Ценности как контекст развития социальных теорий

Господствующие в ту или иную эпоху стили социального теоретизирования являются лишь теми общими рамками, в которых разворачивается конкретная исследовательская деятельность но изучению общества и человека.

Многие представители социальных и гуманитарных наук убеждены в свободе своего творчества, в независимости развиваемых ими концепций общества и человека от "настоящего" и от той социальной среды, в которой протекает исследование. Не замечать ограничений, диктуемых культурой своего времени, – не означает, однако, быть совершенно свободным от этих ограничений.

Нужно также отметить, что ценности, опираясь на которые осуществляется социальное и гуманитарное исследование, задаются главным образом как раз стилями социального теоретизирования. Если общий стиль теоретизирования воспринимается социальным исследователем как нечто само собой разумеющееся, навязываемые этим стилем ценности могут совершенно не ощущаться исследователем.

Социальная теория невозможна без определенных представлений о сущности человека, о равенстве, справедливости, свободе, целях общественного развития и т.п. Общий характер этих представлений определяется не столько наукой, сколько культурой своего времени и той социальной средой, в которой они складываются.

Стиль социального теоретизирования – это, в первую очередь, связная система таких представлений. Именно она определяет то общее освещение конкретных социальных исследований, которое меняет все попавшие в сферу его действия цвета.

В данном выше описании современного общества (посткапитализма, коммунизма, национал-социализма) нет никаких явных оценок. Исключением является, быть может, только фрагмент, в котором идет речь о глубинном внутреннем сходстве посткапитализма и радикального социализма. Это показывает, что конкретная социальная теория может вообще не включать те ключевые категории социального познания, которые, подобно справедливости, свободе и равенству, неразрывно связаны с ценностями.

Но всякая, даже частная социальная теория существует в рамках определенного стиля социального теоретизирования. Именно он задает значения основополагающих категорий социального мышления. Находясь в поле его действия, конкретная теория может не задаваться вопросом об этих значениях и даже не употреблять сами эти категории. Они окажутся только той системой координат, в рамках которых располагается теория и от которых она имеет полное право отвлечься.

Г. Риккертом, М. Вебером и др. разрабатывалась программа радикальной перестройки социальных и гуманитарных наук (наук о культуре), призванная исключить из этих наук явные оценки и в максимальной степени заместить понимание как подведение иод ценность каузальным пониманием. Эта программа получила название отнесение к ценностям.

Само понятие "отнесение к ценностям" было введено Риккертом, считавшим его ключевым в процессе формирования понятий и суждений в индивидуализирующих науках о культуре. Если мы понимаем какой-нибудь объект индивидуализирующим способом, говорит Риккерт, то особенность его должна быть связана каким-нибудь образом с ценностями, которые ни с каким другим объектом не могут находиться в такой же связи.

В дальнейшем Вебер попытался разработать целостную программу исключения прямых оценочных утверждений из наук о культуре и прежде всего из истории и социологии. "Пророку и демагогу, – говорил Вебер, – не место на кафедре в учебной аудитории". Центральным в этой программе также являлось понятие отнесения к ценностям. Такое отнесение предполагает, по Веберу:

• учет перспектив развития исследуемых социальных явлений (их "шансов" в будущем) и введение на этой основе кажущихся чисто описательными идеальных типов;

• вынесение всех оценок за пределы теоретической системы;

• возможно более полное исключение из такой системы понимания как подведения под общую оценку путем замещения его операцией каузального понимания.

Согласно Веберу, "идеальный тип" – это понятие, отсылающее к культурно-историческим объектам, интерпретированным в свете определенных ценностей. "Ведь наш интерес к тем феноменам, которые выступают в качестве явлений культуры, всегда связан с их “культурным значением ”, возникающим вследствие отнесения их к самым различным ценностным идеям".

Определения таких понятий находятся между реальными определениями (определениями-описаниями) и номинальными определениями (определениями-предписаниями).

По Веберу, ключевые понятия социальных и гуманитарных наук (наук о культуре) представляют собой идеальные типы. Например, основные понятия теории капитализма Маркса (частная собственность, прибавочная стоимость, эксплуатация и др.) являются идеальными типами, т.е. существуют в контексте, или в координатах, определенных ценностей.

Вебер упрекает Маркса не за использование подобного рода понятий (без них невозможно вычленение самого исторического "объекта", являющегося предметом исследования), а за то, что их определения представляются Марксу чистыми описаниями, никак не связанными с ценностями и являющимися истинными или ложными, как и все реальные определения. Понятие идеального типа вводилось Вебером в рамках общей концепции отнесения к ценностям.

Как ценности, так и ориентированные на них "точки зрения", с которых рассматриваются объекты культуры, схватываемые идеальными типами, подвержены изменению. Поэтому идеальным типам свойственна, как подчеркивает Вебер, такая зависимость от "субъективных ценностей", которая совершенно чужда тем естественным наукам, которые но своему типу близки, например, механике. Идеальные типы являются индивидуальными "ценностными понятиями", поскольку они образованы путем соотнесения с "ценностными идеями".

Представление об идеальных типах было одним из важных элементов разрабатывавшейся Вебером общей программы исключения прямых оценочных утверждений из наук о культуре.

Невозможно, считает Вебер, раз и навсегда исключить ценности (а значит, и оценки) из атмосферы, в которой развиваются науки о культуре, ибо "человеческое поведение" становится "действием" лишь в том случае и постольку, поскольку действующий индивид или действующие индивиды связывают с ним субъективный смысл.

Но ценности не должны входить непосредственно в ткань социальной или гуманитарной теории. Они должны составлять тот контекст, в котором она существует, быть общими координатами теоретизирования, но не его составной частью.

Отнесение к ценностям как вынесение ценностей за скобки теории не является оценкой, поскольку оно представляет собой лишь общее освещение той сцены, на которой разворачивается теоретическая деятельность. Отнесение той или иной группы исследуемых явлений к определенным общечеловеческим ценностям, актуализируемым в данную эпоху и выражающим ее преобладающий интерес, – это, по Веберу, "чисто логический метод", который вовсе не открывает двери в эмпирическое исследование "практическим оценкам". Поскольку понятия теории несут на себе отблеск ценностей, в контексте которых она существует, эти понятия являются только способами идеальной типизации, некоторыми образами-схемами, позволяющими наиболее удобным способом упорядочивать эмпирический материал, поставляемый конкретными исследованиями.

Таково, например, понятие "капитализм" у Маркса и В. Зомбарта. В свете ценностей, принимавшихся Марксом, капитализм есть клонящийся к гибели общественный строй, непосредственно предшествующий коммунизму; согласно Зомбарту, руководствовавшемуся совсем иными жизненными впечатлениями и ценностями, но не заявлявшему, впрочем, о них открыто, капитализм представляет собой достаточно совершенный, установившийся иа неограниченно долгое время строй.

Проблема отнесения к ценностям вызвала и продолжает вызывать большие споры. В 1960-е гг. в дискуссиях по поводу "логики социальных наук" активно участвовали социологи и философы Т. Парсонс, Г. Маркузе, Ю. Хабермас и др.

Концепция отнесения к ценностям была первой серьезной попыткой разрешить важную методологическую проблему, связанную с социальными и гуманитарными науками, – дилемму объективного и субъективного.

Человеческая деятельность невозможна без оценок (и их частного случая – норм). Науки, изучающие человека и общество, имеют своей целью рационализацию человеческой деятельности (указание лучшего из возможных способов действия), и потому формулируют неявные или даже явные оценки. С другой стороны, оценка всегда субъективна, она выражает какие-то индивидуальные или групповые предпочтения; по поводу одних и тех же социальных перспектив (например будущего капитализма) могут высказываться самые разные оценочные суждения.

Концепция отнесения к ценностям не отличалась ясностью и не решила вопрос о месте ценностей в социальном и гуманитарном познании. Но она впервые прямо поставила данный вопрос.

Требуя устранения ценностей из социальных наук, М. Вебер говорил одновременно о всегда существующем в социальном исследовании "отнесении к ценностям". Частные социальные теории могут не содержать каких- либо ценностей. Но эти теории развиваются в свете определенных общих ценностей и не могут существовать без них.

Понятие стиля социального теоретизирования позволяет прояснить кажущуюся парадоксальной идею исключения ценностей из социальных теорий путем "отнесения к ценностям". Если ценности задаются стилем социального теоретизирования, то достаточно принять тот или иной конкретный стиль, быть может, не заявляя об этом явно, чтобы в дальнейшем избегать каких-либо явных или даже неявных оценок.

Исследователь, рассуждающий в духе либерализма, может не использовать центральную для либерального мышления категорию индивидуальной свободы, несомненно, являющуюся ценностью. Придерживаясь консервативного стиля мышления, можно не затрагивать тему "органических целостностей", подобных обществу и государству, поскольку их приоритет над всеми иными социальными ценностями неотделим от самой сути консерватизма. Социалистический стиль мышления предполагает, что реализация той глобальной цели, которая стоит перед обществом, значимее индивидуальной свободы, сохранения "органических целостностей" и т.п.; принятие этого стиля позволяет вообще не ссылаться на какие-либо ценности и не пытаться установить некоторую их иерархию.

Простой пример поможет прояснить эту ситуацию. В русской философии – от основателя славянофильства А. С. Хомякова до С. Л. Франка – много говорилось о соборности, под которой понималось объединение людей в духе, в живой вере и т.п. Высшим видом соборности считалось объединение людей в любви. Понятие соборности является одним из самых темных в русской философии XIX–XX вв.

Другие люди, говорит, например, Франк, даны нам прежде всего через откровение; бытие "мы" – еще более первичный вид откровения. "В откровении “мы” нам дан радостный и укрепляющий нас опыт внутренней сопринадлежности и однородности “внутреннего” и “внешнего” бытия, опыт интимного сродства моего внутреннего самобытия с окружающим меня бытием внешним, опыт внутреннего приюта души в родном доме. Отсюда – святость, умилительность, неизбывная глубина чувства родины, семьи, дружбы, вероисповедного единства. В лице “мы” реальность открывается как царство духов, и притом через внутреннее самооткровение самой себе". "Мы" – это прежде всего духовное объединение, соединение людей, жертвующих своей индивидуальностью и неповторимостью ради реализации общими усилиями какой-то великой идеи.

Те, кто развивал представление о соборности, не считали нужным и интересным разъяснять самое важное: в чем именно должна состоять "великая идея", ради которой индивид должен жертвовать своей неповторимостью? Причина этого в том, что понятие соборности являлось "идеальным типом" в смысле Вебера и существовало в свете, или в контексте, определенных, кажущихся очевидными и неоспоримыми ценностей.

В идею соборности чаще всего вкладывался религиозный смысл: создание на земле подобия "царства Божия", в котором люди объединены главным образом религиозной верой, любовью к Богу и т.п.

Иногда за идеей соборности стояла мысль об особом величии и особом историческом пути России, призвание которой – указывать дорогу в будущее другим народам. Как и религиозные ценности, эта мысль представлялась некоторым сторонникам идеи соборности очевидной и неоспоримой.

В контексте иных ценностей можно рассуждать, однако, совершенно иначе. В частности, контекст либеральпо-демократических ценностей позволяет сделать заключение, что социальной предпосылкой формирования и распространения идеи соборности был в первую очередь коллективистический характер российского общества, экономическая отсталость страны, медленное вызревание в пей капитализма.

"Объединение людей в любви" остается абстрактной фразой, пока не указывается, на что именно направлена объединяющая людей любовь. В средневековом обществе они объединялись прежде всего в любви к Богу. В России XIX в. ни Бог, ни тем более царь не могли уже быть предметом особой любви и основой объединения людей. Именно поэтому само понятие соборности оставалось смутным. Оно подчеркивало желательность и даже неизбежность коллективных действий, соединяющих людей в единое целое, но не указывало той цели, или ценности, на которую могли бы быть направлены эти действия.

Основной смысл идеи соборности близок понятию обнаженности, или прозрачности, индивида. Соборность – это полная растворенность индивида в коллективной целостности, реализующей некую глобальную цель. В свете коллективистических ценностей добровольный и энтузиастический отказ индивида от всего личностного и неповторимого, его слияние с "мы" и активное участие в "соборной" деятельности – непременное условие раскрытия богатства и внутреннего достояния человека.

Из того, что социальные науки предполагают или прямо включают определенные ценности, иногда выводится требование, чтобы эти науки давали прямую оценку конкретным социальным системам и даже рекомендовали некоторый совершенный тип общества.

Очевидно, однако, что поиски наилучшего социального устройства неминуемо приводят к финалистскому истолкованию человеческой истории. Если история движется к заранее предначертанному концу, то можно выделить общества, которые успешнее движутся к этому финишу, чем другие. Но если у истории пет никакой предопределенной цели, то вопрос, какое из них является наилучшим, повисает в воздухе.

XX век с неумолимой очевидностью показал, что идеального общества нет и никогда не будет. После краха идеи коммунизма, приведшей не к раю на земле, а к тоталитарному аду, трудно стало даже вообразить, каким могло бы быть совершенное общество. Человеческое воображение слабело при попытке представить себе райскую жизнь на небесах и оказывалось гораздо более эффективным при изображении картин страданий в аду. Тем более трудно вообразить совершенное во всех смыслах земное общественное устройство, хотя можно представить себе ад на земле, возникший в результате какой-то природной или социальной катастрофы, подобной атомной войне. Всякое общество несовершенно, оно представляет собой постоянную борьбу с проблемами, продолжающуюся до тех пор, пока они не будут решены или пока эти проблемы не начнут нарастать в геометрической прогрессии и не разрушат данное общество.

С точки зрения общей концепции истории как движения между двумя полюсами – коллективизмом и индивидуализмом (закрытым и открытым обществом), вопрос о совершенном устройстве общества во многом утрачивает свой смысл. Индивидуализм, в частности посткапитализм, совершенен, если он требуется обстоятельствами места и времени. В другое время и в других обстоятельствах более совершенным оказывается уже коллективизм или какая-то форма общественного устройства, промежуточная между ясно выраженными индивидуализмом и коллективизмом. Спрашивать в общей форме, что предпочтительнее: индивидуализм или коллективизм – все равно что ставить вопрос, что лучше: пила или молоток, не определяя, для какого дела требуется выбираемый инструмент.

Коллективизм постиндустриального общества (тоталитаризм) не может с этой точки зрения рассматриваться как временный отход некоторых обществ от некоей магистральной линии человеческой истории или как исторический тупик, в который некоторые общества попадают по недоразумению или по злому умыслу своих вождей и политических партий. Коллективистическая форма ряда постиндустриальных обществ являлась для них естественным продолжением их предшествующего развития. Она была лишь воспроизведением в современных условиях – и, значит, в современном виде, отличающемся особой жестокостью, – того коллективизма, который является постоянным фактором человеческой истории. Побуждения сторонников современного коллективизма были, можно думать, искренними. Однако мечта о прекрасном мире, построенном на началах разума и справедливости, привела к совершенно неожиданным результатам. Как сказал немецкий поэт Ф. Гёльдерлин, "что всегда превращало государство в ад на земле, так это попытки человека сделать его земным раем".