Узуфрукт
Как указывалось выше, для нас осталось непонятным рассмотрение узуфрукта и рентного права как двух различных вещных прав, поскольку описания того и другого (по крайней мере — в интерпретации Е. А. Суханова) едва ли не тождественны. Сравним два отрывка:
"..."Вещное обременение" предоставляет управомоченному лицу право требовать от собственника участка совершения некоторых положительных действий, что принципиально отличает его от конструкции сервитута", как-то "...выплачивать определенную сумму в пользу управомоченного лица за счет стоимости этого участка", выдавать "...определенное количество воды, энергии, продуктов сельского хозяйства"[1].
"В отличие от сервитута узуфрукт предусматривает обязанность собственника обремененной им недвижимости совершать определенные действия в пользу управомоченного лица (узуфруктуария), например, предоставлять ему вещь для использования, производить определенные выдачи или выплаты и т.п.".
Найдите, как говорится, десять отличий! Да что там десять — хотя бы одно! — имеется ли? Исключая формулировки — вряд ли. В чем же здесь дело? Если рентное право — частный случай узуфрукта, то зачем нужно их отдельное рассмотрение? А если, все-таки, нужно, то в чем же разница между этими правами?
Обратившись к любому пособию по римскому праву легко установить, что так называемый ususfmctus (узуфрукт) представляет собой "...вещное право лично пользоваться чужой непотребляемой вещью [ius utendi] и извлекать из нее естественные плоды [ius fruendi, не изменяя сущности самой вещи [salva rerum substantia][2]. Будучи чисто личным (неотчуждаемым, не передаваемым и даже не наследуемым) правом, возникающим, главным образом, по завещательному отказу, соглашению и давности, узуфрукт, несомненно, должен быть признан разновидностью личного сервитута.
Сказанного вполне достаточно для того, чтобы в полной мере оценить во-первых, противопоставление узуфрукта сервитуту (видового понятия — родовому!), во-вторых — объединение узуфрукта с рентным правом (которое как раз должно быть противопоставлено узуфрукту!) и, в-третьих, заключение о вещном характере узуфрукта, реализуемого... посредством требования узуфруктуария к собственнику, обязанному к совершению определенных положительных действий (выплатам и выдачам)! Верен лишь последний вывод, но и тот по сути не мотивирован. Узуфрукт — действительно вещное право, но не потому, что имеет нечто общее с рентным правом, а потому, что является частным случаем другого ограниченного вещного права — сервитута. Ясно, что если родовая категория является ограниченным вещным правом, то подчиненное ему видовое понятие никак не может им не быть.
Ожидаемое право
В Учебнике это право лишь называется с отсылкой читателя за более подробными сведениями к цитируемой статье об ограниченных вещных правах, где мы встречаем следующее его описание:
"Весьма любопытную ситуацию с позиций учения о вещных правах закрепляет правило п. 3 ст. 564 ГК. В соответствии с ним покупатель предприятия (имущественного комплекса) до перехода к нему права собственности на указанный объект (до момента полной оплаты или наступления иных предусмотренных договором обстоятельств) тем не менее вправе "распоряжаться имуществом и правами, входящими в состав переданного предприятия, в той мере, в какой это необходимо для целей, для которых предприятие было приобретено". Смысл данного правила очевиден: нормальное продолжение деятельности предприятия при смене собственника. Однако на каком юридическом титуле новый владелец, не будучи собственником этого предприятия, распоряжается его имуществом? -Закон прямо предоставляет ему "право распоряжения", не квалифицируя его юридическую природу. Интересно, что аналогичные ситуации в германской юридической практике и теории принято трактовать как появление у покупателя особого права, называемого ("ожидаемое право"). Оно заключается в праве покупателя вещи определенным образом использовать ее или распоряжаться ею от момента заключения договора до момента полной оплаты покупной цены, разумеется, при условии фактической передачи ему этой вещи продавцом... Правда, вместе с тем всегда оговаривается, что речь идет о квалификации, прямо не известной закону и выработанной исключительно практическими потребностями. Однако такое "ожидаемое право" неизменно рассматривается в качестве вещного права, что в известной мере характеризует некоторые перспективы законодательного развития данного института. С отмеченных позиций можно решить вопрос и о квалификации "права распоряжения", предусмотренного п. 3 ст. 564 ГК"[3].
Проанализируем сказанное.
Прежде всего нужно обратить внимание, что объектом загадочного права являются не только вещи, но и вообще имущество, в том числе — права, входящие в состав переданного предприятия. Одно это обстоятельство -великое разнообразные субстанций, признаваемых объектами исследуемой возможности — уже должно бы посеять сомнения в ее вещно-правовой природе. Разве только ОГЛАВЛЕНИЕ этой возможности различно: в отношении вещей одно, в отношении прав — другое. Но нет, этого мы не видим; напротив, п. 3 ст. 564 ГК говорит об одной возможности (а не "возможностях") — возможности "распоряжения имуществом и правами". Реализация такой возможности покупателем предприятия приведет к прекращению права собственности продавца предприятия па определенные вещи, входящие в его состав, а также может привести к изменению или прекращению прав продавца на иное имущество. Покупателю предприятия таким образом вручается возможность, действуя в собственных интересах, изменять и прекращать своими односторонними действиями правоотношения с участием другого лица (продавца предприятия). Памятуя об аналогичной возможности, рассмотренной применительно к залоговому праву, праву удержания, правам хозяйственного ведения и оперативного управления, а также — преимущественному праву покупки, легко понять, что никакого отношения к ограниченному вещному праву она не имеет. Перед нами, как и в предыдущих случаях, секундарное право, т.е. элемент правоспособности одного лица (в данном случае продавца предприятия или собственника входящих в его состав вещей), — возможность распоряжения субъективным правом, — перенесенный в правоспособность другого лица (здесь — покупателя предприятия).
Имеются ли у покупателя предприятия какие-то иные, обеспеченные правом, возможности, например, владения и пользования вещами? Изучаемая норма ясно говорит о том, что ею регулируются отношения по поводу реально переданного покупателю, т.е. поступившего в его фактическое владение, имущества. Но признается ли ею за покупателем правомочие владения, или же это фактическое владение защищается правом само по себе, как подлежащий правовой охране элемент гражданского правопорядка? Признание одного только правомочия владения само по себе бессмысленно, ибо фактическое господство над вещью не может быть самоцелью; для распоряжения же правом на вещь во владении вещью нет никакой необходимости. Значит, ответ на поставленный вопрос зависит, по-видимому, от того, сможем ли мы допустить признание за покупателем предприятия возможности пользования его материальными составляющими. Комментируемая норма о такой возможности не упоминает, но совершенно очевидно, подразумевает. Па это указывает оговорка о том, что распоряжение вещами и правами покупатель осуществляет "в той мере, в какой это необходимо для тех целей, для которых предприятие было приобретено"[4]. Поскольку предприятие приобретается для достижения фактических, но не юридических целей (в первую очередь — для ведения определенной производственной, торговой или иной предпринимательской деятельности), то указание в норме о признании за покупателем предприятия возможности распоряжения сто составляющими должно трактоваться не в строго юридическом, а в более широком смысле, включающем в себя не только возможность распоряжения правами на элементы предприятия, но и самими этими элементами, в том числе посредством извлечения заключенных в них потребительских свойств — ограниченного (целевого) пользования.
Таким образом, пресловутое или ожидаемое право может быть определено как субъективное право покупателя предприятия на индивидуально определенные вещи, входящие в его состав и принадлежащие продавцу предприятия, включающее в себя правомочия владения, а также ограниченного целевого пользования этими вещами. Видно, что данное право является правом на чужие вещи, притом — реализуемым активными действиями управомоченного лица. Остается выяснить главный вопрос: является ли оно абсолютным или относительным? Если руководствоваться нашим взглядом, согласно которому право на индивидуально определенную вещь становится вещным (а значит, естественно, и абсолютным) всегда, когда в его состав входит правомочие владения, то никаких сомнений не остается: да, ожидаемое право является абсолютным и, следовательно, вещным. Если же этой точки зрения не учитывать, то ответить можно лишь предположительно, руководствуясь "широким" значением употребленного в норме термина "распоряжение", охватывающего собою не только собственно распоряжение, но и пользование, которое, таким образом, как и распоряжение в узком смысле, должно быть противопоставлено неопределенному кругу лиц. Только таким образом можно было бы сделать вывод об абсолютной природе субъективного ожидаемого права и, следовательно, заключение о том, что оно действительно относится к категории ограниченных вещных прав. Вместе с тем, оно вряд ли является их самостоятельным видом, ибо сто ОГЛАВЛЕНИЕ — владение в целях ограниченного пользования чужими вещами — вполне вписывается в более широкое (родовое) понятие — понятие вещного сервитута.
Право ограниченного владения землей
В Учебнике упоминается о том, что авторы Концепции развития гражданского законодательства о недвижимости предлагают сконструировать право ограниченного владения земельным участком в качестве нового, пока неизвестного отечественному правопорядку, ограниченного вещного права. Никакого отношения к этому предложению он не высказывает, но, учитывая контекст, в котором об этом упомянуто, можно с высокой степенью вероятности предположить, что ученый не имеет ничего против отнесения этого права к категории ограниченных вещных. Изучение соответствующих положений Концепции (§ 7), в частности — тезисов о содержании этого права и его объекте не оставляют сомнения в правильности этого взгляда; ниже он будет рассмотрен на материале изменений и дополнений, предложенных к внесению в Гражданский кодекс РФ.
Итак, что же мы видим по изучении субъективных прав, с вещной природой которых дело обстоит не столь однозначно, как с иными, изученными тщательнее, правами? Если наши результаты рассмотрения субъективных прав в Очерке 4 практически совпали с результатами проф. Суханова, отличаясь только своей мотивировкой (аргументацией), то по итогам Очерка 5 мы имеем уже совсем иное положение. Помимо сохранившегося различия в аргументации совпадающих результатов мы получили (в двух случаях из шести рассмотренных) и результаты радикально несовпадающие, начисто исключающие друг друга. Сколь безусловно Е. А. Суханов причислил к сонму вещных рентное право и преимущественное право покупки, столь же категорически этого не позволяет сделать подход к понятию вещного права, используемый нами.