Экономикс – курс на "неполитическую" экономию
В поисках ответов на эти вопросы целый ряд исследователей не согласился с непримиримыми и отчаянно революционными марксистами. Капитализм, рассуждали они, в самом деле встаёт на ноги грубо и жёстко, но это лишь "трудное детство" нового строя, его начальная "лихая пора". Вырвавшись на свободу из феодальной темницы, отмечает английский экономист Альфред Ма́ршалл (1842–1924), наиболее ловкие и энергичные предприниматели "ринулись вперёд подобно исполинскому дикому чудовищу, не разбирая дороги" и сея несправедливость и преступления (16-1,66-67). В погоне за наживой они принялись безжалостно крушить вокруг себя судьбы других людей. Попирая мораль и законы, обирая и эксплуатируя ближних, будущие капиталисты стали действовать (здесь лучше Маркса не скажешь) "с самым беспощадным вандализмом[1] и под давлением самых подлых, самых грязных, самых ме́лочных и самых бешеных страстей" (25-23,771-772). Причём это не удивительно, ибо нувориши[2] той "чистоганной" эпохи ("новые" британцы, французы, немцы) нередко отличались невежеством, дикостью, неблагородством, духовной и нравственной недостаточностью.
Однако столь вопиющая жёсткость капитализма противоестественна, временна, исправима. Новый общественный строй можно и нужно реформировать, совершенствовать, чтобы (1) полнее использовать преимущества свободного производства (личную инициативу, мощные стимулы к труду, рациональность в применении капитала) и в то же время (2) сгладить его негативные стороны.
В итоге капитализм постепенно придёт к отношениям "межклассовой доброжелательности" (Маршалл), социального партнёрства, согласия в обществе и окажется эффективнее и справедливее, чем социализм, с его убивающей энергию людей общей собственностью и неизбежным порождением в них лени и иждивенчества.
Из подобных взглядов в 1870-х годах зародилась особая линия в экономической теории – линия "эконо́мике" (от англ, economics – экономика; хозяйственная жизнь; экономическая наука). Ныне она завоевала ведущие позиции повсюду в мире. Её сторонники взяли курс на сознательный уход от классово-политических оценок экономических процессов, на идеологически нейтральное исследование "чистой экономики". Не случайно было изменено даже само название науки с политической экономии на экономике...
Для марксистов словосочетание "политическая экономия" принципиально важно: оно жёстко связывает воедино экономику и политику[3]. "Политика, – читаем у Ленина, – это концентрированная экономика" (23-45,123). Именно отсюда вытекает программная логическая цепочка: экономика – классы – идеология – классовая борьба – политика – политическая борьба – революция.
На деле чаще было наоборот – главенствовали идеология и политика. Политика подчиняла себе экономику, ломая объективные законы последней. К примеру, коммунистическая идеология и политика требовали, чтобы у всех была работа, и на одно рабочее место назначалось 2–3 работника (если не больше). Это снижало выработку, подрывало рост эффективности и оплаты труда плодило лентяев и иждивенцев, паразитирующих[4] за счёт трудолюбивого соседа и общества. Зато выдерживаюсь политико-идеологическая линия социалистического государства – "государства людей труда", и можно было заявлять всему миру об отсутствии безработицы в СССР.
Оппоненты[5] марксизма, напротив, стремятся избавить экономику и науку о ней от пагубного влияния политики и идеологических страстей. Политика капризна и переменчива. Её делают временные, то приходящие, то уходящие люди, которые ориентируются на интересы отдельных и разных социальных групп. К тому же политики часто неискренни и просто используют "модные" идеологии в личных целях. Экономику же нельзя "растаскивать" по групповым интересам, у неё один общечеловеческий ориентир и критерий[6] – социально-экономическая эффективность. И если, скажем, частная собственность, свободное предпринимательство, рынок ведут к эффективности, то они и должны быть в основе хозяйствования.
Справедливость подобных выводов подтвердил социально-экономический и политический прогресс Запада. Потому и закономерно, что к концу XX века эволюционно[7] развивавшийся, глубоко реформированный капитализм оказался демократичнее, богаче, стабильнее, чем общество стран социализма. А на рубеже 1990-х годов реальный социализм в СССР и других социалистических странах практически перестал существовать. В то же время окончательно выяснилось, что и сам капитализм может иметь разные формы.