Автоматический конформизм

Противоположность свободы — автоматический конформизм. Свобода от зависимостей порождает тревогу, противостоять которой позволяет мужество. Цена свободы — неизбежность зла. Если человек свободен выбирать, никто не может гарантировать, что его выбор будет таким, а не иным. Все великие святые считали себя великими грешниками, ибо были чрезвычайно чувствительны к добру и злу. Восприимчивость к добру означает чувствительность к последствиям своих действий; расширяя потенциальные возможности для добра, она одновременно расширяет возможности и для зла. Освобождение является целью психотерапии — освобождение от симптомов, от принуждений, от неконструктивных навыков. Одновременно психотерапия стремится к осознанию пациентом своих возможностей, своей свободы выбирать свой образ жизни, принимая неизбежное. Экзистенциальная психотерапия, по Мэю, не является школой, противостоящей другим психотерапевтическим школам. Она, напротив, позволяет расширить и углубить контекст любой психотерапии.

Мэй понял, что главной причиной его болезни было отчаяние, чувство обреченности и недостаточность самоутверждения. Он научился прислушиваться к своему телу, внутренне концентрируясь, подобно медитации, чтобы понять, когда что-то делать, а когда отдыхать. Мэй осознал, что лечение — это активный процесс, в котором он сам должен принимать участие.

Концепция страха

Мэй считал, что сформулированная Фрейдом вторая концепция страха имела позитивное значение, поскольку вела к символическому пониманию опыта рождения и кастрации, выстраивающему последовательный ряд явлений: страх потери матери при рождении, страх потери пениса в фаллический период, страх потери одобрения со стороны Сверх-Я и страх потери жизни. В его понимании важным аспектом было то, что в конечном счете источником тревоги является страх перед потерей матери (страх отделения от матери), или, иначе говоря, страх потери ценностей. Вместе с тем ему представлялось, что и во второй концепции страха акцент на либидо затемнял проблему, в то время как либидо следовало бы рассматривать в качестве не экономического феномена, но функции, зависящей от ценностей или целей, к которым стремится человек во взаимоотношениях с внешним миром.

Рассмотрев представления о тревоге, высказанные Кьеркегором и Фрейдом, а также различными исследователями, включая таких представителей психоанализа, как Ранк, Хорни, Салливэн, Фромм, Мэй пришел к следующим выводам:

1) тревога — это опасение в ситуации, когда под угрозой находится ценность, которая жизненно важна для человека как личности;

2) чувство опасности при переживании тревоги не обязательно должно быть более интенсивным, чем чувство страха, однако чувство тревоги охватывает человека на более глубинном уровне, представляя угрозу самой сердцевине личности;

3) тревога мучительнее, чем страх;

4) переживаемые человеком всевозможные страхи основаны на его системе безопасности, в то время как тревога ставит под угрозу саму эту систему безопасности;

5) тревога — недифференцировнаная эмоциональная реакция на опасность, а страх — дифференцированная эмоциональная реакция в ответ на конкретные сигналы тревоги;

6) тревога является первичным феноменом, а страх — вторичным.

Проведя различие между нормальной и невротической тревогой, Мэй исходил из того, что первый вид тревоги адекватен объективной опасности, не ведет к вытеснению или формированию внутрипсихического конфликта, человек может справиться с ним конструктивно, используя свои способности, а не невротические защитные механизмы. Вторая, т.е. невротическая, тревога относится к субъективной стороне человека и свидетельствует о внутренних психологических процессах и конфликтах, мешающих ему использовать свои способности.

При невротической тревоге вытеснение создает внутренние противоречия, создавая угрозу нарушения психологического равновесия, скрывает реальную опасность, с которой человек мог бы справиться, усиливает чувство беспомощности, так как человек вынужден ставить себе ограничения и отказываться от использования своей силы.

Согласно Мэю, нормальная тревога присуща организму по его природе, а ее качественные особенности и формы складываются у каждого человека в процессе обучения. В целом тревога — это некий знак, указывающий на то, что у человека не все в порядке в его личной жизни и в отношениях с другими людьми. Ее можно рассматривать в качестве идущего изнутри зова о необходимости разрешения проблемы. В принципе человек не может избежать тревоги как таковой, он не может уменьшить ее. Овладение тревогой состоит в снижении ее до нормального уровня, а затем — в использовании нормальной тревоги как стимула к увеличению осознавания, бдительности и жизненной энергии.

В понимании Мэя тревога неразрывно связана с экзистенциальными аспектами человеческого бытия, и в этом смысле полное отсутствие ее невозможно. Другое дело, что невротическая тревога является результатом неудавшейся попытки совладать с пережитыми человеком прошлыми ситуациями тревоги, особенно в раннем детстве. Но возможно конструктивное использование нормальной тревоги, которое состоит не в обходе вокруг нее и не в смирении с ней, а в движении сквозь вызывающую тревогу ситуацию. Поэтому мужество человека заключается не в отсутствии тревоги и страха, а в способности двигаться дальше, даже испытывая страх, и преодолевать вызывающие тревогу переживания. Речь идет о творческой способности человека преодолевать невротический конфликт, трансцендировать невротическую тревогу в нормальную и жить с ней.

Словом, тревога для Мэя — это важнейший элемент существования человека. Она имеет смысл, и ее можно использовать конструктивно. Встреча с ней может освободить человека от скуки, обострить ее восприятие, создать напряжение, на котором основывается сохранение жизни. В экзистенциальном плане тревога является не чем иным, как переживанием бытия, утверждающего себя на фоне небытия и, следовательно, для конструктивной конфронтации с ней человеку необходимы независимость и свобода.

Подобно некоторым психоаналитикам Р. Мэй придерживался экзистенциальной точки зрения на феномен человека. Он считал, что нельзя адекватно описать и понять бытие человека на сущностной основе. Это не означало, что экзистенциальная психотерапия отрицала подходы, основанные на изучении влечений, дискретных механизмов функционирования организма и психики человека. Но она исходила из того, что если образ человека основывается исключительно на таких методах, то это ни к чему хорошему не приводит.

Чем более точно определяются силы и влечения, тем менее определенно говорится о существовании человека. Ведь в реальной жизни человек всегда использует силы и влечения уникальным способом. Поэтому экзистенциальный подход к человеческому бытию основывается на рассмотрении механизмов действия через призму личности, а не личности через призму механизмов действия, как это имело место в психологических теориях, уповавших на биологические, физические и химические законы функционирования живого организма.

Для Мэя экзистенциализм в психологии и психотерапии означал не специальную школу, а особый подход к человеческому бытию. Экзистенциальная психотерапия представлялась ему в качестве особой установки по отношению к терапии, а не системы терапии как таковой, интереса к пониманию структуры человеческого бытия и его переживаний, а не набора новых техник. В этом смысле любой психоаналитик и психотерапевт являются экзистенциальными в той мере, в которой они оказываются способными воспринимать пациента в его реальности.