Сюжетные построения

Островский достиг подлинного совершенства не только в правдивом изображении русской действительности и в рельефной разработке характеров, но и в организации сюжета. Например, развязка в "Доходном месте" совпадала с кульминацией, усиливая драматизм совершающихся событий. В последних явлениях пятого действия на сцене появляются все персонажи, которые предстали перед зрителями в экспозиции. Но как все изменилось сейчас! Жадов, когда-то бурно протестовавший против "мерзостей" службы, взяток и взяточников, смирился и готов скорее стать сытым чиновником, чем остаться голодным, но честным тружеником. Вдруг в этот самый момент оказывается, что дядюшка, успевший пажить себе капитал, высокие чины и положение в обществе, попадает под суд как преступник. Возникает замкнутое построение, так называемая кольцевая симметрия, где автором неожиданно меняются акценты. Случайная, как могло бы показаться, реплика Юсова в самом начале развития действия об удачливом в сомнительных делах Вышневском ("Одного не достиг: в законе не совсем тверд") станет в исходе пьесы решающим и катастрофическим обстоятельством в судьбе уверенного в себе крупного чиновника. Иными словами, экспозиция содержит энергичный, но скрытый до поры до времени импульс будущего развертывания сюжета. В финале эта подробность, таящая в себе взрывную энергию, оборачивается драматической кульминацией-развязкой: Юсов оказался прав со своим невольным пророчеством. Его патрон попался как раз на беззаконии, на уголовно наказуемом деле, а желчное замечание (из первого действия) Вышневского, убеждающего племянника в том, что слабое утешение может найти в собственной честности человек, если он обитает на чердаке с куском черного хлеба, вновь звучит, преображенное, в заключительном монологе Жадова: "Уж теперь я не изменю себе. Если судьба приведет есть один черный хлеб – буду есть один черный хлеб. Никакие блага не соблазнят меня, нет!"

Таким образом, помимо остроты поставленной темы (взяточничества, чиновничьей коррупции), "вечной" для России, пьеса произвела громадное впечатление, потому что оказалась художественным шедевром, в котором чувствовалась рука искусного мастера формы. Неслучайно "Доходное место" стало одной из самых репертуарных пьес Островского и с неизменным успехом шло на сцене русских театров с XIX по XXI в., особенно в России, так как проблема, выдвинутая Островским, всегда оставалась здесь актуальной.

В комедиях и драмах 1870–1880-х гг. обращает на себя внимание своеобразная черта: в отличие от более ранних пьес сюжет может быть достаточно прост при нередкой осложненности фабулы, так что герой порой остается загадкой как для окружающих его действующих лиц, так и для зрителей. "Точно сила какая-то на тебя идет", – признается Телягев в пьесе "Бешеные деньги", говоря о Василькове, так и не понимая, что это за странный миллионер из "Чухломы" появился перед ним. Легко изъясняется на европейских языках, но на своем родном – самым варварским образом. Дворянин по происхождению, он свободнее чувствует себя с подрядчиками и рабочими, чем с людьми своего круга. В той же комедии одна история главы семейства Чебоксаровых – это целая "зашифрованная" судьба некогда могущественного дворянства и падение его прежнего величия. Осложнена фабула в "Лесе", в драме "Без вины виноватые".

Однако автор и здесь стремится четко структурировать композиционную систему своих произведений, чаще всего прибегая к излюбленному своему приему – контрасту: Глумов и его окружение ("На всякого мудреца довольно простоты"); Васильков и московский полусвет ("Бешеные деньги"); Беркутов – Лыняев, Глафира – Мурзавецкая, Купавина ("Волки и овцы"); Геннадий Несчастливцев – Аркадий Счастливцев ("Лес"); Незна- мов – Шмага ("Без вины виноватые"), Ераст Громилов – Вася ("Таланты и поклонники").

Оставаясь в пределах абсолютного правдоподобия, драматург создает гротесковые "блоки" образов, построенных по принципу подчеркнутого противоположения. В комедии "На всякого мудреца довольно простоты" Городулин с его либеральными ухватками и любовью к красному словцу оттеняется генералом Крутицким с присущей тому солдафонской грубой прямолинейностью. В "Лесе" всегда неизменной, нерасчленимой нарой па сцепе всякий раз появляются два персонажа, тоже наделенные значащими именами, – Милонов и Бодаев, богатые помещики, соседи Гурмыжской. Уже открывающие текст пьесы авторские характеристики героев несут в себе организующее начало, определяя построение общей композиционной структуры комедии. Принцип контраста выдержан в этих кратких ремарках идеально:

Евгений Аполлоныч Милонов, лет 45-ти, гладко причесан, одет изысканно, в розовом галстуке.

Уар Кириллыч Бодаев, лет 60-ти, отставной кавалерист, седой, гладко стриженный, с большими усами и бакенбардами, в черном сюртуке, наглухо застегнутом, с крестами и медалями по-солдатски, с костылем в руке, немного глух.

Милонов (он не только в розовом галстуке, но все словно видит в "розовом свете") каждое свое появление на сцене начинает, о чем бы ни шла речь, с одной и той же восторженной фразы: "Все высокое и прекрасное..." Водаев с тем же упорством и последовательностью продолжает "возвышенный" порыв собеседника своим грубым, старческим брюзжанием ретрограда. В финале пьесы герои демонстрируют полное единодушие в высокомерном презрении к странствующим "комедиантам". Когда Геннадий Несчастливцев читает обличительный монолог из "Разбойников" Шиллера, Милонов вдруг возмущенно восклицает: "Но позвольте. За эти слова можно вас и к ответу!" Буланов же (будущий Бодаев) заканчивает фразу "оптимиста": "Да просто к становому!"

Гротесковый оборот неожиданно принимает и сюжет комедии. Гурмыжская объявляет приглашенным гостям: "Господа, я вас звала для подписания завещания, но обстоятельства несколько изменились. Я выхожу замуж..." (напомним, что вдова, которой давно перевалило за 50 лет, выходит замуж... за гимназиста!).