Введение

1. Особенности литературы Древней Руси

Литература русского Средневековья (XI–XVII вв.) – это особый мир, во многом потаенный для современного человека. У древнерусской литературы особая система художественных ценностей, свои законы творчества, непривычные формы произведений. Постижение истоков отечественной словесности сравнимо с хождением в "землю незнаемую", что, как всякое путешествие, сопряжено с большими трудностями. Освоить художественное пространство древнерусской литературы может лишь посвященный в его тайны, познавший его специфические черты.

Русская литература XI–XVII вв., как и вообще искусство Средневековья, базировалась на системе религиозных представлений о мире; в ее основе лежал религиозно-символический метод познания и отражения действительности. Мир в сознании древнерусского человека как бы раздваивался. С одной стороны, реальная, земная жизнь человека, общества и природы, которую можно познать с помощью житейского опыта, с помощью чувств, т.е. "телесныма очима". С другой стороны, сакральный, "горний" мир, который в отличие от мира "дольнего" открывается лишь избранным, угодным Богу людям.

Исходя из библейской концепции сотворения мира, древнерусский писатель уподоблял творца Богу, высоко ценил естественную красоту мира и негативно относился к искусственной, т.е. созданной руками человека, красоте; поэтому в литературе Средневековья был развит мотив "нерукотворности" икон, "чудесного" основания монастырей и городов. В Киево- Печерском патерике рассказывается, как место для строительства главной святыни монастыря – Успенского собора – Бог "знаменует" трижды: то обильной росой, то ее отсутствием, то огнем, который "спаде... съ небеси и пожже вся древа и тръние, и росу полиза, долину сътвори, якоже рвомь подобно". Из жития древнерусского художника Алимпия Печерского известно, что во время болезни монаху помогал в работе "нѣкто юноша свѣтелъ" – ангел; иконы его письма являлись чудотворными, и даже краски обладали целительной силой: помогли Алимпию излечить прокаженного.

Понятие красоты в Средние века отличалось иерархичностью. Существовала абсолютная красота – вечное и истинно прекрасное, воплощением которой был Бог, затем шли красота "небесная" и "земная", при этом церковь уподоблялась "небу на земле". Связь трех уровней осуществлялась через понятие "духовной красоты", которая являлась высшей ценностью человека и позволяла ему постигать божественную красоту мира. Для искусства Средневековья характерен органический сплав эстетического и этического: красиво то, что нравственно, согрето милосердием к ближнему и любовью к Богу. Добро всегда божественно прекрасно, оно ассоциируется с понятиями "свет" и "тепло", в то время как зло являет собой безобразное, дьявольское, нечто мрачное и холодное. Отсюда контрастность в изображении героя древнерусской литературы: его душа – арена борьбы сил добра и зла. Источник добра – Бог и сто слуги: ангелы и святые. Первопричиной зла являются дьявол и сто воинство – бесы, способные изменять свой облик и "уловлять в сети дьявола" души людей. Бог допустил временную и ограниченную известными пределами власть дьявола, чтобы испытать нравственную стойкость человека и истинность его веры, закалить его в борьбе со злом. За человеком признается право выбора между добродетельным и греховным образом жизни, с него не снимается ответственность за совершенные поступки, поэтому культуру Средневековья часто называют "культурой совести". Бог, как Высший Судия, вознаграждает праведников и наказывает грешников. Молитвой и покаянием можно избыть грех и избегнуть кары, ибо Бог "не хощеть зла человѣкомъ, но блага". Для древнерусской литературы характерны светлый взгляд на человека, вера в возможность его нравственного возрождения.

Произведение средневекового искусства пронизано символами, среди которых значительную роль играет символика света и цвета. "Красота есть свет, по сравнению с которым свет Солнца – тьма", – утверждал Василий Великий. Этот свет воспринимается не физическим зрением, а "мысленным взором", "очами души", на что способен и слепой. Мотивы "озарения", "духовного прозрения" человека, "божественного сияния" как знака святости становятся устойчивыми в литературе Древней Руси.

В отличие от света, который нельзя описать и изобразить, цвет вполне материален и многозначен. Древнерусское искусство обладало богатой оттенками смыслов хорошо разработанной цветовой символикой, где тоже существовала иерархия. Восхождение начиналось с черного цвета, символа греха и раскаяния, и шло но направлению к белому, символизирующему торжество духовного над плотским, прощение и невинность. Красный воспринимался как символ очищения через страдание на пути к царственности; золотой цвет, заключавший в себе идею высоты и славы, уподоблялся божественному свету. Древнерусская литература не богата эпитетами цветового характера, по их роль в понимании идейного замысла писателя велика. Для автора "Слова о полку Игореве" обращение Святослава Киевского к русским князьям с призывом к единству действий, прозвучавшее накануне монголо-татарского нашествия, – "злато слово, слезами смѣшено".

В тексте древнерусских памятников часто встречаются числа 3, 7, 12, 40 и некоторые другие, имеющие, помимо реального, символический смысл, связанный с сакральными предметами и событиями, общепринятыми в христианстве понятиями. Триадность – характерная примета житийного повествования. Например, иконы работы Алимпия Печерского трижды оставались невредимыми во время пожаров и разрушения церкви. Троекратное повторение чуда или поучения, плача или видения в житии святого порождало мысль о трех ипостасях Бога, ради служения которому монахи оставили мир, кому подражали в своей подвижнической деятельности.

Древнерусскому книжнику было ясно, почему происходят те или иные события. В отличие от русских классиков XIX в. его не мучили вопросы "кто виноват?" и "что делать?", чтобы изменить к лучшему человека и мир. По убеждению средневекового писателя, все происходило на земле по воле Бога. Если являлась "звѣзда превелика, лучѣ имущи акы кровавѣ", то это служило русичам грозным предупреждением о грядущих испытаниях, половецких набегах и княжеских распрях: "Се же проявляющи не на добро. По сем же быша усобицѣ многы и нашествие поганыхъ на Руськую землю, си бо звѣзда, акы кровава, проявьляющи крови пролитьс". Природа еще нс обрела своей самостоятельной эстетической ценности. Необычное явление, будь то затмение солнца, наводнение или нашествие саранчи, выступало в качестве некоего символа, знака связи между "горним" и "дольним" мирами, истолковывалось как злое или доброе предзнаменование.

В угоду средневековой символике писатель подчас отступал от исторического факта. В "Повести об убиении Андрея Боголюбского" рассказывается, как в неравном бою заговорщики отрубили князю правую руку, что приходит в противоречие с данными научных исследований: у князя были раны на левой руке. Автор повести – современник описываемых событий, хорошо осведомленный человек, знавший детали этого боярского преступления и сочувствовавший Андрею Боголюбскому. Нарушение им исторической действительности объясняется тем, что меч – символ княжеской власти – держала правая рука (десница), а не левая (шуйца). Отрубить князю правую руку – значит лишить его возможности активного участия в политической жизни страны.

Христианское искусство развивалось как антитеза античному искусству с его культом формы, телесной красоты. На смену объемному изображению пришло плоскостное: скульптуру вытеснила икона. Согласно средневековым представлениям, тело – "одежда души", оно материально и греховно. Вот почему такое распространение в искусстве получают мотивы "наготы" и "немощности", контрастные построения типа "материальная нищета – духовное богатство", "внешнее безобразие – внутренняя красота". Средневековое искусство основано на эстетике аскетизма, сознательного и добровольного отречения от мирских радостей жизни, идеализации монашеского подвига, стремления человека пострадать за веру. Святой (монах, мученик, юродивый) – типично средневековый герой литературы. Изображая его жизнь, писатель старательно избегал любовных сцен, грубо натуралистических или высоко поэтических, связанных с культом женской красоты. В отличие от западноевропейской литературы, где уже в раннем Средневековье утвердилась эротическая тема, литература Древней Руси носила целомудренный характер. Женщина есть "сосуд дьявола", земная любовь греховна, а истинное предназначение человека – любовь к Богу. Руководствуясь этими постулатами, древнерусский писатель признавал любовь только к одной "Прекрасной Даме" – Богородице, почитание которой на Руси часто затмевало собой культ ее сына.

Древнерусскую литературу отличает высокая духовность. Жизнь человеческой души – основной объект изображения в искусстве Средневековья; воспитание и совершенствование нравственной природы человека – главная его задача. Внешнее, предметное отступает здесь на второй план. Как на иконе, где крупным планом даются лик и очи – то, что отражает внутреннюю сущность святого, "свет" его души, – так и в литературе, особенно житийной, изображение человека подчинено прославлению должного, идеального, вечно прекрасных нравственных качеств: милосердия и скромности, трудничества и нестяжания.

Если духовность древнерусского искусства, по мнению В. В. Бычкова, унаследована из Византии вместе с идеалами христианства, то софийность – национальный феномен, осознание "единства мудрости, красоты и искусства". Она возникла на основе синтеза мифологического сознания восточных славян и православной культуры, сказалась в умении выразить духовные ценности своего времени и вечные проблемы бытия в их общечеловеческой значимости. Русское Средневековье не оставило специальных трактатов по философии, этике и эстетике. Представления наших предков о Боге и мироустройстве, об отношениях между людьми, о прошлом и будущем, прекрасном и безобразном отразились в памятниках искусства Древней Руси. В духовном развитии общества литературе принадлежала ведущая роль: словесное искусство было обращено к огромной аудитории, будило мысль и чувство человека.

Древнерусская литература носила ярко выраженный исторический характер и не допускала открытого вымысла, который воспринимался как "лжа и неправда", "сатанинская прелесть", направленные на погубление души. Долгое время частный человек с его радостями и горестями оставался за пределами литературного интереса. Исторические события государственного масштаба: военные походы князей, феодальные съезды, нашествия кочевников, восстания смердов, борьба за великокняжеский стол, строительство монастырей, основание городов – вот что находилось в центре внимания древнерусского книжника. Героями его произведений являлись исторически реальные и исторически значимые лица: князья и бояре, воеводы и митрополиты; народ же обычно выступал как безмолвный и безликий свидетель или участник их деяний.

Историзм средневековой литературы особого рода. Часто в произведении самым причудливым образом переплетаются два плана: реально- исторический и религиозно-фантастический. Причем древний человек верил в существование бесов точно так же, как и в то, что княгиня Ольга путешествовала в Царьград, а князь Владимир крестил Русь. Бесы в изображении древнерусского писателя "черни, крилаты, хвосты имущи"; они наделяются способностью совершать человеческие поступки, например, рассыпать муку на мельнице, поднимать бревна на высокий берег Днепра для строительства Киево-Печерского монастыря.

Смешение факта и вымысла характерно для древней части "Повести временных лет", истоки которой находятся в фольклоре. Рассказывая о путешествии княгини Ольги в Царьград и принятии ею христианства, летописец идет вслед за народной легендой, согласно которой Ольга, как "мудрая дева", "переклюкала" (перехитрила) византийского императора. Пораженный ее "лепотою", тот решил "пояти" Ольгу за себя, т.е. взять в жены, но после крещения иноверки (условие брака, выдвинутое княгиней) был вынужден отказаться от своего намерения, ибо крестный отец не мог стать мужем. Новые исследования этого летописного фрагмента, сопоставление его с данными переводных хроник свидетельствуют о том, что княгиня Ольга в описываемое время находилась в весьма преклонном возрасте, византийский император был значительно моложе ее и имел жену. Летописец использовал народно-поэтическую версию исторического события для того, чтобы показать превосходство русского ума над иноземным; возвысить образ мудрой правительницы, которая понимала: без веры в единого Бога невозможны консолидация восточнославянских племен и образование единого государства.

С этим летописным рассказом связана и другая особенность русской средневековой литературы – отсутствие эстетических категорий трагического и комического. Трагическое выносилось за рамки природно-познаваемого. Смерть расценивалась как торжество духа над плотью, избавление от земных тягот и страданий. Плачи по умершим в произведениях древнерусской литературы – результат влияния фольклорной традиции, основанной на языческих представлениях о жизни и смерти. Официальной церковью в Средние века преследовались и вопленницы, и скоморохи, носители смеховой народной культуры. В образе скоморохов бесы являются в келью киево-печерского святого Исакия и, играя на гуслях и сопелях, заставляют затворника плясать до полусмерти. Комическое же вплоть до XVII в. не существовало как особая эстетическая система. Элементы юмора в произведениях древнерусской литературы имели фольклорное происхождение; проявление смехового начала носило стихийный характер, нарушая нравственный закон христианского смирения: ибо "смех от гордыни, а гордыня от дьявола".

Прославляя силу духа и мудрость русского народа, средневековый писатель был выразителем идеи веротерпимости, гуманного отношения к иноверцам. В XI в. Феодосий Печерский в послании к Изяславу Ярославичу, обличая "неправую латинскую веру", тем не менее призывал князя: "Милостынею же милуй, не токмо своея вѣры, нъ и чюжея. Аще ли видиши нага, ли голодна, ли зимою, ли бѣдою одьржима, аще ти будеть ли жидовинъ, ли сорочининъ, ли болгаринъ, ли еретикъ, ли латининъ, ли от поганыхъ, – всякого помилуй и от бѣды избави, якоже можеши, и мьзды от Бога не погрйшиши".

Одна из основных примет древнерусской литературы, по мнению И. П. Еремина, – воинствующий дидактизм. Средневековый писатель не боялся прослыть тенденциозным, он не мог писать, "добру и злу внимая равнодушно". Его позиция, политическая и нравственная, всегда четко выражена в произведении. Публицистическое начало, страстное, взывающее к совести, пронизывает лучшие произведения литературы Древней Руси. Думой о будущем страны проникнуто "Завещание" Ярослава Мудрого сыновьям: "Се азъ отхожю свѣта сего, а вы, сыновѣ мои, имейте межи собою любовь, понеже вы есте братья единого отца и единой матере. Да аще будете в любви межи собою, и Богь будеть в васъ и покорить вы противный иодь вы. И будете мирно живуще. Аще ли будете ненавистьно живуще, вь распряхъ, которающеся, то и сами погибнете, и землю отець своихъ и дѣдъ погубите". Только политика братолюбия, мира и единства действий, по мысли князя, могла привести Русь к умножению богатств, упрочению военной мощи и государственного авторитета.

Если рассматривать литературный процесс как последовательную смену трех типов художественного сознания (мифопоэтического, традиционалистского и индивидуально-авторского), то древнерусскую литературу следует отнести к литературам второго поколения, когда главным в творчестве писателя было следование традиции, работа по "образцам", подражание авторитетам. В Средние века существовала иная, чем в наше время, система художественных ценностей, господствовала эстетика подобия, а не эстетика неповторимости. По мысли Д. С. Лихачева, древнерусский писатель исходил в своем творчестве из литературного этикета, т.е. "из представлений о том, как должен был совершаться тот или иной ход событий... как должно было вести себя действующее лицо... какими словами должен описывать писатель совершающееся".

Автор воинской повести, следуя этикету, должен был описать сборы войска и выступление в поход, решающее сражение и его последствия. Если русичи проигрывали битву, он рассуждал о "казнях Божиих", о наказании народа за грехи, и вера в высшую справедливость служила ему утешением. Князь перед боем обязан был обратиться к дружине с призывом "не посрамить земли Русской". В создании образа врага использовались готовые стилистические формулы: противник всегда выступал "в силе тяжце", "пыхая духом ратным", был "нечестивым" и "немилостивым".

Древнерусская литература дорожила общим, повторяющимся, легко узнаваемым, избегая частного, случайного, непривычного для читателя, вот почему в памятниках XI–XVII вв. так много "общих мест" в изображении воинского или монашеского подвига, в некроложных характеристиках русских князей и в похвальных словах святым. Сравнение героев отечественной истории с библейскими персонажами, цитирование книг Священного Писания, заимствование фрагментов из произведений предшествующих эпох – все это в Средние века свидетельствовало о высокой книжной культуре, мастерстве писателя, а не являлось признаком его творческого бессилия.

Традиционность не лишала средневековую литературу многообразия и подвижности: различные литературные традиции могли сосуществовать в рамках единого художественного целого; новое в своем росте всегда опиралось на старое. Тягу средневекового человека к минувшему французский историк Жак Ле Гофф образно назвал "продвижением вперед с обращенным назад взором". Феномен "Слова о полку Игореве" во многом объясняется органическим сплавом в произведении фольклорных и литературных жанровых традиций, связанных с поэтикой плача и славы, воинской повести и ораторской прозы Древней Руси. Бережное отношение Средневековья к традиционному в искусстве ярче всего проявляется на жанровом уровне.

Для литературы Древней Руси характерна особая система жанров. Она в большей мере, чем в литературе Нового времени, связана с внелитературными обстоятельствами, с практическими потребностями древнерусского общества. Каждый литературный жанр обслуживал определенную сферу жизни. Так, возникновение летописания обусловлено потребностью феодального государства иметь свою письменную историю, где были бы зафиксированы важнейшие события (рождение и смерть правителей, войны и мирные договоры, основание городов и строительство церквей).

В XI–XVII вв. существовало и активно взаимодействовало несколько жанровых систем: фольклора, деловой письменности, переводной и оригинальной, богослужебной и светской литератур. Разумеется, жанры богослужебной литературы (Часослов, Триодь, Акафист и др.) были теснее связаны со сферой их бытования, отличались каноничностью текста. Среди жанров существовала своя иерархия, особенно строгая применительно к тем жанрам, которые участвовали в отправлении культа. Верхнюю ступень занимали книги Священного Писания, вслед за ними шли гимнография и слова́, толкующие Писание и разъясняющие смысл христианских праздников, затем – жития святых, в зависимости от назначения сгруппированные в сборники: Про́логи, Минеи, Патерики.

В основе выделения жанров в литературе Древней Руси лежал объект изображения. Ратные подвиги русичей изображались в воинских повестях; путешествия в другие страны, предпринимаемые сначала только с паломнической, а затем с торговой и дипломатической целями, – в хождениях. Для каждого жанра существовал свой канон (свод правил). Например, для агиографического произведения, где объектом изображения была жизнь святого, обязательна трехчастная композиция: риторическое вступление, биографическая часть и похвала одному из "воинства Христова". Тип повествователя в житии – условно многогрешный человек, "худый и неразумный", что было необходимо для возвышения героя – праведника и чудотворца. Главным для данного жанра был идеализирующий способ изображения, когда поведение героя освобождалось от всего временного, греховного и он представал только в парадные моменты своей жизни как "положительно прекрасный человек". Стиль памятников агиографической литературы в отличие от летописной витиеват и словесно украшен, особенно во вступительной и заключительной частях, которые нередко называют "риторической мантией" жития.

Вслед за Д. С. Лихачевым исследователи древнерусской литературы различают объединяющие и первичные жанры, причем последние являются "строительным материалом" для сборников-ансамблей. В состав житийных сборников устойчивого, традиционного содержания (Патериков, Прологов, Миней) могли входить на правах первичных жанровых образований сказания и поучения, жития и послания, повести и чудеса. Деление жанров на первичные и объединяющие условно и производится только исходя из конкретного литературного контекста. Например, жанр жития по отношению к патерику – образование первичное, а по отношению к видению, молитве, чуду – объединяющее. Способность объединять в рамках большого художественного целого произведения малых форм отличает древнюю литературу от фольклора.

Жанровой системе в целом и каждому жанру в отдельности присущ динамизм. Древнерусская литература в XVII в. обогащается стихотворными формами, жанрами сатиры и драмы, а традиционное житие святого все больше превращается в повесть бытового или мемуарно-автобиографического характера. Развитие жанровой системы литературы Древней Руси происходит во многом благодаря процессу се творческого взаимодействия с жанровой системой фольклора: топонимические легенды входили в состав летописных сводов, плачи придавали произведениям особую лирическую взволнованность; в свою очередь, русская народная сказка, духовный стих испытывали влияние со стороны житий святых. До XVII в. устное народное творчество удовлетворяло потребность в драме и стихотворстве во всех слоях древнерусского общества, в то время как письменная литература в основном культивировала интерес к эпическим (повесть, сказание), лирическим (слово, поучение) и лиро-эпическим (героическая поэма, житие) формам. Литература Древней Руси – это "царство прозы", но прозы, ритмически организованной. Не случайно большая часть переводов и переложений "Слова о полку Игореве" выполнена стихами.

Судьба древнерусских жанров сложилась по-разному: одни ушли из литературного обихода, другие приспособились к изменившимся условиям, третьи продолжали активно функционировать, наполняясь новым ОГЛАВЛЕНИЕм. Так, литературные путешествия XVIII в., очерковая литература последующих столетий вплоть до нашего времени восходят к традиции древнерусских хождений, одного из самых устойчивых жанровых образований Средневековья. Истоки русского романа исследователи видят в бытовых повестях XVII в. Поэтика оды в литературе русского классицизма складывалась не только под воздействием европейской высокой поэзии, но и под влиянием произведений ораторского искусства Древней Руси.

Таким образом, древнерусская литература – не мертвое явление, а живое и плодотворное. Она передала по наследству отечественной словесности Нового времени высокий духовный настрой и "учительный" характер, идеи патриотизма и гуманного отношения к людям независимо от их национальной принадлежности и вероисповедания. Многие жанры литературы Древней Руси, претерпев эволюцию, обрели вторую жизнь в литературе XVIII–XXI вв.

2. Специфика древнерусской книжной культуры

Литература Древней Руси, как и фольклор, не знала понятий "авторское право", "канонический текст". Произведения бытовали в рукописном виде, причем переписчик мог выступать в роли соавтора, творить произведение заново, подвергая текст выборке, стилистической правке, либо включая в него новый материал, заимствованный из других источников, например летописей, местных преданий, памятников переводной литературы. Так возникали новые редакции произведения, отличавшиеся друг от друга идейно-политическими и художественными установками. Если же переписчик просто копировал текст, то и тогда его список чем-то отличался от оригинала: появлялись ошибки, пропускались отдельные буквы, слова и даже целые строки. Средневековый копиист невольно отражал в языке произведения особенности своего родного говора (московского, рязанского или новгородского, а если был иностранцем – сербского или болгарского). Все это вело к возникновению разных изводов одного и того же памятника. Вот почему, прежде чем издать произведение, созданное в Средние века, необходимо проделать огромную черновую работу по выявлению, изучению и сопоставлению его различных списков и редакций, дабы определить те, которые ближе всего к первоначальному тексту памятника. Этим целям служит особая наука – текстология. В круг ее задач входят атрибуция (установление авторства) произведения, а также решение вопросов: где и когда был создан текст памятника, почему он подвергался редакторской правке, какой характер имели вносимые в него изменения.

Проблема атрибуции текста в древнерусской литературе возникает чаще, чем в литературе Нового времени, потому что в силу коллективного процесса создания произведений (автор – писец – редактор) большая их часть анонимна. Образно говоря, в галерее русских писателей XI–XVII вв. много чистых холстов. До сих пор среди ученых ведутся споры о том, кто мог написать "Слово о полку Игореве" и "Повесть о Горе-Злочастии". Автор произведения предпочитал оставаться неизвестным или скрывался за авторитетным именем кого-либо из отцов церкви – Иоанна Златоуста, Василия Великого и др. Судить о мировоззрении средневекового писателя, его политических взглядах, степени литературного мастерства можно, как правило, лишь исходя из анализа созданного им произведения, помня при этом, что авторский текст с течением времени разрушался, подвергаясь изменениям со стороны писцов и редакторов. В древний период развития литературы текст произведения являлся первым и часто единственным источником информации о его авторе, в отличие от литературы Нового времени, где исследователь может обратиться к изучению писем и дневников, мемуаров и записных книжек писателя, критических статей о его творчестве.

Анонимность памятников Средневековья следует рассматривать не только как проявление монашеской скромности, но и как стремление древнерусского книжника придать своему произведению вечное и общечеловеческое значение. Писание книг на Руси считалось святым делом, ибо книги "суть рекы, напаяющи вселеную" мудростью, преодолевающие пространство и время, связывающие народы и поколения. Древнерусский писатель, воспитывая бережное отношение к "словесной мудрости", "сладости книжной", советовал читать книги неспешно, вдумываясь в смысл каждого слова, неоднократно возвращаясь к прочитанному: "Егда чьтеши книга, не тъшти ся бързо иштисти до другая главизны, нъ поразумей, чьто глаголють книга и словеса та, и тришьды обраштяя ся о единой главизне". Традиционным для древнерусской литературы было сравнение писателя с трудолюбивой пчелой; обретение духовных богатств через чтение книг уподоблялось добыче жемчуга.

Преимущественно рукописный характер бытования памятников древнерусской литературы (книгопечатание на Руси появилось только в XVI в., к тому же было ограничено объемом и тематикой издаваемых книг) заставляет ее исследователей обращаться за помощью к палеографии – науке, в задачи которой входят датировка рукописей и определение места их написания на основе анализа бумаги, типа письма и украшений, встречающихся в книге.

Текст в древности писался в ширину всей страницы или в два столбца без деления на слова и предложения. Книгу писец держал на коленях, размещая на столе письменные принадлежности. Он одушевлял продукт своего труда, поэтому в монастырских книжных описях можно встретить выражения, что книга "живет" в келье у того или иного монаха, "переходит" от владельца к владельцу.

Палеографы, исходя из внешнего вида и цели письма, выделяют три типа почерка: устав, полуустав и скоропись. Тип письма может рассматриваться как довольно устойчивый датирующий признак рукописи. Период XI–XIV вв., когда письменность в основном носила богослужебный характер, – время господства устава, который, по словам В. Н. Щепкина, "имеет целью красоту, правильность, церковное благолепие". Уставное письмо торжественное и спокойное, буквы четкие и крупные, их написание раздельно и без наклона, так что каждую букву можно вписать в прямоугольник. Для устава характерны четкость архитектурно-графического оформления текста, малое число сокращений, на что указывали выносные знаки над строкой – титла. Данный тип письма требовал особого искусства – каллиграфии, к настоящему времени почти утраченного. Уже для героев романа Ф. М. Достоевского "Идиот" талант князя Мышкина, проявлявшийся в копировании древних текстов, был большой редкостью.

Начиная с XIV в. в рукописной практике получает развитие полуустав – письмо более беглое и менее строгое, но сохраняющее четкость и раздельность написания букв. Широкое распространение полуустава в XV–XVII вв. связано с возросшей в русском обществе потребностью в книге. Полуустав по сравнению с уставом ускоряет процесс письма, он удобен для переписчика, поскольку мельче и проще, допускает наклон и большее количество сокращений. Полууставное письмо требует от книжника меньшего искусства, так как дорожит не столько красотой букв, сколько их четкостью.

Расширение сферы письменности и ее практической значимости для средневекового человека приводит к выработке нового типа письма - скорописи. Если в XI–XIV вв. она обслуживала деловую письменность, то в XV–XVII вв. скорописью начинают переписывать и литературные памятники, прежде всего светского содержания. Цель скорописи – экономия времени, значительное упрощение и ускорение процесса письма. Скоропись – письмо наклонное, где буквы соединяются, их элементы могут размещаться над и под строкой, а многие известные читателю слова подвергаются сокращению, вследствие чего скоропись экономит нс только время, затраченное на переписку, но и материал, необходимый для письма. Безусловно, это самый демократичный и продуктивный тип письма, доживший до XXI в., несмотря на конкуренцию с машинописным и компьютерным типами, однако чтение скорописи, где буквы утратили единообразие и правильность рисунка, подчас сопряжено с большими трудностями. Прочитать скорописный текст XVII в. может далеко не каждый человек, обычно только специалист.

Материалом письма вначале был пергамен – особым образом выделанная кожа. Для деловой и частной переписки в Древней Руси иногда использовалась береста, о чем свидетельствуют данные археологических раскопок, прежде всего на севере – в Новгороде и Пскове. На рубеже XIV–XV вв. дорогой пергамен и недолговечную бересту потеснила бумага, сначала привозная, а затем русского производства. Время и место изготовления бумаги можно определить по особым водяным знакам – филиграням. При изготовлении бумаги измельченной и мокрой тряпичной массой наполняли специальные формы – прямоугольные рамки с сетчатым дном, в углу которого помещался рисунок из тонкой проволоки – марка бумажной мельницы. В этом месте бумажная масса ложилась на проволоку более тонким слоем, поэтому рисунок просматривался на свет, что позволяло определить не только где, но и когда изготовлена бумага. Проволочная сетка отличалась недолговечностью, через год-два ее вместе с филигранью меняли, при этом изменяя или совершенствуя старый знак производства.

Для бумаги XV в. характерны филиграни в виде дельфина, винограда, якоря, рога на перевязи. Приметой следующего столетия становятся различного рода тиары, бычьи головы, кувшинчики, гербы. В XVII в. внешний вид знака усложняется: он может представлять собой гербовый щит под короной или дом с крестом, увитым змеей; рисунки дополняют даты выпуска бумаги и инициалы ее производителей. Вплоть до конца XVI в. бумага на Руси была только привозной. На итальянское происхождение бумаги указывали такие филиграни, как ножницы, перстень, перчатка, корона; на французское – геральдическая лилия, дельфин, единорог, змея, собака, кувшинчик. Немецкими бумажными знаками считают изображения головы быка, тиары, вепря и орла. Голландская бумага получила широкое распространение в России в период правления Петра I, ее типичные знаки – мельница, рожок в геральдическом щите, лев с мечом, стоящий на задних лапах.

Бумажные мельницы в России появились только во второй половине XVII в., но уже начиная со следующего столетия стала активно использоваться бумага собственного производства. Ее легко узнать по гербам городов: медведь – Ярославль, олень – Ростов, корабль – Кострома. В XIX в. бумажные штемпели приходят на смену филиграням. Водяные знаки с датированных рукописей собраны в справочные альбомы, которые помогают исследователю древнерусской литературы датировать ту или иную рукопись.

Украшения, встречающиеся в рукописных книгах, – миниатюры, заставки, концовки, инициалы – представляют интерес не только для искусствоведов. Отражая связи государств, удельных княжеств и книгописных школ, характер и уровень художественного вкуса эпохи, развитие техники и стиля исполнения, украшения помогают определить время и место создания рукописной книги. Любой каталог древнерусских рукописей обязательно содержит сведения о миниатюрах (изображениях персонажей или сюжетов книги), заставках (украшениях в начале текста или отдельных его разделов), инициалах (заглавных буквах, относящихся к тому или иному типу орнамента).

Орнамент, основанный на повторении природных либо геометрических мотивов, – это, по определению В. Н. Щепкина, "ритмическое зрительное искусство в пределах плоскости". Самый ранний тип орнамента – византийский стиль, пришедший на Русь вместе с принятием христианства и переводами богослужебных книг. Его отличительный признак – преобладание классически строгих в своей простоте и выразительности геометрических форм. Это вписанные в рамки круги, прямоугольники, арки; повторение одного и того же составляющего букву элемента. Разновидностью старовизантийского орнамента являются инициалы с мотивами зоо- и антропоморфического характера, когда изображения животных или людей становятся необходимым элементом буквы, открывающей текст, либо своими контурами создают ее графический образ. Византийский стиль оформления рукописей характерен для XI–XIII вв. Он встречается в древнейших из дошедших до нашего времени книгах – в "Остромировом Евангелии" и "Изборнике" Святослава 1073 г.

Много выдумки, художественного вкуса и таланта вложили в оформление древних рукописей славянские книжные мастера, которые пытались упростить византийские оригиналы, ввести в них элементы народной фантазии. В современной палеографии за этим типом орнаментики, ярким образцом которого считают древнеболгарскую "Саввину книгу", закрепилось название южнославянского стиля. Характерными признаками стиля, широко распространенного в Болгарии и встречающегося в древнерусских рукописях начиная с XII в., принято считать грубоватость рисунка, громоздкость композиций, тенденцию к превращению растительных форм орнамента в звериные.

В следующем столетии на Русь из Болгарии проникает тератологический стиль, господствовавший вплоть до XV в. Свое название орнамент получил от греческого слова teras – "чудовище". В нем изображение живого существа, реального или фантастического, обрело независимое от буквы, самостоятельное значение. Инициал превратился в своего рода миниатюру, а его буквенный образ стало трудно узнать. В XV в. в русских рукописях появляются украшения, выполненные в новом балканском стиле, который становится особенно популярным во второй половине XV – начале XVI в. Традиционные мотивы этого стиля – жгуты, плетенки из лент, кругов и восьмерок.

Во второй половине XVI–XVII в. яркой приметой книжного искусства становится орнамент старопечатного типа, который легко узнать по изображению растений со стилизованными цветами и плодами. Наряду с ним, во второй половине XVII в. имеет хождение барочный орнамент, где растительные мотивы причудливо сочетаются с элементами геометрического характера (спиралями, кривыми, ломаными линиями). Стиль барокко в орнаменте книги, поражающий необычностью и пышностью форм, как правило, соответствовал барочному же содержанию и поэтике самого литературного памятника, усиливая его воздействие на читателя.

Миниатюры, украшавшие древнерусские рукописные книги, называют "окнами в исчезнувший мир", поскольку они содержат колоритные зарисовки средневекового быта, изображая наводнение в Новгороде или строительство моста через Волхов, выступление войска в поход или осаду города неприятелем, уборку урожая или пир в княжеском тереме. Рисунки, сопровождавшие текст, могли иметь символическое значение. Так, изображенный на полях летописи воин, вонзающий себе в грудь нож, выступал символом братоубийственных феодальных войн, осуждавшихся древнерусским писателем.

В средневековом искусстве связь между словом и изображением была более тесной, чем ныне: миниатюры создавали зрительный ряд книги, облегчая или заменяя ее прочтение; слово могло "комментировать" и иллюстрацию в книге, и даже инициал. Древние художники остов буквы "М" ("мыслете") часто представляли в образе двух рыбарей, ибо мудрец, улавливающий мысль, подобен рыбаку, забрасывающему сети. Рыбаки-мыслители изображались в состоянии прения, но сеть между ними была уравновешена, что символизировало истину, рождающуюся в споре. Словно забыв о том, что украшает церковную книгу, один из русских художников превратил религиозно-символическое изображение буквы в диалогическую сцену бытового характера. Сеть тяжела от улова, поэтому рыбак призывает другого к более активному действию: "Потягни, курвин сын!" – "Сам еси таков!" – слышится в ответ. Использование в одной картине приемов изобразительного и словесного искусств погружает читателя в народный быт Средневековья, передавая живые интонации разговорной речи, которая может быть то прямой и грубой, то озорной и лукавой.

Из палеографии выросла другая вспомогательная для медиевистов наука – кодикология (от лат. codex [codicis] – книга). Эта специальная историческая дисциплина занимается изучением происхождения рукописной книги на основе анализа как ее внешних примет (место хранения, формат, количество листов, переплет, водяные знаки и пр.), так и внутренних признаков (состав, заголовки, пометы, записи и изображения, нумерация тетрадей и листов). В круг задач кодикологии входит также изучение истории бытования рукописной книги, ее архивной или библиотечной судьбы. Кроме того, предметом исследования является история скринториев и книгописных центров, что помогает установить время и место написания книги, ее заказчика, писца и владельца. Создавая комплексную историю рукописной книги, кодикология использует приемы и методы анализа, свойственные другим наукам (палеографии, текстологии, архивоведению, библиотековедению). В отличие, скажем, от палеографии кодикология ставит более широкие задачи, привлекая для анализа внутреннюю форму и ОГЛАВЛЕНИЕ кодекса, однако ограничивает объект исследования исключительно рукописными книгами, не занимаясь изучением, например, берестяных грамот.

Современное представление о литературе Древней Руси отличается приблизительностью и неполнотой. Это обусловлено тем, что некоторые памятники со временем были утрачены, например "Житие Антония Печерского", на которое ссылался Нестор; другие сохранились в единственном списке, благодаря счастливой случайности не погибли во время войн и стихийных бедствий. Большие утраты понесла древнерусская книжность во время набегов стенных кочевников, монголо-татарского нашествия, польско-шведской интервенции: шла война, горели города и монастыри, погибали в огне рукописи. И в Новое время пласт древнерусской книжности постоянно истощался. Из-за пожаров в Кремле в XVIII в. до нас не дошли остатки некогда богатой библиотеки русских царей. Московский пожар 1812 г. уничтожил рукописные собрания многих коллекционеров и библиофилов (Мусина-Пушкина, Демидова, Бутурлина и др.). Большой урон древнерусской книжности причинили восстания, революции и войны, которыми была богата история России в XX в. Рукописные книги гибли от естественного износа и в результате вытеснения печатной продукцией. Борьба официальной церкви с "отреченными" книгами Древней Руси, где рассказывалось о "земном рае" или "хождении по мукам", также значительно уменьшила их состав.

Массовой была гибель древнерусских книг в результате человеческого небрежения, преступного равнодушия к их судьбе. Крупнейший русский археограф XIX в. Π. М. Строев вспоминал, в каком состоянии находился архив Иосифо-Волоколамского монастыря в 1817 г.: он "помещался в башне, где в окнах не было рам. Снег покрывал на пол-аршина кучу книг и столбцов, наваленных без разбора... Этому шесть лет, следовательно, снег шесть раз покрывал рукописи и столько же на них таял, теперь, вероятно, осталась одна ржавая гниль. Судите же, сколько погибло тут материала". Сравнение книжных описей русских монастырей, где существовали свои скриптории (мастерские по изготовлению и переписке рукописных книг), свидетельствует не только об умножении числа рукописей, но также и об утратах древних раритетов. Согласно реконструкции размеров и состава книжного фонда Киевской Руси, выполненной Б. В. Сапуновым, в XI–XIII вв. в обращении могло находиться около 140 тыс. книг нескольких сот названий, тогда как до наших дней дошли лишь доли процента былых книжных богатств.

Представление о древнерусской литературе отличается не только неполнотой, но, видимо, искажено тем отбором, который вели и время, и люди. Раннюю утрату "Жития Антония Печерского", в XVI в. не обнаруженного в царской библиотеке, можно объяснить тем, что культ основателя монастыря со временем затмил культ его ученика, печерского игумена Феодосия. Авторами и переписчиками книг в древности были в основном монахи, незаинтересованные в распространении светской литературы. Крупнейшие монастырские собрания рукописных книг (Иосифо-Волоколамское, Троице-Сергиево, Кирилло-Белозерское), конечно, включали сборники произведений, предназначенных для душеполезного чтения, однако среди них редко встречались памятники оригинальной и переводной беллетристики, ведь то была "неполезная" литература. Возможно, правы ученые, полагавшие, как, например, В. В. Кусков, что "мы представляем нашу древнюю литературу в большей степени церковной, чем она была на самом деле".

Согласно подсчетам ученых, в книгохранилищах страны выявлено около 500 славяно-русских рукописей XI–XIII вв., из которых более 75% – библейские и богослужебные книги. Хотя со временем количество светских произведений в общем объеме книжной продукции значительно возросло, однако и в XV в. на долю библейских текстов приходилось около 56%. Неизменной популярностью пользовались Евангелие, Апостол и особенно Псалтирь. По этой книге учили детей читать; к ней древнерусский человек обращался за утешением и мудрым советом, попав в трудную житейскую ситуацию; по Псалтири гадали: открыв наугад, пытались предсказать судьбу. Библейские тексты являлись для средневекового писателя авторитетными, эталонными в плане содержания и формы, поэтому в произведениях древнерусской литературы встречается так много цитат и сравнений из книг Священного Писания.

По одному списку произведения, часто позднему, трудно судить о его первоначальном виде, точно так же, как из множества списков, количество которых может измеряться сотнями ("Сказание о Борисе и Глебе", Киево- Печерский патерик, "Хождение" Трифона Коробейникова), сложно выделить самый совершенный, близкий к авторскому. Неудивительно, что многие памятники древнерусской книжности пока не имеют научных изданий, опубликованы по случайным спискам или поздним редакциям.

С находками новых рукописных книг расширяется представление о репертуаре и общем характере русской литературы XI–XVII вв. Достаточно вспомнить, что "Слово о полку Игореве" было открыто лишь в конце XVIII в. и во времена А. С. Пушкина представлялось оазисом в "пустыне нашей древней словесности", а "Житие" протопопа Аввакума, впервые изданное в 1861 г., около двух веков являлось "потаенной" книгой русского старообрядчества. Не изучены в должной мере большие компилятивные памятники Древней Руси, такие как Палеи, Минеи четии, Прологи, а также сборники устойчивого содержания – "Златоуст", "Златоструй", "Измарагд" и т.п. Не имеют полных научных изданий сочинения Максима Грека и Симеона Полоцкого. Не все сборники, хранящиеся в архивах, расписаны по составу. Монастырские собрания и частные коллекции рукописных книг нередко разделены и находятся в разных архивохранилищах, крупнейшие из которых расположены в Москве (Государственный Исторический музей, ГИМ; Российский государственный архив древних актов, РГАДА; Российская государственная библиотека, РГБ) и Санкт- Петербурге (Библиотека Российской Академии наук, БАН; Институт русской литературы (Пушкинский дом), ИРЛИ; Российская национальная библиотека, РНБ). К тому же рукописи рассредоточены по многочисленным краеведческим музеям, научным библиотекам университетов, областным архивам, частным собраниям, что, безусловно, затрудняет их изучение.

Наука о древней русской литературе молода и перспективна, у нее впереди великие открытия. В последнее время резко расширилось представление о се объеме и характере, а интерес к ней вышел за рамки узкого круга специалистов. Свидетельством тому является публикация "Памятников литературы Древней Руси" в 12 томах (М., 1978–1994) и продолжающееся издание 20-томной "Библиотеки литературы Древней Руси", а также создание фундаментального "Словаря книжников и книжности Древней Руси" (СПб., 1987–2000) и "Энциклопедии “Слова о полку Игореве”" (СПб., 1995). Эта работа сплотила российских специалистов в коллектив единомышленников, центром которого стал Отдел древнерусской литературы Пушкинского Дома, на протяжении долгих лет возглавлявшийся академиком Дмитрием Сергеевичем Лихачевым.

В Москве крупнейшим центром изучения литературы Древней Руси стал Сектор древнерусской литературы Института мировой литературы им. А. М. Горького, сотрудники которого приняли участие в таких научных проектах, как подготовка пятитомного издания "Ранняя русская драматургия" и четырехтомной серии "Русская старопечатная литература", публикация сборников "Герменевтика древнерусской литературы". Под редакцией доктора филологических наук А. С. Демина вышли первые тома серии материалов для фундаментальной истории литературы Древней Руси, где рассмотрены такие сквозные темы древнерусской книжности, как, например, изображение природы и общества.

3. Проблема периодизации русской средневековой литературы

Древнерусская литература – это литература русского Средневековья, которая прошла в своем развитии долгий путь от XI к XVII в. Три первых столетия она была общей для украинского, белорусского и русского народов. Лишь к XIV в. складываются различия между тремя восточнославянскими народностями, их языком и литературой. В период формирования литературы, ее ученичества, средоточием политической и культурной жизни страны являлся Киев, "матерь городов русских", поэтому литературу XI–XII вв. принято называть "литературой Киевской Руси". В трагическое для отечественной истории время (XIII–XIV вв.), в период монголо-татарского ига, литературный процесс не был единым. Его течение определяла деятельность областных литературных школ (черниговской, Галицко-Волынской, рязанской, владимиро-суздальской и др.). Начиная с XV в. в истории литературного дела на Руси проявляется тенденция к объединению творческих сил, и развитие литературы XVI–XVII вв. идет под знаком возвышения нового духовного центра – Москвы.

Исходя из особенностей исторического пути, пройденного русским народом, в литературе Древней Руси долгое время выделяли три основных периода.

1. Литература Древнерусского государства (XI – первая половина XIII в.), или литература Киевской Руси.

2. Литература периода феодальной раздробленности и борьбы за объединение Северо-Восточной Руси (вторая половина XIII–XV в.).

3. Литература периода создания и развития централизованного Московского государства (XVI–XVII вв.).

В последнее время ученые не довольствуются этой схемой, поскольку, во-первых, она не учитывает в полной мере внутренних, собственно литературных, факторов развития. Периодизация литературного процесса должна основываться на учете присущих данному периоду принципов художественного творчества, круга идей, актуальных проблем, повторяющихся мотивов и образов, устойчивых жанрово-стилевых примет произведений.

Во-вторых, периодизация во многом зависит от того, как ученые определяют хронологические границы литературы Древней Руси. К началу нынешнего века в решении этого исходного вопроса наметилось две тенденции. Согласно первой из них древнерусскую литературу ограничивали XI–XVI вв., считая следующее столетие переходным этапом между Средневековьем и Новым временем. Приверженцы второго подхода, напротив, раздвигали границы русской средневековой литературы, относя ее начало к концу X в. и включая в нее доклассицистический период XVIII в.

Данное обстоятельство привело к тому, что в научной и учебной литературе существуют системы периодизации, различающиеся как количеством выделяемых этапов (от трех до шести-семи), так и их хронологическими рамками (литературу Киевской Руси то завершают началом XII в., то продлевают до времени установления монголо-татарского ига). Мнения ученых расходятся и по поводу историко-литературных характеристик отдельных периодов, например, в зависимости от того, признают ли они существование Предвозрождения на Руси и какую позицию занимают в вопросе о русском барокко.

Периодизации отличаются и объемом включаемого для анализа материала, поскольку многие произведения средневековой литературы не датированы и часто трудно решить, не только в каком году, но и в каком столетии они были созданы. Долгое время "Повесть о Петре и Февронии Муромских" рассматривали как памятник русской агиографии XV в., сравнивая героиню с "тихими ангелами" на иконах Андрея Рублева. Автограф произведения, обнаруженный Р. П. Дмитриевой, позволил причислить "Повесть" к сочинениям известного публициста XVI в. Ермолая-Еразма. "Повесть о Фроле Скобееве" то включают в курс древнерусской литературы, анализируя ее в контексте других бытовых повестей XVII в., то выводят за границы Средневековья, доказывая близость произведения к "гисториям" Петровского времени.

Периодизация литературного процесса всегда сопряжена с большими трудностями, поскольку она условна и заведомо упрощает многообразие явлений, выделяя в них общее. Творчество писателя, тот или иной стиль редко укладываются в границы литературного периода, измеряемого такими крупными единицами времени, как столетие, половина, треть или четверть века. Предлагаемая схема не претендует на бесспорность, она лишь позволяет выделить главные закономерности в движении русской литературы от XI в., каким датируются самые ранние из известных памятников, до XVIII в., с которого по традиции начинают историю литературы Нового времени.

Первый этап (XI – первая треть XII в.) характеризуется относительным единством литературы, которое определяется взаимосвязью двух главных культурных центров Древнерусского государства – Киева и Новгорода. Это начальный этап в истории русской литературы, период ученичества, когда в роли литературных наставников выступают более развитые, раньше приобщившиеся к христианской культуре страны – Византия и находившаяся под ее властью Болгария (1018–1187). Разумеется, на данной стадии переводная литература преобладает над оригинальной, жанровая система которой находится в процессе формирования. В переводной литературе вначале доминируют тексты, связанные с богослужебной практикой, а также толкующие книги Священного Писания и популяризирующие Священное Предание, произведения отцов церкви и их жизнеописания. С течением времени в переводной литературе увеличивается доля светских памятников, которые вырабатывают основные понятия христианской нравственности, развлекая читателя, погружая его в мир фантастики и приключений. Главная тема литературы этого периода – тема Русской земли и ее положения в христианском мире. Идея приоритета христианства над язычеством и мысль о равноправии всех христианских народов пронизывают первые произведения русских писателей, созданные в жанре летописи ("Повесть временных лет"), жития святого ("Житие Феодосия Печерского"), торжественной проповеди ("Слово о Законе и Благодати" митрополита Илариона), хождения ("Хождение" игумена Даниила). Литература прославляет величие Русской земли, живет заботой о ее единстве и суверенности.

Второй этап в развитии древнерусской литературы (вторая треть XII – первая треть XIII в.) связан с появлением областных литературных центров во Владимире и Ростове, Смоленске и Галиче, Полоцке и Турове. Это следствие феодальной раздробленности страны, закономерного исторического процесса, который для развития литературы имел и негативные, и позитивные стороны. Центробежные силы привели к расцвету местных школ, что обогатило литературу чертами неповторимого своеобразия памятников, созданных в разных уделах Русской земли. Наметился процесс расподобления стилей русского летописания, агиографии, ораторского искусства. "Слова" Кирилла Туровского нельзя спутать с произведениями этого жанра, написанными Климентом Смолятичем или Серапионом Владимирским. Однако в силу инерции центростремительных тенденций в развитии культуры по-прежнему были сильны традиции Киевской Руси, отчетливо проявившиеся в идейном содержании и поэтике "Слова о полку Игореве", Киево-Печерского патерика, "Моления" Даниила Заточника, что дает основание рассматривать оба периода как единый этап и, следуя теории стилей академика Д. С. Лихачева, считать главной приметой указанного времени господство монументально-исторического стиля в искусстве.

Третий этап в развитии древнерусской литературы приходится на самый трагический период в истории Руси – монголо-татарское нашествие и борьба с ним (вторая треть XIII – конец XIV в.). Отсчет времени обычно ведут с 1240 г., когда под ударами завоевателей пал Киев, и завершают победой русского оружия на Куликовом поле в 1380 г., хотя после этого Русь еще 100 лет платила дань Орде. В литературе данного периода главной становится героическая тема, а монументально-исторический стиль обретает трагический оттенок и лирическую взволнованность. Однако такая тематическая ограниченность – признак не ослабления литературы, а концентрации духовных сил, сосредоточения внимания на главном – вере в возрождение Руси. Именно к этому призывают лучшие творения данного периода: "Житие Александра Невского", "Повесть о разорении Рязани Батыем", "Задонщина".

Четвертый этап – время творческих исканий и открытий в литературе, связанное с подъемом национального самосознания, формированием великорусской народности и возвышением нового центра – Москвы, возглавившей борьбу за консолидацию русских земель. Литературу конца XIV–XV в. принято связывать с русским Предвозрождением, расцветом экспрессивно-эмоционального стиля в искусстве, началом процесса раскрепощения творческой личности. В этот период складывается новый нравственный идеал эпохи, что нашло отражение в житиях святых, созданных Епифанием Премудрым. В читательской среде растет интерес к беллетристической и историко-публицистической литературе.

Пятый этап в системе периодизации – самый спорный в определении его характера. Это литература эпохи Московского централизованного государства (конец XV–XVI в.). Возрождение на Руси, как полагают исследователи, не удалось из-за недостаточного развития городской светской культуры, усиления позиций "воинствующей церкви" и подавления еретических движений, а также вследствие падения Новгородской и Псковской республик, очагов политического свободомыслия. Кроме того, завоевание турками Византии замкнуло Русь в собственных культурных границах, где духовные силы народа в основном были поглощены государственным строительством. Централизация русских земель привела к слиянию местных литератур в общерусскую. Обилие и сложность проблем государственной жизни, в том числе и в сфере литературного дела, вызвали небывалый расцвет публицистики. Ренессансные тенденции еще видны в самой возможности публичного обсуждения вопросов, в гуманистической идее "Повести о Петре и Февронии Муромских", в стремлении областных школ противостоять процессу унификации, однако уже к середине века набирает силу официальная литература, отличающаяся монументальностью форм и пышностью стиля. Традиционное начинает преобладать над новым; литература переживает период второго монументализма, но интерес к истории обретает новые акценты – внимание к биографиям тех, кто согласно средневековым представлениям определяет ее ход и направленность.

Последний век в истории древнерусской литературы – время "смутное", столкновение новых и старых принципов художественного творчества. Развитие индивидуального начала видно во всем: в росте чувства авторской собственности, в силе и самоотверженности протеста личности, в профессионализации литературного дела. В настоящее время в литературоведении наметилась тенденция членить этот период на два этапа:

1) первая половина XVII в., когда в литературе начинается активный процесс разрушения основ старого метода изображения действительности и обновления жанровой системы;

2) вторая половина XVII в. (иногда с выходом в литературный процесс первой трети XVIII в.).

Второй этап в истории русской литературы XVII в. открывается церковной реформой патриарха Никона, воссоединением Украины с Россией, за чем следуют Крестьянская война под предводительством Степана Разина, Соловецкое восстание, чреда стрелецких бунтов. Литература уже не представляет собой единого потока, разделившись на демократическую, тесно связанную с наследием устного поэтического творчества народа, и официальную, где усиливается процесс врастания в европейскую культуру через активизацию переводческой деятельности и освоение традиций барочного искусства. С барокко связано утверждение в русской литературе книжной силлабической поэзии и становление отечественной драматургии. Общим для разных ветвей литературы является внимание к личности человека, неповторимой и самоценной, поэтому в литературе второй половины XVII в. так стремительно растет автобиографическое начало, пронизывающее и сочинения гонимых старообрядцев, и произведения их духовных оппонентов. Эмансипация творческой личности в дальнейшем приведет к тому, что в литературе Нового времени главным станет уже не стиль жанра, но стиль индивидуально-авторский, а развитие литературы будет определять борьба различных художественных направлений и школ.

Мнение исследователя

Проблема периодизации литературы Древней Руси продолжает оставаться актуальной для современного литературоведения. Согласно концепции А. Н. Ужанкова, автора книги "Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII века" (М., 2008), в основе выделения литературных формаций должен лежать принцип эволюции сознания средневекового человека. В истории русского средневекового мировоззрения ученый выделяет три этапа развития сознания: теоцентрический, антропоцентрический и эгоцентрический. Им соответствуют три литературных формации. Первая (XI в. – 80-е гг. XV в.) характеризуется обостренным вниманием к проблеме конца света и спасения души, а творчество осмысляется как божественный акт или как словесное сотворчество с Богом. Для второй формации (90-е гг. XV в. – 40-е гг. XVII в.) доминирующей становится проблема личности, ее духовного возрождения; в писательском творчестве начинает проявляться рассудочное начало, выражение личного восприятия событий. Третья литературная формация является переходной от Средневековья к Новому времени (40-е гг. XVII в. – 30-е гг. XVIII в.). Формирование эгоцентрического сознания приводит к тому, что авторы литературных произведений поступки своих персонажей объясняют исходя из их психологии; литературный труд начинает восприниматься как личное дело писателя. В этот период происходит секуляризация сознания. На смену религиозно-символическому мышлению, базирующемуся на вере в Бога, приходит рационалистический способ познания мира, основанный на вере в разум, что способствует формированию собственно художественного метода с появлением типизации, обобщения и вымысла.