Эволюция центральных институтов публичной власти

С конца XV в. великий князь становится главой русского централизованного государства. Титул великого князя перестает носить характер почетного и приобретает юридическое значение при Иване III. Именно при нем устанавливается единодержавие, значение которого для окончательной победы государственного начала над удельным трудно переоценить. Вместо наследования родового при Иване III утверждается наследование семейное. Утверждению принципа наследования власти от отца к сыну отчасти способствовало то, что ханы нередко пренебрегали старым генеалогическим принципом передачи власти при выдаче ярлыков. Постепенно наследование домена великого князя тоже приходит к принципу единонаследия, поэтому родовое наследование не привело снова к распаду государства. До этого времени князья-собиратели перед смертью продолжали делить свои владения между детьми мужского пола, оставляли часть жене и дочерям. Конечно, то обстоятельство, что майоратное наследование в принципе противоречило традиционным представлениям о справедливости, затрудняло дело, и увеличение доли старшего сына шло постепенно. Кроме владений старший сын Ивана III получил уже исключительное право чеканить монеты и наследовать выморочные уделы после своих братьев. Иван III имел договоры с братьями, согласно которым те не должны были вступать в сношения с другими государствами помимо великого князя. Он первым вступил в 1462 г. на княжеский стол на основании лишь благословения отца, Василия II, не заботясь об утверждении хана. Он первым стал использовать иностранную версию имени Иван и развернутый титул: "Иоанн, Божьей милостью государь и великий князь всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Тверской, Пермский, Югорский и Болгарский и иных"[1].

Власть князя со времен Василия III именуется самодержавием. Но при этом о полноте прав монарха в науке нет единодушного мнения. Очевидно, что государь издавал законы, в том числе имел право инициативы церковного законодательства, руководил государственным управлением, имел полномочия высшей судебной инстанции. Однако четкого законодательного закрепления формулы власти не существовало вплоть до времен Петра I. В то же время уже Ивану III принадлежит формула: "Государь не обязывается перед подданными крестным целованием"[2].

Духовные отцы активно способствовали возвеличиванию великого князя, изыскивали оправдания царского титула для московских князей, доказывали происхождение княжеского облачения Калиты от Константина Мономаха. Правда, пока правил император Византийский, толковать о богоустановленности и боговенчанности русского царя было затруднительно. Только после падения Константинополя духовенство смогло завершить работу по пропаганде идеи русского царства. Выражение "боговенчанный царь всея Руси" и другие подобные именования начинают встречаться в литературных памятниках того времени. Москва берет на себя роль Третьего Рима, и ее государю подобает титул царя. Проповедуется повиновение и покорение властям. Автором соответствующей теории был иосифлянин Филофей, который в жанре писем-посланий к наделенным властью лицам рассуждал о роли и значении царской власти, единой для всей русской земли, о ее происхождении и божественной сущности. В послании к великому князю Василию Ивановичу он именует адресата "пресветлейшим и высокостолпнейшим государем и великим князем, православным христианским царем и владыкой всех, браздодержателем святых Божественных престолов, святой вселенской соборной апостольской церкви пресвятой Богородицы честного и славного ее Успения, царство которой вместо римского и константинопольского просияло". Филофей был уверен, что в "державном царстве" великого князя Василия – "новом Третьем Риме Святая, Соборная Апостольская церковь во всех концах вселенной в православной христианской вере во всей поднебесной паче солнца светится". Русский царь теперь единственный царь православной христианской веры, которому надлежит "править со страхом Божьим". "Бойся Бога, давшего тебе все это, и не надейся на золото, богатство и славу, ибо все это земное и все здесь на земле и останется"[3], – наставляет Филофей. Иосиф Санин, основатель Волоколамского монастыря и иосифлянского направления в отечественной религиозной мысли, оправдывал казни отступников, проповедовал послушание и смирение перед царем, поскольку тот "естеством подобен есть всем человеком, властию же подобен высшему Богу"[4]. Для иосифлян спасение было связано с устройством православного государства, с причастностью, подчинением ему и безоговорочным подчинением царю как ставленнику Бога.

Княжеская канцелярия

С середины XV в. возрастает значение княжеской канцелярии, что свидетельствует о росте влияния верховной власти и является важным шагом в создании технического аппарата великого княжества. До этого грамоты князя подписывались ближайшим боярином. Теперь подписей бояр на княжеских грамотах почти нет, они заверяются только печатью великого князя. Так, из 39 грамот Василия Темного боярская подпись имеется только на пяти[5]. Канцелярия играет все более важную роль в практическом повседневном управлении. Оно становится делом профессионалов. Дьяки в XV в. уже перестают быть личными слугами-холопами князя. Они уже не просто технические исполнители, писцы, но секретари и советники великого князя. Соответственно растет их авторитет и умаляется значение бояр. При канцелярии ведется собственное делопроизводство, создается архив.

Казна

Совмещение казны с канцелярией сохранялось до тех пор, пока повседневные государственные нужды требовали не столько денег, сколько людей и кормов. Когда московский князь стал играть ведущую роль в сборе дани ("выхода") для Орды, данщики удельных князей самостоятельно собирали установленную договорами с великим князем часть "выхода" и доставляли ее в великокняжескую казну. Иван III, избавившись от ордынского "выхода", тем не менее продолжал собирать эту дань с уделов, хотя в значительно меньшем, чем прежде, размере. Новый размер дани составлял, по некоторым данным, 1000 руб., тогда как при деде Ивана III, Василии Дмитриевиче, "выход" доходил до 5–7 тыс. руб.[6]

Боярская дума

Она представляла собой относительно постоянно действующий совет при князе и царе в Древней Руси и Московском государстве, с которым монарх делил все властные полномочия. Состав Думы не был стабильным, принципы формирования отличались нечеткостью, поскольку увязывались с обычаем местничества и, в неменьшей степени, с произвольными решениями царя. Дума участвовала в решении религиозных, законодательных вопросов (при Владимире – о строе и уставе земельном, восстановлении вир и отмене казни), в решении вопросов внутреннего государственного устройства (распределение столов), в некоторых землях имела право приглашать князя и рядиться с ним.

В Московском государстве с конца XV в. в состав Боярской думы входят бояре "введенные" (высший чин, "сказываемый" царем), окольничьи и думные дворяне (т.е. допущенные к участию в заседаниях Боярской думы дворяне и дети боярские). Особое место занимала канцелярия – думные дьяки. Царь мог пригласить в Думу и "недумного" человека (дворецкого, дьяков).

Обычай, по которому замещались государственные должности в Московском государстве в XV–XVII вв., именовался местничеством (служебно-родовое местничество, от обычая "считаться местами" за столом и на службе у царя). Это был государственно-правовой институт, регулировавший служебные отношения между членами служилых фамилий на военной и административной службе при дворе. По меткому замечанию В. И. Сергеевича, местничество было правом служилого человека отказаться от чина, от должности и всякой награды, которые он находил ниже своей отеческой чести. Права требовать назначения на место или награды никто, конечно, не имел[7]. Главной задачей князей и бояр было добиться того, чтобы при назначении на места и должности не быть ниже других, равных себе, то есть не должность сама но себе имела значение, а то, чтобы место рядом со служилым человеком или выше его не занимали лица, предки которых по службе всегда стояли ниже. Уважалось только доказанное право. То есть если челобитчик выигрывал дело, его разводили с ответчиком по разным службам, а вот если он оказывался неправ, его подвергали наказанию: за ослушание государя виновника заключали в тюрьму или били батогами; за оскорбление лица, с которым не хотел служить, заставляли просить у того прошения. Тем не менее местнические споры велись постоянно, и именно их ожесточенность вынуждала московских государей считаться с выработавшимися правилами при назначении на должность, выбирая в силу обычая лиц, не имеющих соответствующих заслуг и навыков. Кстати, подобное явление переноса на детей служебного положения родителей и даже споров из-за мест встречалось и в Европе, когда должности судей и местных правителей закреплялись за нисходящими лицами графских и герцогских фамилий. Только там речь шла о наследственных должностях, а у нас – о чести.

Процедура местничества представляла собой спор боярских родов между собой о служебном старшинстве, так как родовая честь зависела от служебной, и низкая должность могла понизить значение рода. При дворе местничались и женщины, составлявшие свиту царицы. В качестве доказательств активно использовались прецеденты. С образованием Разрядного приказа все назначения стали записывать в разрядные книги. С этого времени при местничестве можно было ссылаться только на Государев разряд. При этом предпочтение отдавалось более поздним разрядным книгам. Спорящие ссылались на случаи, т.е. прежнее относительное положение предков по службе. Представлялись родословные, указывающие на старшинство рода в служебной иерархии. Действительная служба в таких спорах непременно имела преимущество перед родовитостью происхождения, поэтому местничались и "худородные" служилые люди, т.е. обычай не носил аристократического характера. Иногда равные по положению лица исполняли службу в порядке очередности.

Дело чаще всего разбирали бояре, но решал всегда царь. Поводом к разбирательству служила челобитная обиженного. Но в суде, как правило, рассматривалась одновременно и встречная челобитная. Если таковой не было, суд был вправе предположить, что ответчик согласен с претензиями челобитчика. Процесс по таким делам носил выраженный состязательный характер. Судьи выслушивали заявления сторон, проверяли их на основании данных разрядных книг и выносили приговор.

В XIV–XV вв. московские бояре активно содействовали объединению земель и становлению московского единодержавия, поскольку их интересы совпадали с интересами княжеской власти. Отчасти именно это определило высокое значение Думы в удельный период. Служилые князья и бояре пользовались большим влиянием во многом потому, что имели статус вольных слуг. Важным правом бояр и служилых князей, которое постепенно превращалось в произвольно устанавливаемую государем привилегию, оставалось тогда право отъезда. Именно оно, вне всякого сомнения, давало служилым людям высшего ранга, членам великокняжеской Думы, самостоятельное и независимое общественное положение. После отмены права отъезда ситуация стала меняться. Статус основывался на обычае, воспринимался как неотъемлемый и не нуждающийся в дополнительном законодательном закреплении. Это "легкомысленное" отношение к государственно-правовым формам и процедурам, "задержка" политического развития нашей аристократии на уровне патриархальной парадигмы во многом предопределили ту легкость, с которой московский государь ослаблял политическое и административное значение Думы, ранее нс закрепленное какими бы то ни было договоренностями или указами. Таким образом, не во времена Ивана Грозного, а значительно раньше, с отменой права отъезда, Боярская дума превратилась в собрание покорных исполнителей воли государей.

До XVI в., как правило, великий князь активно участвовал в заседаниях Думы. Деятельность этих двух институтов публичной власти была тесно связана. Московский государь мог поставить па рассмотрение Думы любой "большой и малый вопрос, относящийся к государственной деятельности или дворцовому обиходу". Бояре же должны были действовать с большей осмотрительностью. Дума могла работать и в отсутствие государя, но всегда по его особому на каждый раз распоряжению. В документах на этот случай использовалась особая формула. Если указ был принят в присутствии государя, писали: "Государь указал и бояре приговорили", если в отсутствии: "По государеву указу бояре приговорили". Во времена опричнины формула становится еще жестче: "По государеву приказу бояре приговорили"[8].

Православная церковь

Среди институтов, составляющих основу системы публичной власти в Московском царстве, нельзя не упомянуть церковь. В удельный период церковь мало зависела от князей, поскольку митрополиты, епископы и архиепископы назначались из Константинополя. Их независимость от русской светской власти даже возросла в период татарского владычества, поскольку ордынские ханы утверждали высшее духовенство такими же ярлыками, как князей. Татарские ханы освобождали духовенство от служб и податей, не облагало данью церковное имущество, что, в частности, способствовало быстрому росту церковного землевладения и возрастанию влияния церковных владык, прежде всего митрополита.

По мере утверждения единодержавия ситуация коренным образом менялась, хотя происходило это очень медленно. Первоначально "в условиях приблизительного равновесия политических и экономических сил крупных и средних светских феодалов" церковные феодалы во главе с Макарием, наоборот, приобрели особое влияние, так же, впрочем, как высшая бюрократия – думные дворяне и особенно думные дьяки[9]. Именно митрополиты способствовали разрешению междукняжеских споров и постепенному укреплению власти московского князя. Важным признаком возросшего влияния великого князя становится переход в его руки фактического руководства избранием митрополита. Известно, что при Иване III были поставлены в митрополиты даже без соблюдения традиционной формы соборного избрания Зосима и Варлаам. Важную не только мировоззренческую, но и устроительную роль православия отмечает О. А. Омельченко, который считает, что "в отсутствие развитой и широкой книжной культуры, нерелигиозной интеллектуальности храм был еще и энциклопедией мироустройства, в том числе отношений Власти и Общества"[10]. Это только усиливало церковь как институт, способный выступить в роли оппонента светской власти.

Центральное управление

Основой администрации Московского царства долгое время оставалась сформировавшаяся еще в древности дворцово-вотчинная система управления. Но, конечно, эта система претерпевала со временем существенные изменения, и в ее недрах вызревали принципы новой администрации. Так, ко времени Ивана III эта система достаточно четко подразделяется на две части: управление дворца и пути. Управление дворца осуществляет дворецкий со слугами. В рамках этих должностей постепенно формировалось понятие управления известным фрагментом общественных отношений по всей стране. Первыми ростками подобного управления стали общий контроль над местной администрацией и учет движения землевладения церковных и светских феодалов. Отраслевое управление представляли пути. Их принято рассматривать как ведомства, обеспечивающие специальные нужды управления и одновременно соответствующие потребности кормленщика. Путные бояре подчинялись уже не дворскому (не боярину или Боярской думе), а непосредственно великому князю. Своим развитием и повышением значения в общем управлении пути были обязаны быстрому развитию великокняжеского хозяйства в пределах доменов. Г. Вернадский убежденно связывает термин "путь" со значением "дорога" и считает, что соответствующие органы управления возникли под монгольским влиянием, так как не существует свидетельств употребления слова "путь" в этом значении в домонгольский период. Однако термин "путный", "путь" был известен еще в древности. Не следует забывать, что пути были разновидностью кормления и давались такие должности примерно на тех же основаниях, что и прочие кормления. Поэтому заслуживает внимания иная версия, ведущая значение термина "путь" от "выгода", "значение". В этом значении термин употребляется в Пространной редакции Русской Правды, о чем в соответствующем разделе (о бесчестье) уже шла речь. Пути жаловались, так же как и те земли из княжеского домена, за счет доходов с которых "путник" должен был организовывать соответствующее направление хозяйства.

Показательна, например, грамота великого князя московского Ивана III Васильевича о пожаловании Ивану Племянникову Чавцы в путь, датируемая примерно 1462–1505 гг. Согласно этому документу великий князь Иван Васильевич пожаловал Ивана Степановича Племянника Чавцами в путь "по годом", т.е. на определенный срок. Все служилые "бояре и слуги и все люди того пути" обязывались "чтить его и слушать". При этом предусматривалось, что кормленщик "блюдет, и ведает, и ходит по старой пошлине, как было прежде сего", т.е. использует нормативные обычаи, сложившиеся и применяемые па практике до него. Устанавливалось, что если кто-то против кого-то выдвинет обвинения перед приставом великого князя и оба истца будут из того пути, то пристав обязан эти дела передать Ивану Степановичу или его тиуну под угрозой наказания ("езду будет лишен"). Если же истец отказывался перед Иваном или перед его тиуном искать или отвечать, он терял иск, на него следовало дать правую грамоту[11].

Названия путей отражали основные их задачи: сокольничий, ловчий, конюшенный и пр. Для выполнения их задач в ведение путей и выделялись, как в вышеприведенном случае, определенные княжеские села и целые местности. Пути, как видим, не ограничивались сбором тех или иных продуктов с населения выделенных им владений, привлечением его к выполнению тех или иных работ и контролем за исполнением повинностей. Они одновременно являлись административными и судебными органами.

Местное управление в Московском царстве развивалось по пути постепенного устранения самостоятельности земского самоуправления, развития системы кормлений и активного использования в качестве управленцев представителей служилой аристократии. Административная машина Московского царства строилась так, чтобы ее легко было распространить на вновь приобретенные территории. Аристократия покоренных земель зачислялась в ряды московских служилых людей, как это было, скажем, с Казанским царством и Астраханской ордой. Низшие классы зачислялись в податное сословие в качестве крестьян или жителей посадов. Сохранялась система кормлений.

Административно-территориальное деление не было унифицировано и, как правило, сохраняло терминологию присоединенных территорий. Основными единицами постепенно становились уезды, станы и волости. Кое-где сохранялись земли. Уезды возглавляли наместники, а волости – волостели. Руководители местной администрации содержали свой аппарат управления, имели свои военные отряды. Они назначались на два-три года и содержались на принципе кормления за счет местного населения. В города назначались городчики (городничие), как правило, из местных землевладельцев, дворян и детей боярских. Постепенно за ними закреплялись широкие полномочия в земельной, финансовой, других областях управления. Городчики подчинялись великокняжеским казначеям. Они активно вторгались в сферу деятельности наместников, расширяя влияние на территорию уезда, которому принадлежал город.