Частные нрава собственности и "трагедия анти-общедоступной собственности"

Частные права собственности могут затруднять использование ресурсов в том случае, если этих прав слишком много и каждый из владельцев этих прав может исключать других лиц из пользования ресурсом. В этом случае возможно возникновение проблемы, которая является зеркальным отражением проблемы общедоступной собственности. Эта проблема получила в литературе название "трагедия анти-общедоступной собственности" ("the tragedy of the anti-commons"). Идея принадлежит Ф. Михельману (1982), но популяризирована она была правоведом М. Хеллером и журналисткой Р. Эйзенберг^[1], которые впервые употребили само это понятие в статье "Патенты препятствуют инновациям? Анти-общедоступная собственность в сфере медико-биологических исследований", опубликованной, так же как и статья Гардина, в журнале "Science".

Эта проблема возникает, когда два или более собственника ресурса имеют право исключать друг друга из пользования им, поэтому никто из собственников не может реализовать свое право использовать ресурс, следствием чего будет недостаточное его использование, а в самом крайнем случае ресурс вообще нс будет использоваться. Недостаточное использование ресурса произойдет вследствие того, что лица, владеющие правом исключения, не полностью интернализируют внешние эффекты, возникающие при реализации ими своего права исключения других лиц. Эту ситуацию можно назвать "моделью вето".

Напомним, что собственность представляет собой пучок прав, в который входит право использовать ресурс и право исключать других лиц из пользования ресурсом. В случае общедоступной собственности у совладельцев ресурса есть право пользования, а права исключать других лиц из пользования ресурсом – нет. В ситуации "анти-общедоступ- ной собственности", наоборот, у совладельцев есть право исключать других лиц, а право использовать ограничено или вообще отсутствует.

Хеллер применил метафору "анти-общедоступная собственность" к объяснению явления, которое он наблюдал в России в 1990-х гг. – рядом с пустующими магазинами вырастали многочисленные киоски. Магазины пустовали, поскольку, чтобы использовать их помещения, необходимо было согласие или разрешение нескольких лиц, каждое из которых могло реализовать свое право отказать в этом.

Хеллер приводит еще один пример неоптимального использования ресурсов в ситуации, когда отдельные собственники прав могут накладывать вето^[2]. В 1994 г. в японском городе Кобе произошло разрушительное землетрясение. В Кобе действуют очень сложные и накладывающиеся друг на друга права пользования собственностью. Эта сложная структура прав, при которой собственники земли, арендодатели, арендаторы и субарендаторы могут наложить вето и помешать использованию ресурсов, возникла частично как следствие попыток защитить от выселения женщин, чьи мужья погибли во время Второй мировой войны.

Другой причиной такой сложной структуры прав собственности является практика деления собственности на здание и землю, на которой оно построено, на небольшие доли, каждая из которых принадлежит разным людям. Для того чтобы предпринять какие-либо действия в отношении этого актива, необходимо достичь согласия между мелкими собственниками, каждый из которых имеет право наложить вето. Выкупить эти права невозможно, потому что некоторые правомочия являются весьма неопределенными (например, права вдов). Власти не желают прибегать к судебному решению проблемы. Трансакционные издержки достижения согласия при такой структуре прав очень велики, поэтому восстановление жилья после землетрясения в городе шло очень медленно. Через два года после стихийного бедствия 50 тыс. человек по-прежнему жили во временных убежищах, и 70% зданий не было отремонтировано или находилось в руинах. Для сравнения: в Лос-Анджелесе, где приблизительно в это же время произошло сильное землетрясение, через два года жизнь вернулось в прежнее русло.

Хеллер и Эйзенберг в своей статье применили понятие "анти-общедоступной собственности" к исключительному праву интеллектуальной собственности в области медикобиологических исследований. Они привлекли внимание к тому, что предоставление слишком большого числа патентов на дорыночной стадии медико-биологических исследований может отрицательно сказаться на последующей стадии создания продукции, которая может спасти жизни людей.

В 1980 г. федеральное правительство США в целях стимулирования научных исследований приняло два закона. Закон Бэя-Доула разрешил университетам патентовать результаты исследований, проведенных за счет бюджетного финансирования, и получать доход от лицензионных соглашений с корпорациями. Закон о новых технологиях Стивенсона – Видлера обязывал государственные лаборатории передавать результаты финансируемых государством исследований в частный сектор и создавать специальные отделы, занимающиеся передачей технологий. Эти законы обратили внимание ученых на коммерческие аспекты их работы и предоставили им возможность патентования результатов исследований. В том же 1980 г. Верховный Суд США в решении по делу Diamond v. Chakrabarty позволил изобретателю запатентовать генетически разработанную бактерию, которая должна была расщеплять продукты нефтехимии и помогать очищать загрязнения, возникшие в результате разлива нефти, и подчеркнул, что все под солнцем, что сделано человеком, может быть запатентовано. Биотехнологическая отрасль бурно развивалась в 1990-е гг., отчасти благодаря созданной этими законами и судебными решениями возможности патентовать результаты исследований, полученных в лабораториях, финансируемых государством.

Новая модель организации научных исследований, основанная на приватизации и частной собственности, побуждала университеты и частные фирмы патентовать свои открытия, увеличивала частные инвестиции, но затрудняла исследования на следующей стадии. Выдача большого количества патентов на расшифрованные последовательности нуклеотидов и фрагменты генов в геноме человека привела к тому, что те, кто занимался дальнейшей разработкой идеи, столкнулись с серьезными проблемами: чтобы создать новую коммерческую продукцию – лекарства для лечения болезней, препараты для диагностических тестов, разработчики должны получить лицензии у всех обладателей патентов. Для разработки этих продуктов необходимо собрать "пучок" лицензий, а заключение соответствующих сделок требует значительных средств и времени на переговоры. Приватизация и введение частных прав использовались как средство решения проблем общедоступной собственности в этой сфере – когда результаты исследований находятся в общем доступе, ни у кого не будет стимулов к инвестициям в создание новых идей. Однако выбранный способ решения этой проблемы повел по ложному пути, который мог привести общество к "трагедии анти-общедоступной собственности", которая является следствием того, что большое число собственников блокирует дальнейшие исследования и разработки в этой области.

Если бы трансакционные издержки были равны нулю, права собственности можно было бы выкупить путем заключения лицензионного соглашения. Однако на практике этому мешают издержки проведения переговоров, стратегическое поведение сторон и когнитивная необъективность участников. Трансакционные издержки проведения переговоров были высокими из-за того, что у государственных учреждений – владельцев прав не было опыта быстрого проведения переговоров. Интересы владельцев прав были неоднородны, что затрудняло появление стандартных лицензионных условий. Возникали также сложности при определении сравнительной ценности патентов. Владельцы патентов переоценивали вероятность того, что их патент окажется ключевым, и не шли на уступки.

Коммерческие фирмы, сталкивающиеся с проблемами, вызванными слишком сильными частными правами собственности, которые могут привести к "трагедии анти-общедостунной собственности", находят выход из сложившейся ситуации. Они могут создать патентный пул: заключить соглашение о совместном использовании блока патентов и договориться о том, что каждый участник патентного пула получает доход в соответствии с той долей прибыли от использования патентов, которая была установлена для него в этом соглашении. Примером "трагедии анти-общедоступной собственности", проявляющейся в том, что большое число патентов и нежелание владельцев патента сотрудничать с другими фирмами и предоставлять им патенты неблагоприятным образом сказывается на технологическом развитии отрасли, может служить ситуация, которая в начале прошлого века на заре развития радио сложилась в полупроводниковой промышленности. Радио – продукт, в котором используется множество технологий. Ряд фирм обладал важными патентами на эти технологии, и каждая из них могла блокировать доступ других фирм к ключевым компонентам технологии. Компании отказывались от взаимного обмена лицензиями, и безвыходная ситуация существовала до 1919 г., когда пионеры электронной промышленности – "American Marconi", "General Electric", "American Telephone and Telegraph" (AT&T) создали Американскую Радиокорпорацию и согласились продать ей свои патенты. Это соглашение о взаимном обмене лицензиями предложило модель сотрудничества, которую и в наши дни применяют фирмы в полупроводниковой промышленности^[3].

Можно привести другой пример решения, которое было найдено коммерческой компанией^[4]. В феврале 1995 г. компания "Merck Pharmaceuticals" заявила о создании совместно с Вашингтонским университетом в Сент-Льюисе открытой базы данных о последовательности нуклеотидов в геноме человека. К 1998 г. эта база данных – "Merck Gene Index" – опубликовала более 800 тыс. генных последовательностей. Компания потратила несколько миллионов долларов на предотвращение угрозы того, что патенты будут блокировать исследовательские проекты, которые зависят от информации о генной последовательности. Стратегия компании "Merck", основанная на расширении сферы общего доступа, внесла значительный вклад в ослаблении угрозы, связанной с трагедией анти-общедоступной собственности в этой сфере.