Сюжетно-композиционная основа "Повести"

"Повесть о Петре и Февронии" открывается религиозно-философским вступлением. На картине мира, нарисованной писателем, человек выступает как высшее творение Бога. Создатель даровал человеку ум, слово и душу, "надо всѣм земным существом царем постави". В произведении находит преломление идея ренессансного гуманизма, согласно которой ум является главной ценностью личности. По утверждению Ермолая-Еразма, ум "началствует" в человеке и делает его чувства, слова и поступки осмысленными и разумными. Путь человека к святости заключается в том, чтобы направить дарованные Творцом ум и власть на добрые дела и через страдание и смирение обрести "истинный разум". Святыми людьми, которые пребывают в "любви нелицемѣрне, в словеси истиннѣ", Бог "землю просвѣтил есть, якоже небо звѣздами украси". К их числу Ермолай-Еразм относит и муромских чудотворцев Петра и Февронию.

Центральная часть "Повести" состоит из нескольких самостоятельных эпизодов-новелл и имеет анфиладную структуру, связь между отдельными фрагментами может быть логико-хронологической, но чаще является причинно-следственной. Русский писатель XVI в. уже задумывается над тем, как события перетекают одно в другое, и в произведении появляются сюжетные связки: болезнь Петра мотивирует встречу князя с народной целительницей; "худородие" Февронии приводит к конфликту между княжеской четой и боярством Мурома.

Основу первой части, посвященной змееборству Петра и объясняющей причины его болезни, составляет любовный треугольник: к жене муромского князя Павла, старшего брата Петра, летает Змей-обольститель, принимая облик ее мужа. Так в "Повести" задается тема любви и супружеской верности, которая станет одной из ведущих. Княгиня "не таяше, но повѣдаше князю", что "Змий же неприязнивый осили над нею". Следуя совету мужа, она выведывает тайну смерти "злодея", которому суждено погибнуть "от Петрова плеча, от Агрикова же меча". Петр встречает это известие "не сумняся мужествене", он готов выйти на поединок со Змеем, но не знает, как добыть "Агриков меч" (название меча, по мнению ученых, происходит от греческого имени Агрика, которым в "Повести", по-видимому, замещено имя русского былинного богатыря Агрикана). Агиографическая традиция в произведении поддерживает фольклорную: обретение меча происходит в результате чуда. Благочестивый князь Петр "имѣяше... обычай ходити по церквам уединяяся". Когда однажды он молился в Крестовоздвиженском монастыре, находящемся "внѣ града", ему явился некий отрок (ангел) и указал, где лежит "Агриков меч". Писатель дорожит художественной деталью, которая призвана убедить читателя в достоверности описываемых событий: Петр находит меч не просто в церкви, а в щели между плитами алтарной стены.

Ермолай-Еразм творчески использует мотив змееборства, хорошо известный в русском героическом эпосе. Змей не вредит населению Мурома, лишен былинно-сказочной мощи и низведен до роли "любовника". Победа Петра над чудовищем не имеет общерусского, государственного значения, у нее другой масштаб: змееборство – личный подвиг героя, совершенный ради семейного счастья брата. В произведении встречаются такие сюжетные повороты, которые не имеют аналогов в народном творчестве. Например, автор "Повести" нарушает сказочный обычай: Петр, победив Змея, не обретает жены брата, поединок не завершается свадьбой; напротив, от крови Змея тело Петра покрывается язвами, герой заболевает. Описание поединка князя со Змеем лишено сказочной обрядности: в "Повести" отсутствует похвальба Змея и сдержанный ответ на нее героя. В отличие от фольклорных образцов тема змееборства решается в психологическом ключе: сложность положения, в которое попал Петр, острота его переживаний связаны с тем, что он должен убить Змея, принявшего облик любимого старшего брата.

Вторая часть "Повести" раскрывает историю взаимоотношений между Петром и "мудрой девой" Февронией. Истинным героем здесь является не муромский князь, способный на обман, идущий на поводу у спесивых бояр, а крестьянка-целительница, что свидетельствует о демократизации житийного героя, процессе постепенного обмирщения агиографии. Феврония – носитель крайне активной жизненной позиции, воплощение народной мудрости, духовной красоты и силы. Она обладает магической связью с миром природы, ей присущ дар исцелять людей, приручать зверей. Слуга князя Петра с удивлением видит, как рядом с ткущей холсты крестьянкой скачет заяц, но еще больше его поражают слова девушки, которые он "не внят во умъ", "не вѣм" и "не разумѣ". Действительно, речь Февронии поэтически образна и загадочна, требует истолкования. Она говорит, что в доме нет "ушей и очей", т.е. собаки и ребенка, поэтому приход гостя застал ее врасплох; что родители ушли "плакать взаймы", т.е. на похороны, а брат "пошел сквозь ноги на покойников глядеть", т.е. собирать мед диких пчел, лазая по деревьям и рискуя сорваться вниз, разбиться насмерть. "Аще бы кто требовал князя твоего себѣ, мог бы уврачевати и", – утверждает Феврония, уверенная, что спасти Петра от смерти может лишь тот, кто полюбит его, будет в нем нуждаться. Лечение, по словам народной целительницы, потребует от муромского князя определенных нравственных усилий, "работы души" – он должен быть "мяхкосердъ и смирен".

Деятельная натура Февронии отличает ее не только от праведниц русских житий, но и от сказочных "мудрых дев" ("Семилетка", "Стрижена девка"), которые никогда не выставляют брачных условий, вступая в "соревнование умов" с царем, паном, судьей, – те сами берут их в жены. Феврония добивается этого, преодолевая сопротивление князя и никогда не упрекая Петра в малодушии и нарушении обещания. Ее сердце не держит "нимало гнѣву" на князя, когда тот возвращается к ней за помощью, пережив стыд и раскаяние. Девушка добилась успеха как целительница, потому что лечила не только тело, но и душу Петра. Ей удалось смирить гордыню князя, победившего Змея и считавшего союз с крестьянкой неравным браком: "Како князю сушу древолазца дщи пояти себѣ жену!" Отказавшись от "богатых даров", девушка заставила князя переосмыслить ценности, убедиться в приоритете духовного над вещным.

Целительство Февронии, по мнению И. Чековой, связано с "любовной магией", поэтому во второй части "Повести" так много свадебных образов, символов и аллюзий. Используя средства народной медицины, девушка лечит князя с помощью хлебной закваски, которой Петр смазывает "струпы и язвы" после бани, при этом Феврония, заклиная закваску, как бы привораживает князя. В фольклоре квашня, символизирующая плодородие, означает также и девицу, достигшую брачного возраста, готовую стать женой и матерью; баня выступает как обязательная часть свадебного обряда; тканье, являющееся ядерным мотивом "Повести", олицетворяет брачный союз, переплетение женского и мужского начал.

Конфликт между Февронией и ее будущим мужем – не главный в произведении. Вторая часть "Повести" завершается свадьбой, но "худородие" жены Петра рождает новое столкновение – между князем и боярством. Боярские жены не могут примириться с тем, что должны подчиняться простолюдинке, которая по крестьянской привычке после еды собирает кротки в ладонь, зная цену хлеба. В изображении Ермолая-Еразма бояре, заклятые враги писателя, выступают как "неистовии" и "злочестивии" люди, одержимые яростью и потерявшие стыд. Они неразумны, ибо в решении государственных дел полагаются на советы "злых жен". Не случайно об изгнании из Мурома Феврония узнает на пиру, где царит стихия пьянства и обжорства, бояре теряют человеческий облик и говорят "аки пси лающе": "Взем богатество доволно себѣ, отоидеши, аможе хощеши!"

Как самое дорогое в жизни Феврония берет с собой мужа, который следует за ней, не желая нарушать закона единобрачия. Для княжеской семьи начинается период скитаний, когда Петр и Феврония ночуют на берегу реки, довольствуются едой, приготовленной на костре. Лишь после того, как в борьбе за муромский стол "мнози бо велможа во градѣ погибоша от меча", герои возвращаются на княжение. Антибоярская направленность "Повести" сближает ее с лучшими памятниками русской публицистики XVI в. и является одним из веских аргументов в пользу датировки произведения именно этим временем. Открытие Р. П. Дмитриевой автографа "Повести о Петре и Февронии" позволило не только решить вопрос авторства произведения в пользу Ермолая-Еразма, но и уточнить одно из важных звеньев в теории стилей древнерусской литературы: Д. С. Лихачев датировал памятник XV в. и рассматривал как образец стиля психологической умиротворенности, сопоставимый с "тихими ангелами" Андрея Рублева.

В третьей части "Повести" фольклорную линию в развитии образа "мудрой девы" все больше начинает поддерживать линия агиографическая, согласно которой мудрость Февронии сродни дару провидения, типичному для житийных героинь. Чтобы подчеркнуть это, в повествование, например, включается традиционный эпизод на тему "все женщины одинаковы". Когда изгнанники плывут по Оке, один из слуг князя, "приим помыслъ от лукаваго бѣса, возрѣв на святую с помыслом. Она же... обличи й, рече ему: “Почерпи убо воды из реки сия с сю страну судна сего”. Он же почерпе. И повелѣ ему испити. Он же пит. Рече же паки она: “Почерпи убо воды з другую страну судна сего”. Он же почерпе. И повѣле ему паки испити. Он же питъ. Она же рече: “Равна ли убо си вода есть, или едина слажеши?” Он же рече: “Едина есть, госпоже, вода”. Паки же она рече сице: “И едино естество женско есть. Почто убо, свою жену оставя, чюжиа мыслиши?”".

В четвертой части "Повести" ведущим становится агиографическое начало: герои состарились и постриглись в монахи, пообещав друг другу умереть в один день. Однако и этой части присущи сюжетная напряженность, психологическая сложность внутреннего конфликта. Февронии приходится выбирать между обетом Богу, смиренной деятельностью монахини, вышивающей "воздух" (покров для церковных сосудов), и обещанием, данным мужу, уйти из жизни вместе с ним. Узнав, что Петр умирает, Феврония просит мужа повременить, но тот не в силах отсрочить смерть. Тогда Феврония выбирает главное – воткнув иголку в холст и обмотав ее ниткой, она умирает вместе с Петром. Бог вопреки всем церковным канонам освящает супружескую любовь и верность, соединяя тела муромских святых в едином гробе.

Таким образом, в "Повести" поэтизируется земная любовь, служение ближнему расценивается как жизненный подвиг, переосмысляется само понятие святости. Житие Петра и Февронии отступает от агиографической схемы и в структурном отношении: автор далек от полноты и однонаправленности биографического рассказа, он акцентирует внимание лишь на самых ярких и значительных эпизодах в жизни героев. Сложность жанрово-стилевой природы произведения, где причудливо переплетаются традиции фольклора и агиографии, переводной новеллистики и отечественной публицистики, превращают "Повесть" в поэтический шедевр, стоящий в преддверии художественных открытий русской романистики.

Житие Петра и Февронии оказало влияние на формирование Китежской легенды, чрезвычайно популярной в народной среде, особенно у старообрядцев. К ней в своем творчестве обращались П. И. Мельников-Печерский и В. Г. Короленко. Н. А. Римский-Корсаков на ее основе создал оперу "Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии". Житие муромских святых вспоминал И. А. Бунин в рассказе "Чистый понедельник". Над переложением "Повести о Петре и Февронии" работал А. М. Ремизов, определявший главную тему произведения как "неразлучная любовь".