Этикет и его социокультурные функции
Этикет (от фр. etiquette – ярлык, этикетка, надпись) – правила поведения, которые регулируют бытующие в данной культуре представления о подобающем. "Эти представления, – отмечает Апресян, – порой довольно условные, могут в целом отражать более общие нравственные принципы, касающиеся благого, справедливого, должного; однако главная социально-культурная функция правил этикета заключается в том, что они выступают важным знаком групповой (сословеной), клановой идентичности. Если в разнообразных взаимоотношениях людей выделить два пласта, предположив, что один складывается из отношений, в которых люди выступают формально, безлично, и другой – из тех, в которых люди проявляют себя как личности, то этикет представляет собой совокупность правил, регулирующих безличные отношения между людьми, формы взаимного обхождения, ситуативно и статусно определенное поведение (например, в общественных местах, за трапезой, в гостях, на приемах, в отношениях между неравными по равным основаниям людьми и т.д.), а также манеры, речь, одежду"[1].
Стиль бидермейер
Возьмем в качестве примера этикет определенной эпохи, допустим стиля бидермейер.
Бидермейер (нем. Biedermeier, Biedermaier) – стилевое направление в немецком и австрийском искусстве в первой половине XIX в., противоречивое в самой своей сути, поскольку отражало как демократизм бюргерской среды, так и ее обывательско-мещанские воззрения и вкусы. Немецкий поэт Л. Эйхродт печатал в одном из мюнхенских изданий стихи, посвященные семье, дому, патриархальным традициям. Он помещал их под псевдонимом Готлиб Бидермейер. Поэт не хотел никого мистифицировать, он и не помышлял о том, что его выдуманное имя станет обозначением новых ценностных ориентаций.
Не думал Эйхродт и о том, что благодаря ему сложится эталон женской красоты и женственности. Как выглядела воспетая им девушка? Кроткая, благородная, женственная. Созданный поэтом образ благонравной особы в сознании средних слоев населения превратился в воплощение идеала. Более того, стиль бидермейер проявил себя в искусстве, литературе и архитектуре. Бидермейер перерабатывал формы ампира в духе интимности и домашнего уюта. Для живописи характерно тонкое, тщательное изображение интерьера, природы, бытовых деталей.
Бидермейер проник в самые различные социальные слои – от скромных мещан до высших кругов общества. В Германии и Австрии он продержался вплоть до середины XIX в. Этому стилю чужда помпезность и пафос ампира. В то же время он много унаследовал от последнего в формах, принципах построения, в нем воплощены демократические принципы классицизма, его лаконизм и простота. Архитектурное и декоративное искусство бидермейера перерабатывало формы ампира в духе интимности, домашнего уюта и покоя.
"С середины второго десятилетия, – пишет М. И. Козьякова, – на смену ампиру идет буржуазный бидермейер, который в отдельных регионах будет задавать тон вплоть до середины века. Наиболее пышно он расцвел в Австрии и Германии, хотя распространен был практически повсеместно. Бидермейер является стилем буржуазии. Он отражал стремление к спокойной, упорядоченной жизни, к комфорту и уюту. В нем гармонично соединялись тот образ жизни, которого желала и который практически вела буржуазия, и вещный мир, окружавший человека. Более всего бидермейер проявился в интерьере, мебели, костюме, предметах декоративно-прикладного характера"[2]. Любовь к малому есть, вероятно, самая характерная черта бидермейера. То, что называется этим словом, – только частный феномен 1830-х гг., но при этом весьма показательный. Сфера его приложения – не утилитарное сооружение, но жилой дом, даже, собственно говоря, отдельная жилая комната, которая в обрамлении единственного и неповторимого пространства заключала в себе часто весь бюргерский космос[3]. Здесь утверждается новая культура обитания, которая порождала совершенно оригинальные, "удобные" формы мебели. Среди всего прочего впервые возникает форма мягкой мебели, в которой невозможно обнаружить ни одной деревянной части. В пространстве же мебель располагается естественными, асимметричными группами.
Общность искусств обретает в бидермейере новое единство, средоточие которого – жилая комната и жилой дом. Бессмысленно говорить о бидермейеровской церкви и бидермейровских дворцах: можно сказать, что такие задачи больше не существуют. Точкой, где соприкасаются друг с другом все искусства, является частный человек. Частный, в смысле разочаровавшийся в публичности, а не просто одинокий. Он теперь – новый центр. Именно как частный человек он не владеет уже никакой общественной архитектурой, ныне она становится делом государственных должностных лиц. Единственное, что ему принадлежит – со вкусом обустроенный дом и прелестная мебель. У него нет никакой скульптуры, которая по своей сущности ориентирована на публичность. Самое бо́льшее, скульптура может встретиться единожды, как в лестничном зале "Дома роз" Штифтера – и это лишь отдельный фрагмент, послание из Античности. Зато он собирает произведения мелкой пластики, камеи и монеты. Его картины – не исторические и не мифологические, а естественные и "правдивые"; это некое украшение стен, некие "воспоминания" или даже нечто родственное литературе, благонравные "копии" природы, некая фотография, пенная для души. Его парк – "интимная" природа, на лоне которой он совершает "прогулки". Бревиарием ему служит антология классиков, в его капелле звучит "домашняя музыка", а его внутренний собор – симфония. По словам Ф. Хеера, мир для него – это жилище.
Эстетика стиля диктовала и своеобразный этикет эпохи – кроткость поведения, отзывчивость на поведение других, соблюдение галантности.