Свобода как феномен

Свобода представляется многим чем-то самоочевидным. Каждый человек, задумавшийся над своим предназначением, не сомневается в том, что при любых обстоятельствах способен возвыситься над самим собой и обстоятельствами. Все зависит от его духовных усилий, напряжения воли. Если он захочет, то свобода окажется его союзницей. Но так ли это?

Можно ли говорить о свободном выборе со стороны индивида, если, допустим, сторонники психоанализа доказывают, что поведение человека запрограммировано впечатлениями детства, вытесненными впечатлениями, подавленными вожделениями? Допустим, в младенческие годы какая-то девочка пережила сильную психологическую травму, которая оставила след в ее психике и оказывает воздействие на поведение теперь уже взрослого человека. Любой поступок, даже самый сокровенный и самый стихийный, если верить неофрейдистам, можно предсказать, объяснить заранее, доказать его неотвратимость. Что же остается тогда от человеческой свободы?

Сегодня немало пишут и о том, что поведение человека весьма сильно зависит от господствующей культуры. Многое оказывает воздействие на наше сознание. Как же можно проявить собственную уникальность? Возможно, мы только полагаем, будто у нас есть идеалы. А на самом деле они взяты из наличной культуры, некритически восприняты нами. Как же рождается свобода?

Многие современные мыслители с большой тревогой пишут о таком феномене современной культуры, как индустрия сознания. Личность утрачивает свою самобытность, потому что господствующая культура, опираясь на мощные средства массовой коммуникации, буквально впечатывает в сознание человека те или иные мыслительные и нравственные стандарты.

Всегда, например, считалось, что предельная свобода индивида находит свое отражение в акте самоубийства. Человек настолько свободен, что может добровольно уйти из жизни. Этот поступок требует внутренней концентрации сил, отчаянной решимости, даже мужества, чтобы совершить последний шаг. Но вот религиозно настроенный философ Габриэль Марсель пришел к выводу, что здесь не все так просто. В наши дни средства психологического нажима на личность столь изощрены, тонки, неуловимы и вместе с тем так действенны, что и этот акт вовсе не воплощает теперь свободной воли индивида.

Можно, например, по словам Г. Марселя, подтолкнуть к трагической грани человека, полного желания жить. Многочисленные сериалы с убийствами и насилием способны вызвать в человеке готовность расстаться с этим миром и даже внушить ему, будто он вынес приговор себе обдуманно, самостоятельно, без всякой подсказки. И напротив, изверившегося, отчаявшегося субъекта, задумавшего уйти из жизни нетрудно с помощью тех же манипулятивных приемов уверить в том, что такой поступок невозможен с моральной точки зрения. И в этом случае человеку будет казаться, что свое решение он принял без всякой подсказки, хотя на самом деле и здесь произошло насилие над его личностью.

Может быть, нам только мнится, что у нас есть свободная воля, а в конкретном поведении обнаруживаются лишь общепринятые стандарты? Неслучайно психологи считают, что, воздействуя на подсознание человека, можно заставить выпрыгнуть его в окно.

Если возможности манипулирования сознанием столь безграничны, то какой смысл толковать о свободных идеалах?

Самое поразительное, самое интересное состоит, пожалуй, в том, что у любого манипуляторского механизма есть пределы. Можно загипнотизировать человека и заставить его совершать всякие забавные поступки. Он будет рыть яму, играть с куклой, убирать мусор. И все это по внушению гипнотизера. Но вот парадокс: даже в гипнотическом состоянии человек не нарушит те нравственные устои, которые у него есть. Выходит, ценности — это какой-то глубинный, стабильный пласт нашей психики. Возможно, именно здесь, через выбор абсолютов, святынь, реализуется наша свобода.

Спрашивая, свободен ли человек, важно пояснить, о чем идет речь — о политическом положении или о внутреннем самоощущении. Человек, закованный в кандалы, крайне стеснен в своих поступках. Но его гордый дух, возможно, непреклонен. Известный писатель, который долгие годы провел в тюрьме, рассказывал, что он никогда не чувствовал себя таким внутренне независимым и свободным, как в камере. Парадокс? Однако согласимся: свобода — это состояние духа... Иному индивиду никто не чинит препятствий, он волен распоряжаться собой. Однако вопреки счастливым обстоятельствам он добровольно закабаляет себя.

Итак, свобода — это философское понятие, отражающее неотъемлемое право человека реализовать свою человеческую волю. Вне свободы человек не может реализовать богатство своего внутреннего мира и свои возможности.

Многие мудрецы разных эпох размышляли о человеческой свободе. В прошлом веке было сделано множество поразительных теоретических открытий, которые заставили по-новому взглянуть на эту проблему. Социальные мыслители засвидетельствовали: прежде чем пользоваться свободой, надо получше осознать, что она представляет собой. В противном случае можно получить длительные и глубокие разрушительные последствия.

Издревле человека, стремившегося обрести свободу, казнили, подвергали изощренным пыткам, предавали проклятиям. Но никакие кары не могли погасить его свободолюбия. Сладкий миг свободы нередко оценивался дороже жизни... На алтарь свободы брошены бесчисленные жертвы. Так, может быть, история человечества и есть дорога к свободе, мучительный путь освобождения от оков?

Свобода — одна из неоспоримых общечеловеческих ценностей. Однако самые радикальные умы прошлого, выступавшие в защиту этой святыни, нередко обнаруживали робость и половинчатость в ее определении. Ратуя за свободу, они тем не менее полагали, что свобода не абсолютна. Предоставьте индивиду право распоряжаться собственной судьбой — и наступит век хаоса. Ведь в нем сильны инстинкты своеволия, разрушительности и эгоизма. Свобода, безусловно, хороша, но замечательно, когда человек добровольно подчиняется общей воле, сознательно умеряет собственные порывы...

Свобода, если она не соотнесена с требованиями нравственности, целесообразности, интересами общества и человечества, легко превращается во вседозволенность. В русской общественной мысли всегда различали два слова — "свобода" и "воля". Волю зачастую понимали как разгул темных страстей, разрушительных импульсов. Душа рвется на простор, а там уж — как получится...

Может ли человек быть абсолютно свободным? Нет, потому что общество, человечество в целом ограничено в своих ресурсах, возможностях. Оно живет в такой реальности, где не исключены природные катаклизмы, войны, социальные конфликты. Поэтому на пути к предельной реализации индивидуальных потребностей всегда вырастают преграды. Но есть еще один не менее значимый ограничитель — нравственный, ставящий нас в положение выбора.

Скажем, я вправе купить себе новый костюм, но тогда пострадает мой младший брат, который тоже мечтает о покупке. Я могу также расстаться с любимым существом, зная, что это создание будет страдать. В дружбе я могу проявить себя как деспот, но какая же это будет дружба? Итак, моя свобода оборачивается несвободой для других. Не захочет ли некто в той же мере ограничить и мою раскрепощенность?

Родион Раскольников, главный герой романа Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание", убивает старуху-процентщицу вовсе не потому, что ему нужны деньги. Раскольникову важно разрешить другой, более значимый для него вопрос: может ли он, смеет ли он? Если не может, значит, он тварь дрожащая... Раскольников решает для себя вопрос: до какой меры он может реализовать свою свободу. Но ведь цена такого порыва — убийство, преступление...

Сегодня многие говорят о свободе, но нередко получается, что речь идет о вседозволенности, причем не только на уровне индивидов, но и на уровне всего общества. Губернатор, вообразивший себя ханом или главарем местной братвы... Ничем не ограниченные политические противостояния с черным пиаром, способным враз обрушить политическую карьеру недавнего лидера экспертных реляций. Ежедневные сообщения об отстрелах. Там оборвали жизнь руководителя крупного индустриального гиганта, а здесь послали пять пуль в голову специалиста по Кьеркегору. Чиновник, спокойно обсуждающий в своем кабинете размеры предполагаемой взятки. Ректор коммерческого вуза, пекущий международные дипломы и сертификаты. Принудительное сексуальное просвещение в школе вместо изучения Байрона. Властитель дум редакционного коридора, бросающий на газетной полосе глумливые слова по адресу нового президента.

Свобода казалась нам таким безупречным понятием, кристально ясным. И вдруг обнаружились размежевания — свобода и своеволие, свобода и бунт, свобода показная и фактическая. А главное — совсем непонятно, что делать с этим благословенным даром. Депутат Госдумы г-н Митрофанов предлагает немедленно вооружить население. Он даже ссылается на опыт Америки, где кольт служит надежным гарантом спасения. Известный писатель на страницах толстого журнала рассуждает: "Если я не имею права убить, какой смысл говорить о свободе?" Династическая ведьма публикует расценки: за достойную плату могу хромоножку выдать замуж за рок-певца, который пока ни сном, ни духом не подозревает о повороте в своей судьбе. Украинские девушки, посрамившие своей судьбой историю рабыни Изауры... Не шагнула ли, совсем С. Есенину, нас опьянившая свобода за свой дерзкий предел?

История человечества, к сожалению, дала немало примеров этакой коллективной вседозволенности власти, державшей в страхе народ, — это и тирании, и деспотии, и тоталитарные режимы... И если отдельно взятому индивиду, как правило, сама жизнь подсказывает, что свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого человека, и он вынужден считаться с этим, то подсказки такого рода редко удерживали всевозможные кланы, семьи, династии, дворы от попрания свободы других. Но демократия во всем мире расширяет свои границы, и народы не хотят больше мириться с любыми проявлениями вседозволенности.

Иногда говорят: надо раскрепостить человека. Пусть реализует свою собственную самобытность. Уберем всяческие оковы и позволим человеку воплощать свои помыслы. Казалось бы, как это прекрасно. Личность неприкосновенна. У человека нельзя отнять право защищать свою жизнь, свою честь, свое имущество. Но ведь люди в порядке самообороны могут и убивать друг друга.

Мы осудили практику тоталитаризма. С горечью убедились и в том, что скороспелая свобода тоже может закрепостить человека. Под видом демократии можно, оказывается, распоряжаться судьбами людей, обеспечить себе неограниченную власть, уйти от ответственности. А ведь это все тот же самый "феномен своеволия", о котором так много писали русские философы.

Своевольный индивид наших дней отказывается признать право, если оно не выражает его вожделений. Он отвергает все, что не соответствует его собственным жизненным установкам, но ведь реальность гораздо сложнее, чем это представляется кому-то из нас... В социальной организации такому индивиду грезится только насилие над ним, хотя социальные институты зачастую поддерживают его. В чужой нации он клеймит "странные" обычаи и "чужую" кровь. В общечеловеческой морали он усматривает абстрактную мудрость, совершенно непригодную для повседневности.

Грозят ли нам "оковы тяжкие"? Безусловно. Но опасность вовсе не в укреплении порядка, государственности, ответственности, а в печальном опыте своеволия. В XX в. сделано весьма значительное социальное открытие: в основе тоталитарного общества лежит идея вседозволенности. Иначе говоря, любой деспотизм вырастает как логическое продолжение безбрежной свободы. Своеволие растлевает все вокруг, выжигает почву, несет всеобщее уничтожение.

Осудив практику тоталитаризма, мы не сумели избавиться от "болезни своеволия". Свобода — нравственный императив. Она предлагает не только преодоление различных препятствий на пути человека, но и сознательное ограничение определенных порывов, которые могут обернуться несвободой для других. Ущемляя чужую свободу, человек сам рискует оказаться в зоне дефицита свободы.

Киллер свободен пролить чужую кровь. Но и он не застрахован от погибели. Губернатор, научившийся "пропускать" через демократию собственные корыстные намерения, сам оказывается жертвой нечестной игры. Ректор, торгующий дипломами, рискует взять на работу дилетанта, который способен разорить его. Писатель, тоскующий по "законному праву" убивать, сам становится мусорщиком человеческих душ. Чиновник, пекущийся о взятке, разрушает государство, которое является гарантом его благополучия...

Так что же — свобода опасна? Речь идет не об этом. Свобода начинается именно там, где я сознательно ограничиваю себя. Отказываясь от обжорства, я побеждаю инстинкт. Испытывая сострадание к другому и помогая ему, я освобождаю себя от жадности, эгоизма. Признавая право другого на собственную жизненную позицию, я устраняю собственную ограниченность. Жертвуя собственной жизнью, если это нужно для высокой цели, я проявляю свободу...