Средние века и эпоха Возрождения

В области художественного творчества средние века нельзя назвать совершенно бесплодными уже потому, что в это время создавался величественный героический эпос, хотя литературно-критическая мысль полностью заглохла. Разве что какие- то ее отблески можно найти в краткий период так называемого каролингского Возрождения (кон. VIII – нач. IX в.). В стенах основанной Карлом Великим Академии ученые-литераторы (Алкуин, Павел Диакон и др.) реанимировали некоторые идеи Аристотеля и Горация.

Но только в XIII веке появился оригинальный и влиятельный мыслитель, определивший отношение доминировавшей в то время церковной идеологии к литературе, художественному творчеству. Это был Фома Аквинский, официально провозглашенный католической церковью в 1879 году величайшим мыслителем всех времен.

Эстетические и литературные взгляды Фомы Аквинского – это своеобразная христианская переработка идей Платона и Аристотеля.

Как и последний, Фома связывает прекрасное с гармонией, соразмерностью и ясностью. Вслед за Платоном он видит источник красоты в Боге, а ее атрибутами называет объективность, неизменность, абсолютное совершенство. Произведение литературы и искусства, утверждает Фома, опять же исходя из учения Платона, диктуется художнику свыше и есть прежде всего проявление божественного разума и воли. И вообще все земное может называться прекрасным, только если оно пронизано божественным светом, высшей духовностью. Только божественное может быть абсолютно прекрасным. Добро и красота, по учению Фомы, едины, т. е. доброе (понимаемое в христианском духе) всегда прекрасно и наоборот. И еще – прекрасное статично. Эту мысль разовьет в эпоху романтизма англичанин Джон Ките в своей известной "Оде к греческой вазе" (1817). И это не единственный пример влияния Фомы Аквинского на более позднюю эстетическую и философскую мысль. В XX веке на Западе вспыхнул даже культ Фомы, выразившийся в широком распространении философии неотомизма. Идеи Фомы Аквинского используют представители религиозного течения в современном литературоведении. В частности, сохранило свое значение оригинальное учение Фомы о художественном образе. Последний, по определению Фомы, не является и не должен быть отражением видимой природы. Он должен выражать как раз то, что не воспринимается органами чувств, что лежит за пределами предметного, реального мира. Вполне очевидно, что в таком понимании художественный образ превращается в символ, главным в котором является второй, надреальный план. Подобное понимание образа и символа будет характерно для очень многих писателей и ученых, начиная от романтиков и прерафаэлитов в XIX и кончая К. Юнгом в XX веке.

В эпоху Возрождения "божественное" постепенно исчезало из всех сфер жизни, в том числе из литературы и литературнокритических трактатов. Женщина у Данте и Петрарки (XIV в.) может быть истинно прекрасной только тогда, когда она излучает божественную духовность, у Ронсара же (XVI в.) женская красота изображается в ее сугубо земном проявлении. Знаменитая строка одного из сонетов Ронсара – "зачем нужны нам боги" – знаменует собой победу новой идеологии. Правда, после Ф. Ницше, объявившего не только о ненужности богов, но и об их "смерти" и шокировавшего мир рекламированием "белокурых бестий", приходящих на смену умершим богам, маятник снова качнулся в обратную сторону – боги стали "воскресать".

Для литературно-теоретической мысли эпохи Возрождения наиболее важными представлялись два вопроса – проблема национального литературного языка и проблема возрождения античных жанров. Известно, что вся элитная "ученая" литература создавалась на латинском языке. На нем писали поэты каролингского возрождения в VIII веке и ваганты в XIII. Но уже в начале XIV века одно из величайших произведений мировой литературы – "Божественная комедия" Данте была написана на итальянском языке. Это было делом прямо-таки революционным, и Данте написал специальный трактат "О народной речи", в котором оправдывал использование национального языка "высокой" литературой.

Необходимость "защиты" и "прославления" родного языка во Франции возникла полтора столетия спустя. Свой родной язык и собственные заслуги в его литературном усовершенствовании воспевал Ронсар. Но если Ронсар писал об этом в стихах, то его соратник по знаменитому кружку "Плеяда" Дю Белле посвятил этой проблеме специальный трактат, вошедший в историю литературоведения, – "Защита и прославление французского языка". Трактат был направлен против тех, кто, "не имея никакого отношения ни к грекам, ни к латинянам, принижают и отвергают все, что написано по-французски". Дю Белле надеялся, что творения отечественных поэтов затмят славу Гомера и Вергилия и что французский язык "сравнится с языком самих греков и римлян".

Вместе с тем, обращаясь к французским поэтам будущего, Дю Белле советовал им возродить исчезнувшие в средние века античные жанры – трагедию, элегию, оду, эпиграмму и др. Он призывал создавать образцы высокой поэзии, "далекой от всего низменного", настраивая "свою лютню в полный унисон с греческой и римской лирой" так, чтобы в произведениях "не было ни одного стиха, который не носил бы следов изысканной классической эрудиции".

Призывы Дю Белле, равно как и старания более позднего французского литератора Ф. Малерба, способствовали зарождению французского классицизма, доминировавшего в литературе Франции вплоть до XIX столетия и породившего не только выдающиеся художественные произведения Корнеля, Расина, Вольтера, но и авторитетные литературоведческие теории.