Своеобразие развития мировой экономики в 2001-2013 гг.
Начиная с 1960-х гг. мировая капиталистическая экономика имела три мощных центра притяжения: США (с Канадой) – Западная Европа – Япония. Вместе с экономикой СССР и европейских социалистических стран мировая экономика в своей основе концентрировалась в рамках четырех экономических "центров силы". После распада СССР и деиндустриализации России и других государств, образовавшихся на постсоветском пространстве, экономическая мощь мира почти на всем протяжении 1990-х гг. снова была представлена "триадой": Северная Америка – Западная Европа – Япония. Конец XX – начало XXI в. характеризуется трансформацией этой особенности: благодаря стремительному прорыву в наращивании экономической мощи Китая "триада" превратилась в центр четырех сил. Китай уже стал реальным центром мировой экономики по всем главным макроэкономическим показателям. Таким образом, на смену "Великой триаде" пришел "Великий квартет": США – Евросоюз – Китай – Япония.
Новейшей особенностью следует считать также всевозрастающий уровень связи мировой экономики с политикой. Политика всегда оказывала сильное воздействие на хозяйственные процессы, но в последние десятилетия ее влияние особенно увеличилось, в частности после падения системы мирового социализма. 1990-е гг. были десятилетием абсолютного политического доминирования США, эпохой однополярного мира, закончившейся Великой американской трагедией 11 сентября 2001 г.[1]
С точки зрения развития мировой экономики интерес вызывает в основном один аспект американского доминирования. Он выразился, во-первых, в перенесении американской модели реформирования капитализма ("Вашингтонский консенсус") на большое число "переходных" и развивающихся стран; во-вторых, в распространении на весь мир американской интерпретации неолиберальномонетаристской модели экономической политики, когда была свернута система государственного регулирования в деятельности агентов рынка (т.е. система кейнсианского регулирования). Такая глобальная макроэкономическая политика (осуществлявшаяся под контролем МВФ) привела к деиндустриализации десятков стран, в том числе всех без исключения государств, входящих в СНГ. Особенно сильно пострадала Россия, экономика которой за 1992–2001 гг. сократилась на 55%. Для сравнения: падение американской экономики в период Великой депрессии составило 32% ВВП. Эта тенденция сохранялась вплоть до конца первого десятилетия XXI в.
Рост значения международных политических отношений в мировой экономике в начале XXI в. обусловлен целым рядом факторов. В частности, это уязвимость мировой экономики "случайными", внешне кажущимися малозначительными локальными воздействиями на нее, в том числе террористическими актами, стихийными бедствиями, эпидемиями. Например, атипичная пневмония SARS чуть не спровоцировала сильнейший кризис экономики целой группы азиатских стран. "Птичий грипп", "свиной грипп" (мошеннические операции крупных фармацевтических корпораций совместно с чиновниками ВОЗ в 2008 г.) – это была настоящая катастрофа для пищевой промышленности и индустрии туризма во многих странах, нс говоря уже об угрозе – явной или мнимой – здоровью населения. Она отвлекала крупные финансовые ресурсы из скудных бюджетов небогатых стран. Это и мощные землетрясения и цунами, которые привели к многочисленным человеческим жертвам в странах Азии, в том числе в результате трагедии АЭС в Японии, и др.
Усиление геополитической неопределенности повышает уровень риска и воздействия на поведенческие мотивы стратегических инвесторов, что неизбежно сказывается на динамике глобального делового цикла, делая ее нестабильной даже на фазе подъема. Рискованный характер приобретают не только вероятные действия некоторых правительств или радикальных групп, но не в меньшей степени и действия сильных участников международных отношений. Последние, располагая мощными вооруженными силами, часто неразумно используют свои возможности и тем самым усиливают региональную и глобальную нестабильность. При этом дискредитируются одновременно политико-культурные ценности и ориентации той части мира, которая могла бы действительно стать лидером современной цивилизации и обеспечить достойную жизнь всем народам (по всем признакам – это дело далекого будущего). В данном контексте следует рассматривать и разрушительный характер продолжающейся гонки вооружений, бездумно проводимой крупными (и некоторыми другими) государствами. По существу, они навязывают непроизводительные затраты бедным странам, которым нс хватает средств для решения социально-экономических проблем, но почему-то "хватает" для закупок оружия. В этом контексте следует рассматривать и события 2011 г. на Ближнем Востоке, в частности использование сил НАТО в Ливии, а также идущую гражданскую войну в Сирии.
Аналитики по-разному оценивают перспективы международного экономического развития. Один из подходов исходит из следующей предпосылки: развитый Запад – это сравнительно стабильный центр, по отношению к которому Восток и Юг (развивающийся мир), определяются как неспокойные, зависимые и соперничающие периферийные территории. Соответственно, стабильный "центр" должен выступить в роли патрона нестабильной "периферии". Однако ситуация усугубляется тем, что в постсоциалистическом мире отношения Востока и Запада стали больше напоминать прошлые отношения Севера и Юга, ибо вдруг обнаружились те же проблемы: экономическая отсталость, необходимость помощи, проблемы и противоречия международной миграции, внутренняя нестабильность, непрерывные региональные конфликты. В этих условиях считается, что ведущие страны мира "не могут" выбрать иного пути решения ключевых проблем, кроме "интеграции и вмешательства". Все это, утверждают некоторые теоретики, диктует реальность. В условиях, когда окружающий нас мир все меньше поддается контролю, мы не можем позволить себе роскошь отгородиться от него и бросить "соседей" на произвол судьбы. Конец устойчивого равновесия должен также означать конец международной "свободы действий" – вот кредо "прагматических" сил в мировой политике.
Уже в этих суждениях обосновывается необходимость "ограничительного воздействия" мирового сообщества на страны, которые испытывают огромные трудности, и такое воздействие мир испытывает сегодня. В этот ряд "поставлена" и проблема международного терроризма, вольно рассматриваемая в отрыве от тех социально-экономических и политических факторов, которые в определяющей степени повлияли на рождение этой "темы".
Но какими могут быть ограничения свободы действий отдельных стран? В какой степени будут ограничиваться государства и какие именно? По-видимому, речь идет о большинстве бедных стран, не являющихся участниками военно-политических альянсов, или о тех странах, которые пытаются проводить самостоятельную политику, в том числе в торгово-экономических отношениях, имеют свой голос и выражают собственное мнение о важных вопросах международной политики и экономики. Не будут ли оказывать такие "ограничения" или даже попытка их введения угнетающее влияние на мировое экономическое равновесие? Каким может и должен быть механизм международноправового воздействия на те или иные ограничения? Здесь возникает множество сложных вопросов, ответов на которые пока пег. Ясно одно: мир находится на пороге нового этапа развития, точное направление которого еще не выявлено, хотя общие тенденции, порождаемые глобализацией и конвергенцией, определены.
Сильнейшее воздействие на общее состояние системы мировой экономики, на ее локальные и отраслевые подсистемы оказывает целый ряд политических, экономических, экологических и цивилизационных факторов.
Политические факторы:
• распад мировой социалистической системы, изменение политических отношений, появление множества новых государств, не до конца осознавших свою политико-культурную и этническую индивидуальность и определивших национально-государственные приоритеты, свою роль как эффективных субъектов международного сообщества;
• преодоление межсистемных политических противоречий, характеризовавшихся ранее как "органические". Соответственно, появились предпосылки для формирования единой глобальной политической системы, или международной политической системы, с новым типом отношений сотрудничества и регулирования;
• нарушение мирового политического равновесия в связи с поглощением одной системой (капитализмом) другой (социализма), что привело возникновению мощных очагов региональных конфликтов: Афганистан, Пакистан, Балканы, Кавказ, Центральный, Средний и Ближний Восток. Все это происходит на фоне непрекращающегося арабо-израильского военно-политического противостояния. Политические конфликты, однако, не являются объективно обусловленными, это скорее результат субъективных (неудачных) действий наиболее влиятельных мировых держав и лидеров мирового сообщества вместе с региональными элитами ряда стран;
• ускоренное производство новейших видов вооружений и средств ведения войны, гигантский рост продажи оружия, в том числе бедным странам, что является одним из мощных факторов развития современного международного терроризма и возникновения региональных вооруженных конфликтов.
Торгово-экономические факторы.
• исчезновение мировой социалистической системы, ее поглощение капиталистической, что в конечном итоге привело к деградации производительных сил бывших социалистических стран: часть из них влилась в систему развивающихся стран; часть оказалась периферийной группой в Евросоюзе; третья часть (Россия, Белоруссия, Казахстан, Азербайджан) борется за возвращение в группу экономически развитых стран мира;
• усиление взаимозависимости национальных экономик и экономической политики;
• глобализация экономики и международных экономических отношений, что особенно рельефно проявляется в интернационализации мировой финансовой системы, порождающей ее крайнюю неустойчивость;
• объективное доминирование международных экономических отношений, основанных па единых принципах, преодоление конфликтности, появление факторов, способствующих снижению уровня противоречий в сфере экономических отношений государств;
• кризисное состояние международной экономической, торговой и финансовой систем как следствие функционирования соответствующих разноуровневых региональных и страновых подсистем;
• процесс обострения энергосырьевой и продовольственной проблем;
• усиление неравномерности в мировом развитии, усугубляющее разрыв между тремя десятками развитых государств и огромным числом бедных стран;
• снижение профессионального уровня руководства в ведущих странах.
Экологические факторы:
• обострение проблем защиты окружающей среды, что оказывает сильнейшее влияние на все мировое развитие;
• климатический кризис вследствие загрязнения атмосферы углекислым газом;
• вырубка тропических и сибирских лесов, загрязнение Мирового океана, морей, рек, уничтожение естественного ландшафта;
• проблемы с обеспечением питьевой водой.
Цивилизационные факторы:
• преодоление межсистемных противоречий между странами, проявляющееся в признании смешанной экономики с присущей ей конкуренцией как главного фактора, обеспечивающего равновесие внутрихозяйственного развития. Однако былые межсистемные противоречия сменились противоречиями внутри этой системы, часто квалифицируемыми как цивилизационные противоречия;
• усиление процессов конвергенции, основывающихся на универсальных экономических, культурных, моральных, правовых, гуманитарных ценностных ориентациях, признанных мировым сообществом. Одновременно активизируется дегуманистический, агрессивный потенциал радикальной части общества наиболее развитых стран, разлагающий традиционные демократические, культурные и моральные ценности цивилизации. Эти две тенденции развиваются параллельно (дивергенция);
• нарастание напряженности в этнических и религиозных отношениях между некоторыми странами и внутри стран как следствие нерешенных социально-экономических и иных проблем, а также связанных с политическими и даже военными акциями государств. Это представляет особую опасность в условиях нового этапа взаимоотношений между бедными и процветающими странами (руководители "богатых" стран часто склоняются к тому, чтобы не придавать должного значения появлению опасных тенденций до тех пор, пока они не приобретают разрушительный характер). Необходимо иметь в виду и сильнейший мировой кризис 2008–2010 гг., а также долговой кризис в Европе, переросший в финансовый кризис и в Великую европейскую рецессию.
Укрепление финансовой стабильности в еврозоне связывают с созданием европейских институтов для достижения временной финансовой стабилизации. Это EFSF – Европейский фонд финансовой стабильности, EFSM – Европейский механизм финансовой стабилизации, а также более долгосрочный перспективный институт ESM – Европейский механизм стабильности. Это быстро изменило складывавшуюся десятилетиями валютно-финансовую систему ЕС, особенно той группы из 17 стран, которые имеют другую валюту. Тем не менее продолжение долгового кризиса и его распространение на крупные европейские страны начиная со второй половины 2011 г., позволяет полагать, что эти меры были недостаточными. Способность фондов финансовых гарантий оказалась слишком ограниченной, чтобы справиться с проблемами суверенного долга таких стран, как Италия и Испания, не говоря уже о Греции. Поиск способов значительно повысить финансовую эффективность ESM представляется труднодостижимой целью, в том числе в силу крайней сложности функционирования этого института.
Но дело не только в европейском кризисе. Аналитики предсказывали, что США, в частности, могут столкнуться со второй волной ипотечного кризиса, поскольку многие некачественные ипотечные долги находятся "в тени", а при сохраняющейся высокой безработице и отсутствии динамизма на рынках жилья проблемы эти, вероятно, только возрастут. Аналогичные сложности характерны также для Великобритании и ряда других стран.
В развивающихся странах задача краткосрочной политики заключается в том, чтобы не допустить роста цен на продукты питания и сырьевые товары, а также сильных колебаний валютных курсов – это может подорвать экономический рост и ввергнуть их экономики в следующий цикл спада. Эти страны должны, несомненно, в большей мере чем развитые страны, использовать возможности прямого государственного регулирования, не полагаясь на сугубо рыночные методы и монетарные инструментарии. Цель такой политики не только смягчение воздействия колебаний цен на сырьевые товары и движения капитала на процесс экономического роста, но и оказание прямого воздействия на ситуацию с тем, чтобы добиться реального оживления деловой активности, расширить спрос и уменьшить безработицу. Политика жесткой экономии, которая дает в Европе отрицательный эффект, не может быть рекомендована для развивающихся стран. Важнейшей задачей является изменение финансовой политики и, в более широком смысле, экономической политики, чтобы усилить ее влияние на занятость и устойчивый экономический рост. До сих пор пакеты стимулов в развитых странах в основном были направлены якобы на поддержание дохода, причем на налоговые льготы приходилось более половины всех предоставленных стимулов. Но при этом проводилась политика сокращения государственных расходов, что стимулировало рост безработицы.
Стратегии распределения активов частных и официальных институциональных инвесторов после кризиса изменились. Наибольшее значение имеет то обстоятельство, что эти инвесторы стали внимательнее подходить к оценке рисков, в том числе риска ликвидности и суверенного кредитного риска. В условиях низких процентных ставок большинство долгосрочных институциональных инвесторов до настоящего времени предпочитало более низкую доходность вместо принятия более высокого риска. Ввиду фиксированного характера их будущих выплат или обязательств с гарантированной доходностью, чем дольше сохраняются низкие процентные ставки, тем большему давлению они будут подвергаться, чтобы перейти к более рискованным активам. Различия в процентных ставках между странами играют меньшую роль, если нс брать группу развивающихся и переходных стран (исключая Китай, Индию, Бразилию, Южную Корею, Индонезию).
Структурная тенденция инвестирования в страны с формирующимся рынком после кризиса ускорилась, но нельзя не учитывать риск поворота в обратную сторону, если изменятся основные факторы (такие как перспективы роста, страновой или глобальный риск). Величина недавнего оттока средств из фондов, инвестирующих в акции и облигации формирующихся рынков, соответствует изложенным нами эмпирическим выводам об эффектах увеличения глобального неприятия риска.
Системный риск ликвидности был в эпицентре недавнего кризиса – рынки финансирования для финансовых организаций иссякли, а центральным банкам пришлось осуществлять вмешательство в беспрецедентных объемах, используя любые методы. На наш взгляд, необходимо больше делать для разработки макропруденциальных методов измерения и уменьшения системных рисков ликвидности, мы излагаем некоторые мысли по этому поводу.
Новые глобальные количественные стандарты ликвидности системы "Базель-3" для управления риском ликвидности должны повысить стабильность банковского сектора и косвенным образом содействовать уменьшению системного риска ликвидности. Но по своей сути правила системы "Базель-3" являются микропруденциальными – они призваны ограничивать принятие риска ликвидности каждым банком в отдельности. Они не предназначены и не разработаны для уменьшения системных рисков ликвидности в целом.
Поэтому мы подчеркиваем необходимость создания макропруденциальной системы, направленной на уменьшение общесистемного или системного риска ликвидности. Первоочередное внимание следует уделить разработке определенной системы оценок, учитывающей негативное воздействие, которое решения одной организации по управлению риском ликвидности могут оказать на остальную часть финансовой системы. Это создаст возможности для того, чтобы финансовые организации несли большую часть бремени, которое они возлагают на центральные банки и правительства. Этого можно достичь благодаря макропруденциальному инструменту, который может принимать форму дополнительного требования к капиталу, сбора, налога или страховой премии.