической юриспруденции. Юридическая аргументация при этом сводится к подведению рассматриваемого случая под общий закон. Судья перестает быть творческой личностью. А между тем закон в своем первоначальном виде представляет собой абстракцию. Конкретная ситуация выступает как сырой материал, нуждающийся в истолковании, которое может состояться лишь в случае, если реализуется отношение между субъектом и объектом. Закон и содеянное должны пониматься не как субстанции, а в качестве отношений.
Возможно ли такое? Да, возможно, если в качестве заинтересованного лица судья настроен на контакт с теми людьми, с которыми он намерен взаимодействовать. В этом состоит так называемое предпонимание, которое является условием успешной работы судьи. Сама же эта деятельность реализуется как диалог, как налаживание интерсубъективных отношений, как герменевтический круг, соединяющий язык и ту вещь, которая подразумевается им. Эта интерсубъективность как раз и является тем объективным, которое интересует юриста. Право объективно не потому, что оно не зависит от людей, а постольку, поскольку в нем нет их, в том числе судей, произвола.
Теории Роберта Алекси (р. 1945) и Юргена Хабермаса (р. 1929). Алекси полагает, что дискурсивная этика Хабермаса соответствует запросам юриспруденции. Но при этом, разумеется, должны быть учтены особенности юриспруденции[3]. Ю. Хабермас рассматривает исключительно процедурные аспекты дискурса. Но в юриспруденции дискурс всегда ограничен некоторыми условиями, например существующими законами.
Теоретическая разработка
Теория Р. Алекси. Правомерность существующего права должна устанавливаться в процессе хорошо налаженного общественного дискурса. Благоразумное решение должно быть обосновано с учетом имеющихся условий (тезис особого случая). Так как нормы права часто противоречат друг другу, то их следует регулировать посредством некоторых принципов.
Обратимся теперь к рассмотрению актуального для юриспруденции вопроса о ее соотносительности с этикой. Критическая герменевтика широковещательно выступает от имени дискурсивной этики. Возможно, герменевты способны внести ясность в обсуждаемый вопрос. Это попытался сделать Ю. Хабермас в книге "Фактуальность и значимость"[4]. Он считает, что право и мораль одновременно дифференцировались из традиционной нравственности. Соглашаясь с различением естественного и позитивного права, он полагает, что "правопорядок может быть законным лишь в случае, если он не противоречит моральным принципам. Позитивному праву в обосновании его легитимности предписано соотноситься с моралью"[5]. Однако подчиненность позитивного права морали не следует понимать упрощенно. Мораль в качестве культурного компонента не учитывает особенности основных прав людей, поэтому они не являются всего лишь проявлением морали.
Теоретическая разработка. Четыре принципа правового государства, по Ю. Хабермасу
1. Принцип народного суверенитета.
2. Принцип правовой защиты граждан.
3. Принцип управления в соответствии с законами.
4. Принцип отделения гражданского общества от государства[6].
Итак, Ю. Хабермас проводит определенную субординацию между моралью и правом в пользу первого, но старается это делать в мягкой форме. На наш взгляд, он непоследователен по крайней мере в трех отношениях. Во-первых, Хабермас ограничивается рассмотрением морали вообще. Он не уделяет должного внимания специфике юридической морали. Метанаучный подход явно чужд ему. Во-вторых, Хабермас ставит мораль выше этики, ибо только в ней реализуется интерсубъективность. Он стремится рассуждать от имени не науки, а культуры. Но такое противопоставление неуместно, ибо подобно всему остальному, а культура находит свое рафинированное осмысление лишь в науке. В-третьих, Хабермас не одну сотню страниц своих произведений посвятил этике ответственности. Казалось бы, он должен поставить во главу угла принцип ответственности. Но этого не случилось. А между тем, как представляется, такой ход мысли представляет значительный интерес.
Полемика вокруг герменевтической юриспруденции. Несмотря на набирающий темп сближение аналитической и герменевтической юриспруденции, между их сторонниками нет согласия. Герменевты убеждены, что аналитики погрязли в позитивизме, что приводит к явной недооценке человеческого начала. Аналитики же полагают, что герменевтам не удается в ясной форме представить юриспруденцию в качестве науки. В этой связи представляются достойными упоминания аргументы Дж. Стельмаха, довольно компетентного относительно герменевтической юриспруденции автора. Он заканчивает свою обзорную статью следующими семью критическими замечаниями[7], которые мы сопровождаем соответствующими комментариями.
1. Не существует универсального определения герменевтики. В результате злоупотребляли концептом "герменевтика" при использовании его для описания и оценки различных философий аналитического, структурного и аргументативного типов. Стельмах во многом прав. Герменевты действительно всегда недооценивали ОГЛАВЛЕНИЕ, например аналитической юриспруденции. Но делали они это не в силу неопределенности концепта "герменевтика", а в результате недостаточной компетентности относительно критикуемых систем.
2. Аналогичное положение дел имеет место при характеристике ключевых для герменевтики концептов понимания, предпонимания, герменевтического круга, которые неодинаково интерпретируются в различных герменевтических системах. На наш взгляд, это замечание в свете плюрализма, господствующего в любой области знания, в частности в аналитической юриспруденции, бьет мимо цели.
3. В конечном счете невозможно установить статус герменевтики: является ли она методом или онтологией понимания, а, может быть, соединением того и другого. И на этот раз Стельмах не точен в оценке герменевтической юриспруденции. Вопреки утверждениям Гадамера любая философская система включает метод. Поэтому вполне резонно считать, что в качестве онтологии понимания герменевтика включает соответствующий метод.
4. Принимая, что понимание является формой познания, невозможно установить ее форму: то ли она непосредственна, то ли имеет опосредованный характер. Это замечание достойно поддержки. Герменевты часто оставляют читателей своих произведений в неведении относительно специфических концептов соответствующей теории, в данном случае юриспруденции.
5. Принимая, что понимание является формой интуиции, остается непонятной ее природа, является ли она психологической, аналитической или же феноменологической. Сомнения Стельмаха напрасны. Герменевтика как форма познания имеет исключительно герменевтический, а не какой-либо другой характер. К тому же следует учитывать, что современные герменевты, как правило, не являются интуитивистами.
6. Не совсем ясен тезис об универсальном характере герменевтики. Впрочем, очевидно, что герменевтика используется в гуманитарных науках. И на этот раз Стельмах во многом прав. Герменевты, с одной стороны, настаивают на универсальности их метода. С другой – позиционируют его как метод гуманитарных наук. В результате они противоречат сами по себе. Явно недостаточно учитываются не только единство естествознания и обществоведения, но и их различие.
7. В конечном счете неясность содержания герменевтики приводит к ее игнорированию, ибо неизвестны ее границы. Трудно согласиться с этим заключительным замечанием Стельмаха. Вряд ли есть основания считать, что труды А. Кауфмана, Р. Алекси, Ю. Хабермаса представителями аналитической философии всего лишь игнорируются.
Выводы
1. Герменевтическая юриспруденция состоялась. Ею успешно руководствуются многие юристы, особенно в континентальной части Европы.
2. Главный ее недостаток состоит в игнорировании метанаучного подхода. Герменевты слишком часто стремятся обойтись чисто философским инструментарием там, где требуется основательный учет особенностей и проблемных аспектов юриспруденции. В результате их подход перегружен процедурными моментами в ущерб содержательным.
3. Герменевтическая юриспруденция обладает статусом юридического направления. Она состоит из целого ряда теорий.