Десуффиксация

Это явление представляет собой также одну из форм переразложения производной основы; оно заключается в образовании на базе суффикса, участвовавшего в ее создании, звукового комплекса, который не совпадает даже формально (ни по звучанию, ни по написанию) ни с одним из суффиксов, известных русскому языку. Например, в слове рытвина по выделении вероятной с современной точки зрения "производящей" основы ры(ть) остается отрезок -твин(а), совершенно неизвестный в качестве суффикса. Исторически производное рытвина восходит к слову рытва с тем же значением и, следовательно, имеет в своем составе суффикс -ин(а).

В существительном паутина по синхронной соотнесенности с пауком вычленяется звуковой комплекс -тин(а), не совпадающий по форме ни с одним из зафиксированных в русском языке суффиксов. Исторически слово паутина возникло из общеславянского паучина к результате скрещивания его с путина "паутина" < пута + ин + а (ср. путать) [Фасмер].

Аналогичный результат — получение звукового комплекса, не совпадающего ни с одним из известных русских суффиксов, — мы имеем при современном анализе и других производных: -елин в властелин (ср. др.-русск. властель), -юзг(а) в мелюзга (образованном посредством суффикс -г(а) от мелуз (мелочь) — производного с суффиксом -узъ от мѣль (мелкий), -ичок в новичок (ср. устаревшее новик) и т.д.

Декомпонизация

Суть этого явления заключается в том, что какой-либо из компонентов слова перестает осознаваться как самостоятельная языковая единица. Декомпонизация сопровождает прежде всего процесс архаизации, но может иметь место и при переходе слов из одного языка в другой.

Архаизироваться (а следовательно, и декомпонироваться) может любой из компонентов словообразовательной структуры производного. Чаше всего становятся архаичными производящие основы, но декомпонируются они только в том случае, если выпадают из данной языковой системы и все другие производные от них слова или расходятся с ними семантически.

В древнерусскую эпоху слово хижа — хыжа употреблялось в двух значениях: "хижина, дом" и "келья" [Срезневский]. В последнем значении слово хижа не вышло за пределы церковно-богослужебной литературы, так как имело сильного конкурента в старославянизме (греческого происхождения) келия — келья (комната, жилище монаха). Этот старославянизм со временем стал в русском языке единственным обозначением соответствующего понятия.

В первом же значении слово хижа было употребительно не только в древне- и старорусском языке, но еще и в языке XIX в.: "Словарь Академии российской" 1847 г. относит его к "церковным", подкрепляя цитатами только из богослужебной литературы. Правда, имеющиеся данные свидетельствуют, что слово хижа на то время было в более широком употреблении, хотя, конечно, уже перешло в пассивный словарь языка: У тестя казны закрома полны, а у зятя ни хижи, ни крыши (П. Печерский); Вот такую хижу я себе выстроил, — приветствовал он меня, когда мы вошли в кабинет (М. Салтыков-Щедрин). Слово хижа встречается в произведениях устного народного творчества и даже в пословицах: У него да не высок терем: У него да хижа — хижинка; Ни хижи, ни затулъя, ни буйной голове притулъя.

Следовательно, в литературном языке середины XIX в. рассматриваемое слово хотя и использовалось, но лишь как средство стилизации. К настоящему времени оно оказалось полностью вытесненным из общенародного употребления и встречается лишь в некоторых народных говорах. Его место заняло производное хижина, которое стало восприниматься как непроизводное, прочно закрепилось в качестве нейтрального названия соответствующего объекта. Больше того, оно вошло в антонимические отношения с существительным дворец: "Мир хижинам — война дворцам". Свидетельством завершения процесса его нейтрализации еще в первой половине XIX в. является возможность образования от него вторичных производных с самостоятельным лексическим значением, например: хижинный, хижинник, хижинница [Даль].

Широко употреблялось в древнерусском языке существительное вървъ — вервъ — връвъ [Срезневский], от которого было образовано слово веревка. Однако в настоящее время это существительное отмечено только в народных говорах.

В XIX в. наряду с производным оскомина употреблялось существительное оскома. В "Словаре Академии российской" 1847 г. оно еще фиксируется, правда, не в качестве основного названия, а со ссылкой на производное от него оскомина. В. Даль отмечает оскома и оскомина как "старое" в значении "скорбь, тоска; томление", современное же значение — "терпкое состояние зубов от кислого питья или пищи" — подтверждается многочисленными примерами, в том числе поговорками, включающими только производное с суффиксом -ин(а): Пришел Спас, оскомину принес. Лишь бы оскомину набить (поесть чего-либо). В Словаре Ушакова производящее существительное оскома отмечается как просторечное, но подтверждается цитатой только из Некрасова: "Набили оскому: черница поспела!" В Словаре Ожегова и Большом академическом словаре оно уже не фиксируется совсем.

Подвергаться архаизации и тем самым декомпонироваться могут и суффиксы. Так, архаизировались суффиксы -ел, -юг, -ев(а), -н(о), -мень, -г соответственно в словах козел, овсюг, синева, судно, сухмень, четверг. Но все эти суффиксы непосредственно участвовали в образовании данных существительных от соответствующих производящих основ.

Архаизироваться могут и окончания как компоненты структуры слов. Так, до XVIII в. существительные на мягкий согласный, в том числе и производные с суффиксом -ость (радость, хитрость), в Т.п. мн.ч. в большинстве своем имели окончание -(ь)ми. В течение последующего периода шло интенсивное вытеснение этих окончаний унифицированными -ами (-ялш), и в настоящее время указанные производные не употребляются со старым -ьми. Последнее используется как норма только в двух словах —людьми, детьми — и допускается как вариантное еще в трех (к тому же непроизводных с современной точки зрения) существительных — дверь, лошадь и дочь. Следовательно, это окончание, встречающееся в языке художественной литературы XIX в. у некоторых производных, предстает архаизирующимся: Мой муж ведомостьми был занят, а не мной; Он мне после угождал взорами, речьми (А. Грибоедов); Ни славою, ни по-честьми не льстился (И. Крылов).

Декомпонизация того или иного компонента в структуре слова может происходить и при заимствовании его из одного языка в другой. Существительное ботинок восходит к форме ботинка [Даль], которая является "переделанной" на русский лад французским словом bottine (уменьшит. к botie — сапог). Следовательно, соответствующий французский суффикс -ine при переходе данного существительного в русский язык декомпонировался, и потребовалось присоединение вторичного, но уже русского суффикса с тем же значением.

Слово балдахин, воспринимаемое как непроизводное, было заимствовано в петровское время из польского (baldachin) или немецкого (Baldachin), куда оно попало из французского (baldaquin). Последняя форма восходит к латинскому производному baldachinius — дорогая шелковая ткань из Багдада (Baldae) [Фасмер]. Указанная производящая основа при переходе слова балдахин из языка в язык в конечном счете декомпонировалась.

Декомпонизацию претерпели и суффиксы -admо(a) (adia) в заимствованном из греческого языка попадья (papadia — жена попа; ср. papas — поп), и суффикс -он в слове вазон (фр. vason от vase — ваза) [Фасмер], а также все структурные элементы в названии прибрежного грузового судоходства каботаж (фр. cabotage от caboter — заниматься каботажем) [Фасмер] и т.д.