Государство на деколонизованном Востоке

Нетрудно заметить, что основные элементы западной цивилизации не только противостояли традициям Востока, но и практически были несовместимы с ними. С одной стороны, это ставка на материальный успех индивида, собственника, гражданина, обладающего правовой защитой закона, огражденного веками выковывавшейся и направленной против произвола власти броней демократических процедур, свобод, гласности, разделения властей, независимого суда, т.е. всего того, что является сущностью гражданского общества. С другой - привычные нормы всесилия власти и бесправия подданного, произвола власть имущих и безгласности отдельного человека, включенного для выживания в состав разного рода социальных корпораций, внутренне тоже организованных по принципу безоговорочного подчинения младших старшим. Соединить одно с другим означало бы попытку соединить несоединимое. Стало быть, речь должна была идти не столько о синтезе старого и нового, своего и чужого, сколько о вытеснении и замещении одного другим. Но так бывает только в теории. Социальная практика сложнее, и она сводится именно к соединению, пусть даже к насильственному и неорганичному, к сближению несовместимого, к сосуществованию одного с другим, по меньшей мере вначале, на первых порах. Впрочем, последующее скрепление либо органичное соединение элементов, равно как и вытеснение одних другими, зависело уже от многих обстоятельств, которые были в разных странах Востока весьма различны и, в свою очередь, обусловливались множеством факторов.

пример

Индия, например, с ее древней многовековой традицией религиозного плюрализма и ненасильственных действий, с огромной ролью в ее жизни общины и касты при сравнительно ограниченных функциях государства оказалась достаточно благоприятным полигоном для насаждения там элементов британской политической практики и культуры, включая вестминстерскую парламентскую традицию. Принимая во внимание длительность правления англичан в Индии и целенаправленность политики британской колониальной администрации, не приходится удивляться тому, что английская парламентарно-демократическая модель в Индии была воспринята, а затем и закреплена, внедрена в жизнь достаточно основательно. Однако это далеко не значит, что весь механизм демократической культуры сразу же стал работать в Индии так, как в самой Англии. Достаточно обратить внимание на поведение электората, склонного поддерживать имя и личность кандидата, но не его программу, чтобы зафиксировать существенную разницу между этими странами. Разница станет еще более очевидной, если принять во внимание принцип организации в Индии политических партий, фракций и группировок, многие из которых организованы по традиционному принципу вчерашних социальных корпораций с их подчинением и преданностью тесно и навсегда связанных друг с другом людей возглавляющим их лидерам. Впрочем, это характерно не только для сравнительно еще отсталой Индии, но и для передовой Японии.

Если это заметно в Японии и Индии, то что же говорить об Африке?! Здесь спаянность и взаимозависимость электората восходят не только к социальным корпорациям, но и прямо к племенным первобытным связям. Тем не менее именно в Африке наиболее активно насаждаются европейские стандарты администрации и партийно-демократической практики, причем за неимением весомой альтернативы (если не считать за альтернативу первобытно-племенные нормы и неконтролируемый произвол власти) эти стандарты постепенно укрепляются, вживаются в ткань традиционной структуры. Новые поколения все органичней адаптируются к ним. Правда, далеко не все гладко. Время от времени происходят перевороты, с удивительной легкостью возвращающие структуру к исходному уровню и порой отмечаемые кровожадными тенденциями упивающихся властью вождей и царьков. Но характерно, что слишком долго всевластный диктатор или взобравшийся на трон тиран не удерживается. Политическая почва в Африке зыбка, традиций сколько-нибудь институционализованной и тем более устойчивой власти и сильного централизованного правительства, столь типичных для Азии, здесь нет. И это способствует восстановлению демократической нормы, привнесенной колонизаторами. Правда, местные особенности оказали свое воздействие на эту норму. Несмотря на племенной плюрализм и даже во многом благодаря именно ему многие из молодых африканских государств отошли от практики опирающейся на привычные нормы трибализма многопартийной борьбы, которая распыляет и без того слабые силы политических верхов. Многие предпочли ей однопартийные режимы на весьма широкой основе (организации типа народного фронта и т.п.) с пропорциональным представительством.

Между Индией, почти идеально вписавшейся в парламентскую демократию по-английски, и Африкой с ее происходившей на ходу переработкой колониального наследия в политико-правовой сфере находятся остальные страны Востока. Где-то парламентские республики приживаются лучше, где-то хуже. В одних странах часты военные перевороты, другие почти свободны от них. Однако везде европейский стандарт корректируется восточной традицией. Собственно, именно этого и следовало ожидать. Вопрос лишь в том, к чему в конечном счете сводится корректировка.

Казалось бы, учитывая все рассмотренное выше, следовало ожидать, что наследие колониализма и влияние еврокапиталистических стандартов так или иначе должны были бы потеснить, если даже не подорвать традиционные позиции восточного государства, издревле бывшего не просто всесильным, но всемогущим. Государство, которое оказалось под воздействием системы тщательно разработанных Западом и активно внедренных в странах Востока избирательных процедур, демократических институтов, прав и гарантий, должно было не просто утратить свое былое могущество и всевластие, но уйти на задний план, очистив место для другого, в рамках которого общество смешанного типа, осознавшее свои возможности, энергично двинулось бы в сторону общества западного типа. Кое-где так и произошло. Но далеко не сразу и тем более не везде. Государства на современном Востоке после его деколонизации и обретения политической независимости начали обретать свой особый облик, отнюдь не схожий с таким, какой столь типичен для буржуазного Запада. Они оказались едва ли не столь же всемогущими, что и прежде. Во всяком случае это было характерно для начала постколониальной истории Востока, т.е. именно тогда, когда, казалось бы, должны были активно начать работать те институты, которые отражали интересы пробудившегося народа и соответственно ослабляли позиции всесильного традиционного государства. Более того, в ряде случаев новые государства обретали даже дополнительную мощь. Почему это произошло?

Дело в том, что на Востоке государство было иное, чем в Европе. На фиксации и объяснении причин этой очень важной, принципиальной разницы строится вся концепция данной работы. На Востоке государство никогда не было выразителем интересов общества, а напротив, всегда было орудием господства над ним со стороны власть имущих. Соответственно выглядела и вся традиционная структура власти-собственности, принципиально в этом плане отличавшаяся от антично-буржуазной с ее бесспорным приоритетом гражданского общества. Поэтому не приходится удивляться тому, что заимствование важнейших по своей значимости политико-правовых стандартов европейского типа, сыгравшее огромную роль в процессе трансформации традиционного Востока, не могло быстро привести к превращению восточного государства в европейское. Не могло потому, что процессы, происходившие в экономике трансформировавшегося Востока, не только существенно отставали от трансформации в сфере политики либо права (это особенно заметно на примере Тропической Африки, где молодые государства от первобытности делали скачок в сторону парламентской демократии), но и, эволюционируя, требовали, как ни парадоксально, все большего внимания со стороны государства, все большего участия его в системе трансформирующихся политических, экономических и социальных отношений. Государства постколониального Востока не только продолжали быть субъектами всех подобных отношений, но и как бы наращивали это свое качество, обычное для Востока. Чтобы более обстоятельно разобраться в причинах и обстоятельствах, которые сопровождали процесс вовлечения молодых самостоятельных государств Востока в хозяйственные проблемы, рассмотрим этот вопрос специально.