Лекция 18. ЭТИКА ВОЗРОЖДЕНИЯ

В результате изучения данной главы студент должен:

знать

• этические концепции эпохи Возрождения;

• проблему гуманизма;

• этические взгляды основных философов Возрождения;

уметь

• сравнивать этические взгляды Средневековья и Возрождения;

владеть

• навыками анализа поведения личности.

Человек может быть лишь тем, кто он есть.

Мишель Монтень

Истоки светской этики

В современной историографии эпоха Ренессанса, как это ни парадоксально, нередко отсутствует. Историки ограничивают Средние века 1600 г., затем сразу же отсчитывают Новое время. "Если есть причина не выделять Ренессанс в отдельную историческую эпоху, то только одна: его принципиально метаисторический размах, выходящий за временные рамки и не исчерпывающийся ролью переходного периода. В этом смысле некоторые современные культурологи считают, что Ренессанс начинался не раз и что он продолжался или продолжается вплоть до новейшего времени"[1].

Ренессанс как эпоха предельно разнообразен и богат. Это также смещает хронологические рамки и создает трудности при обозначении собственно антропологической темы данного ареала культуры. "У одних эпоха Ренессанса захватывает значительную часть как Средневековья, так и Нового времени, у других – никакого Ренессанса не было, а все его элементы можно найти в соседних Европе культурах. То Ренессанс порвал со Средневековьем, а то, как утверждают некоторые историографы, почти все возрожденческие новаторы в конце концов каялись и проклинали свое новаторство; то Ренессанс никогда не порывал с платонизмом, особенно в своей борьбе с аристотелевской католической ортодоксией, а то аристотелизм захватывал передовые позиции и становился не больше и не меньше как философией и эстетикой всего реформаторского движения"[2].

Все приведенные соображения важны для корректировки основных выводов по этической теме, ибо эпоха Ренессанса позволяет порою разрушать, казалось бы, незыблемые устоявшиеся воззрения, характеризующие ее. Скажем, уже отмечалось, что в Средние века произошло слияние античного космоцентризма с христианским антропологизмом. Однако связь с космосом не была утрачена. Мыслители Средних веков постоянно ощущали дыхание универсума.

Эта связь человека с космосом, как можно полагать, была окончательно утрачена в эпоху Ренессанса. Человек перестал быть вершиной и центром космической жизни. "Западная христианская мысль, от св. Фомы Аквината до Лютера и до механического миросозерцания XIX века, слишком нейтрализовала, обезбожила космос"[3]. Действительно, если отвлечься от многоплановости эпохи, можно, пожалуй, утверждать, что в целом Ренессанс знаменовал переключение интеллектуальных и жизненно-практических установок на посюстороннюю, земную жизнь.

Следует преодолеть также укоренившуюся в литературе позицию, согласно которой Средние века знаменовали собою "ночь" европейской истории, тогда как Ренессанс, обратившись к Античности, к ее свободной философии, к культу обнаженного тела, к земному бытию, освободил антропологическую философию от мистического содержания, обеспечил мощное социальное и индивидуальное развитие европейского человечества. На самом деле многое из того, что фиксируется в эпоху Ренессанса, начиналось еще в Средние века. Кроме того, внутренне Ренессанс содержит в себе глубокие коллизии и противоречия, не позволяющие дать той или иной антропологической теме однозначную оценку.

Отличается ли дух Ренессанса от Средневековья? Несомненно, другим становится образ человека. С эпохи Возрождения, например, люди преисполнены пылким стремлением к славе. Эта жизненная установка, казалось бы, совершенно естественная, не была присуща человеку средневекового общества[4]. В названную эпоху в людях развилось осознание красоты природы, которого прежде просто не существовало[5]. Начиная с XVI в. обнаружилась неуемная страсть к труду, которой до этого не было у свободного человека.

Процесс растущего обособления человека от первоначальных связей достиг наивысшего состояния именно в эпоху Ренессанса. "Ни об одной культуре вплоть до Нового времени нельзя было сказать, что стержнем и основой ее развития был поиск индивидуальности, стремление уяснить и обосновать независимое достоинство особого индивидуального мнения, вкуса, дарования, образа жизни, то есть самоценность отличия. Получив первые импульсы в итальянском Возрождении, пройдя через череду сложных превращений в XVII веке, лишь в конце эпохи Просвещения эта идея вполне сформировалась и в прошлом столетии стала торить себе дорогу на европейской почве, понемногу утрачивая дерзкую непривычность"[6].

Итак, история Европы и Америки с конца Средних веков – это история полного обособления индивида. Этот процесс начался в Италии в эпоху Ренессанса и достиг своей наивысшей точки только сейчас. Потребовалось более 400 лет, чтобы разрушить мир средневековых ограничений. Во многих отношениях индивид вырос, развился умственно и эмоционально. Степень его участия в культурных достижениях приобрела неслыханные прежде масштабы. "Но в то же время диспропорция между свободой от каких-либо связей и ограниченными возможностями для позитивной реализации свободы и индивидуальности привела в Европе к паническому бегству от свободы в новые узы или по меньшей мере к позиции полного безразличия"[7].

Именно в эпоху Ренессанса проявилась двойственность свободы: с одной стороны, растущая независимость человека от внешних властей, а с другой – его растущая изолированность, и в результате растущее чувство ничтожности и бессилия. Итогом прогрессирующего разрушения средневековой социальной структуры было возникновение индивида в современном смысле слова. Вот что писал по этому поводу Я. Буркхардт: "В Италии впервые это покрывало (из бессознательных верований и т.д. – П. Г.) отбрасывается прочь, впервые зарождается объективизм в отношении к государству и человеческим делам вообще, а рядом с этим возникает и быстро растет также и субъективизм как противовес, и человек, познав самого себя, приобретает индивидуальность и создает свой внутренний мир. Так некогда греки возвысились над варварами, а арабы, благодаря их более яркой индивидуальности, – над другими азиатскими племенами"[8].

Человек обнаруживает, что он и другие – это индивиды, отдельные существа. Он открывает, что природа – нечто отдельное от него и эта отдельность имеет два аспекта. Во-первых, нужно теоретически и практически ею овладеть, а во-вторых, можно наслаждаться ее красотой. Человек открывает мир и практически, обнаруживая новые континенты, развивает в себе тот дух, который позволил Данте сказать: "Моя страна – весь мир".

Действительно ли именно в эпоху Ренессанса началось возвышение личности? Кроме Я. Буркхардта так считали В. Дильтей и Э. Кассирер. Однако нидерландский культуролог И. Хейзинга оспаривал этот вывод, полагая, что Буркхардт недооценил сходство жизненных условий широких масс в Италии и других странах во время позднего Средневековья. Считая началом Возрождения примерно 1400 г., Буркхардт относит основную массу его иллюстративного материала примерно к XV и даже XVI в.

Я. Буркхардт, по мнению Хейзинги, недооценил также христианский характер Возрождения и переоценил значение языческих элементов. Индивидуализм, по мнению нидерландского культуролога, является не главной тенденцией культуры Возрождения, а лишь одной из многих тенденций. Средние века были лишены индивидуализма не настолько, как это изображает Буркхардт. Поэтому противопоставление Средних веков и Возрождения оказывается неверным. По мнению Хейзинги, Возрождение оставалось приверженным власти в той же степени, что и Средние века, а средневековый мир был не так враждебен по отношению к мирским радостям. Возрождение не столь оптимистично. Наконец, как убежден Хейзинга, установки современного человека в смысле стремлений к личным достижениям и к развитию индивидуальности в эпоху Возрождения существовали лишь в зачаточном состоянии. Уже в XIX в. трубадуры воспевали благородство сердца и душевный аристократизм, а Возрождение не порвало со средневековой концепцией личной верности и службы вышестоящему в социальной иерархии.

Фактически аргументы Хейзинги сводятся к следующему. Я. Буркхардт не прав, потому что часть явлений, относимых им к Возрождению, существовала в Западной и Центральной Европе уже в конце Средних веков, а некоторые другие появились лишь после эпохи Возрождения. Еще раз укажем на тот факт, что направленность антропологической темы существенно меняется от изначального определения хронологически рамок исследования.

Само собой также понятно, что внутри одной эпохи можно видеть самые несовместимые явления. На это указывает А. Ф. Лосев: "Между прочим, необходимо сказать, что обычная путаница и неопределенность в исторической терминологии относительно Ренессанса зависят от того, что в анализах культуры и эстетики Ренессанса не учитывают тех его элементов, которые являются полной его самокритикой. Выставляют человеческий индивидуум как последнюю инстанцию эстетики Ренессанса. Но, например, в пантеизме Джордано Бруно индивидуум вовсе не играет первой роли, наоборот, проповедуется его растворение в общемировом пантеизме"[9].

Индивид Ренессанса был охвачен страстным эгоцентризмом, однако новая свобода принесла людям не только возросшее чувство силы, но и усилившуюся изоляцию, сомнения, скептицизм. Это противоречие обнаруживается в работах гуманистов того времени. Они подчеркивают человеческое достоинство, индивидуальность и силу, но в их философии обнаруживается также неуверенность и отчаяние.

Мыслители эпохи Возрождения поставили немало острых философских проблем. Меняется ли антропологическая природа человека? Можно ли говорить об эволюции человека не только в непосредственно биологическом смысле? Новые признаки серьезного отношения к человеку как самобытному существу выявляются уже в позднем Средневековье, когда собственно и начинается Ренессанс. Уже в раннем Ренессансе на первый план выдвигается свободная человеческая индивидуальность. Эта черта навсегда останется характерной для данной эпохи, хотя пониматься будет везде по-разному.

Это положение, как предупреждал А. Ф. Лосев, не следует превращать в общее место. Суть дела заключается в том, что выдвинувшаяся на первый план человеческая личность "обязательно мыслится физически, телесно, объемно и трехмерно. Это важно прежде всего для характеристики самого искусства эпохи Ренессанса, которое доводит самодовлеюще-эстетическую форму Фомы Аквинского до рельефно представляемого и изображаемого тела. Но эта телесно-рельефная индивидуальность, эта личностно-материальная человеческая субъективность, эта имманентно-субъективная данность человеку всего окружающего, вплоть до самых последних тайн, совершенно заново ориентирует человека и все его жизненное самочувствие"[10].

В христианстве родилось представление о человеке как существе, одушевленном разумом, духовностью, моральными заветами.

В эпоху Возрождения обнаруживается глубинный интерес к человеку. Рождается гуманизм как массовое умонастроение. Гуманизм (от лат. humanus – человечность) – человеколюбие, прославление человека. Так называется система взглядов, согласно которой признается ценность человека как личности, его права на свободу, счастье и развитие.

Мыслители Возрождения, так же, как и теологи, например Фома Аквинский в XIII в., выражали ту же веру в самостоятельность человека, несмотря на то, что их взгляды во многом расходились и что Аквинский никогда не доходил до радикализма, какой содержался в "ереси" Пелагия. По мнению Фромма, противоположная идея о врожденном зле, выраженная в учениях Лютера и Кальвина, оживила позицию Августина Блаженного. Настаивая на духовной свободе человека, а также на его праве – и обязанности – обращаться к Богу непосредственно, без посредничества священника, они одновременно осуждали его за бессилие и врожденное зло. Согласно взглядам Лютера и Кальвина величайшее препятствие на пути спасения человека – это его гордыня, которую он может преодолеть только сознанием вины, раскаянием, безоговорочным подчинением Богу и верой в Его милосердие.

Гуманизм эпохи Возрождения – это новое мировоззрение. Оно проникнуто сознанием безмерной полноты того величия, которым наделен человек. Отныне последний рассматривается как средоточие мира, как творец земного бытия. Философы эпохи Возрождения придавали огромное значение человеческой деятельности. Без нее нет и радикально нового понимания человека. Мыслители провозглашали принцип доброты человеческой природы и равенства всех людей, независимо от их рождения, от принадлежности к тому или иному сословию.

Серьезный вклад в историю морали внес флорентийский и общественный деятель Никколо Макиавелли, который выработал представление о государстве с позиции этики, основанной на принципах индивидуализма. В итоге он признал роль насилия, провозгласив его инструментом обуздания царящего в обществе эгоизма.

Другой мыслитель, Эразм Роттердамский, призывал человека к такому образу духовной жизни, в котором сочетались бы свобода, ясность, миролюбие, умение не впадать в крайности, образованность и простота. Философ считал неприемлемыми чертами духовного облика человека грубый фанатизм, невежество, готовность к насилию, лицемерие, стремление к показной сложности в формулировании мыслей.

Однако гуманизм – сложное и противоречивое явление. Конечно, при определении судеб истории, оценке общества надо исходить из интересов человека, из человеческой природы.

Но можно ли сказать, что сам человек являет собой предельное совершенство? Разумеется, нет. Ведь он способен творить добро и зло. Кто же укажет человеку на его собственные ошибки? В эпоху Средневековья ответ напрашивался сам собой: только Бог. Но если мыслители провозглашают бесконечное доверие к человеку, его запросам, это означает хотя бы частичное отрицание Бога.

Но разве в эпоху Возрождения действительно началось крушение веры? Несомненно, восхитительные мастера кисти Возрождения обращались к вечным сюжетам, но все время пытались выразить в божественном сугубо человеческое, телесное. Вот на руках у Марии маленький Иисус Христос. Он совсем не похож на божественное создание. Это человеческое дитя. В евангельских сюжетах живописцы отражали человеческое, сугубо человеческое, плоть человека буквально завораживала их.

Обращение к человеку, рождение гуманизма имело, безусловно, огромное значение. Сложился культ человека. Вместе с тем началась длительная полоса обезвоживания мира. "Гуманизм, – подчеркивал Бердяев, – постепенно отпадает от всякого богосознания и обоготворяет человека в человеческом..."[11].

Как это ни парадоксально, идея индивидуальности была неизвестна всем традиционалистским обществам, включая и греко-римскую античность. Само это слово, "индивидуальность", как и слово "личность", появилось каких-то 200–300 лет назад. Когда говорили об индивидуальности, имели в виду экземплярного человека, четкую биосоциальную данность. Утверждалось, что люди нс похожи друг на друга не только из-за физических отличий. У них различны также темперамент, нравы и склонности. Отсюда рождалось стремление каким-то образом упорядочить это множество.

Как подмечает Л. М. Баткин, "разумность co-знания, со-вести, со-оплодотворенное идеей индивидуальности, понималось как знание (весть) лишь в голове одного человека. И одновременно как продолжающееся за пределами отдельных сознаний, перекатывающееся через них и словно бы уносящее их в своем вечном потоке. Однако всякая малая индивидная толика мировой разумности считалась больше своего целого, ибо вмещала его в себя и порой пыталась добавить к нему еще нечто – с собою. Любая культура не могла не задумываться над этой парадоксальностью сознания, над отношением к ней всеобщего Духа и отъединенного частичного существования"[12]. Вот почему ренессанское мышление продвигалось от понятия "индивид" к понятию "индивидуальность".

Мыслители и художники эпохи Ренессанса ощущают в себе безграничные возможности и силу для проникновения в глубины человеческих переживаний, всемогущей красоты природы. Но даже самые великие деятели той эпохи чувствовали какую-то ограниченность человеческого существа, его некоторую беспомощность в преобразовании природы, в художественном творчестве, в религиозных постижениях.

Человеческая личность, освобожденная от внешних запретов, в своем бесконечном самоутверждении и в своей ничем не сдерживаемой стихийности, демонстрировала далеко не идеальные стороны человеческой природы. Обнаруживалось, что индивид, изолированный от социальной общности, не может быть абсолютной основой исторического процесса. Гении понимали всю ограниченность изолированного человеческого субъекта. Эпоха Ренессанса как бы взывала к потребности заменить обособленного субъекта исторически обоснованным коллективом.